приехать через пару недель.
Глэдис вздохнула так, словно видела сына в последний раз в жизни.
– И тебе не жалко оставлять меня в одиночестве?
– Не-а, – ухмыльнулся Сэм.
Держа Фэтцо за ошейник, он ждал, когда Дилайла попрощается. Он ждал. А Глэдис никуда не спешила. Она щебетала и ворковала, вцепившись в Дилайлу мертвой хваткой и покрывая ее лицо горячими поцелуями, оставляя пятна розовой, как морозный румянец, помады. Через пять минут Сэм решил, что хорошенького понемножку, и спас Дилайлу, решительно вытащив ее на крыльцо. Смеясь в два голоса, они сели в машину. Дилайла повернула ключ зажигания. Ни звука. Она повернула ключ еще раз. Тишина. Дилайла растерялась. Машина у нее была уже давно и никогда еще не подводила Дилайлу.
– Черт! – крикнула она в сердцах и стукнула кулаком по рулю. Взревел клаксон.
– Не волнуйся, я сейчас посмотрю, в чем дело, – сказал Сэм, выбираясь из машины. – Может, мама отключила зажигание, чтобы мы остались?
Он улыбнулся, обогнул машину и поднял крышку капота. Дилайла повернула зеркало заднего вида, чтобы видеть, что делает Сэм. Это было без толку: она не увидела ничего, кроме Глэдис, которая тут же возникла на крыльце и счастливо улыбалась, как удачливый соперник, который не в силах скрыть свою радость от того, как повернулись события.
Решили подождать до утра и позвонить в аварийную службу. Отчасти потому, что Дилайла с ужасом вспомнила, что не уплатила очередной взнос, а еще потому, что Глэдис настаивала на необходимости поставить чайник и устроить «славный перекус». После двух чашек чая, такого крепкого, что с зубов запросто могла сойти эмаль, и половины упаковки бисквитов Сэм спросил Дилайлу, не хочет ли она подышать свежим воздухом, и предложил прогуляться по пляжу. При слове «прогуляться» у Фэтцо приподнялись уши, а хвост радостно завилял. Едва сдерживая восторг, пес умоляюще взирал на Дилайлу. Хозяйка вняла собачьей мольбе и сказала, что это отличная мысль. Она надела куртку, взяла Фэтцо на поводок и вышла вслед за Сэмом в холодный апрельский вечер.
Они спустились по бетонным ступеням на засыпанный галькой пляж. Вечерело, и берег выглядел безлюдным, если не считать двух подростков, которые сидели на какой-то шкуре, курили одну сигарету на двоих и пили сидр из пластиковых бутылок. Дилайла