держать в поле зрения и княжну, и ненавистного изверга, молча кивнул.
— Ну что ж, — снова улыбнулась княжна, — я исполняю твою просьбу!
Лада мягким, неуловимым движением выхватила из кармана сарафана маленький клочок светлой мягкой кожи и повернулась к Вотше.
— Это ты написал? — она помахала в воздухе своим клочком.
Вотша невольно сделал шаг вперед и поднял руку, словно собирался выхватить этот кусочек кожи из девчачьих пальчиков, но расстояние до княжны было слишком далеким, да и стол стоял между ними, так что он поневоле замер с поднятой рукой. А затем его рука безвольно упала вниз, и он тихо, на выдохе произнес:
— Я, госпожа…
Княжна спокойно вышла из-за стола, обошла родителей, пересекла зал и оказалась рядом с Вотшей.
— Так вот, — звонко произнесла маленькая девочка, — я признаю этот подарок лучшим из полученных мной! — Она снова помахала кусочком кожи над головой. — И присуждаю награду… извергу Вотше!
Сидевшие за столом гости замерли, и несколько секунд в трапезной висела потрясенная тишина. А затем раздался поистине нечеловеческий рев Юсута:
— Так нечестно! Если бы я знал, что княжна так ценит овечью кожу, я подарил бы ей целую шкуру!
Ирбис вскочил со своего места, порвал ворот своего роскошного, ярко расшитого халата, словно он перехватывал его горло удавкой, и снова заорал:
— Друзья, княжна просто издевается над нами! Выше всех дареных нами драгоценностей она ставит клок овечьей шкуры, подаренной ей каким-то вонючим извергом!
Он крутанулся на месте, и теперь уже его рев был обращен в сторону князя:
— Князь Всеслав, твоя дочь оскорбила всех нас, и я требую…
Договорить ему князь не дал, его рука взметнулась вверх, и тяжелый кулак опустился на столешницу так, что вся стоявшая на ней посуда подпрыгнула, а несколько тяжелых кубков опрокинулось.
— Ты требуешь?!
Голос князя перекрыл рев ирбиса, и у присутствующих зазвенело в ушах.
— Ты требуешь, сидя в моем замке и за моим столом?! Ты, котенок ушастый, поднимаешь голос впереди старших?! Да я сдеру с тебя твою поганую шкуру и постелю ее в комнате моей дочери, чтобы она топтала ее своими ногами!
Юсут медленно опустился на свое место и замер с перекошенной физиономией. А князь медленно перевел взгляд на дочь.
— Вот что, Ладушка, объясни отцу и матери, почему для тебя кусок старой кожи дороже драгоценных камней? И какую награду ты хочешь дать этому… — лицо князя как-то странно перекосилось, но он быстро овладел собой, — этому извергу?
— Папочка, — почти пропела девочка, — дороже драгоценных камней для меня не кусок кожи, а то, что на нем написано! Это настоящий подарок, потому что он не куплен за отцовские деньги, не похищен у кого-то, не сорван с убитого, а создан тем, кто его дарил! Если бы Юсут сам нашел и обработал эти камни, — она ткнула пальчиком в сторону маленького столика, на котором были разложены подарки, — я, может быть, еще и подумала бы, но… И еще одно, этот подарок уже никто никогда у меня не отберет, не похитит!
— Вот как? — недобро ухмыльнулся князь, и словно в ответ на эту ухмылку на лицо Юсута тоже выползла кривая дергающаяся улыбка.
— Именно так, папочка, — снова пропела Лада. — Я этот подарок запомнила наизусть, так что отнять его у меня можно только вместе с жизнью!
— Ну а что насчет награды? — гораздо спокойнее, даже с легкой иронией поинтересовался князь Всеслав, бросив быстрый взгляд на снова замершего Юсута. — Ты действительно собираешься… э-э-э… поцеловать изверга?
Последние слова дались князю с явным трудом.
— Я считаю, что поцелуя слишком мало за такой богатый дар, — совершенно серьезно проговорила Лада, — и поэтому прошу тебя, отец, возвести этого мальчи… этого изверга Вотшу в ранг моего пажа!
И после этих слов нависшее над пиршественным столом грозовое напряжение мгновенно исчезло. Гости возбужденно загалдели, послышались смешки, звон кубков, но голосок княжны снова перекрыл поднявшийся гвалт:
— Я говорю совершенно серьезно, отец!
Князь вышел из-за стола и подошел к дочери. Погладив ее по каштановой голове, он спокойно и в то же время властно произнес:
— Я думаю, дочь, твое решение, твоя просьба ко мне вполне совместна с твоим званием, с твоим положением. Вряд ли кто-то из присутствующих сочтет ее недостойной! А потому…
Князь быстро отошел к красному углу трапезной и, сняв с костыля висевший там большой ключ, вернулся назад.
— А потому, — торжественно продолжил он, — я посвящаю Вотшу, изверга нашей стаи, в ранг твоего пажа.
И князь коротко коснулся бородкой ключа обоих плеч Вотши.
— Служи своей госпоже всеми своими силами, знаниями, умениями и чувствами! — веско проговорил князь, глядя прямо в глаза Вотше. — И пусть твоя госпожа никогда не пожалеет о своем выборе!
После этих слов князь повесил ключ на прежнее место, а сам вернулся к столу.
Лада повернулась к Вотше, быстро и аккуратно спрятала клочок кожи в карманчик сарафана и громко сказала:
— Теперь ты — мой паж, и должен всегда находиться рядом со мной. Встань за моим стулом!
Она протянула ему свою маленькую руку, и Вотша, неожиданно для самого себя, опустился на одно колено и приник губами к этой руке.
Снова над пиршественным столом повисла тишина, и в этой тишине княжна прошествовала к своему месту, а Вотша проследовал за ней и, пододвинув ей стул, встал за его спинкой.
Князь тут же поднял свой кубок и громко сказал:
— А теперь послушаем нашего мудреца, главного наставника наших детей, мэтра Пудра!
И тут со своего места встал неопрятный толстяк в тесной одежде, сидевший рядом с Ладой. Подняв свой налитый почему-то только до половины бокал, он свысока оглядел притихший стол и… задумался! Его светлые, прозрачно-голубые глаза вдруг остекленели, толстая нижняя губа отвисла, а рука, державшая бокал, задрожала. Около минуты в малой трапезной стояла тишина, а затем мэтр Пудр встрепенулся и хрипловатым баритоном произнес:
— Так о чем это я?
— Вы, досточтимый, хотели сказать несколько слов о своих воспитанниках и нашей сегодняшней хозяйке пира, Ладе, — с чуть заметной смешинкой в голосе напомнил ему Всеслав.
— А, да-да! — оживился мэтр. — Должен сказать, вожак, что эти ваши воспитанники — настоящие разгильдяи! Я занимаюсь с ними уже… э-э-э… очень долго, а язык западных стай освоил лишь… Сигрд, да и то в весьма небольшом объеме! Но он хотя бы может, как мне кажется, объясниться на этом языке. Что касается наречий языка восточных и южных стай, то ими в достаточной степени владеют Юсут и Асхай, но языки этих стай очень похожи, а для Юсута и Асхая одно из этих наречий — родное! Что касается письма и чтения, что, в общем-то, неразделимо, то этим искусством владеет только прекрасная Лада, мальчики не умеют читать и писать и, мне кажется, никогда не научатся!
Тут он вдруг обнаружил у себя в руке наполненный бокал и, изумленно уставившись на него, замолчал. Секунду спустя мэтр Пудр поднес свой бокал поближе к глазам, потом понюхал его содержимое и еще раз обвел взглядом замерший в предвкушении веселья стол.
— Господа, я… э-э-э… что-то не совсем понял… — В это мгновение его взгляд задержался на княжне, и в его голове, видимо, несколько прояснилось. — Да, конечно, — удовлетворено кивнул он сам себе. — Я поднимаю этот бокал за лучшую в моей жизни ученицу, княжну Ладу!
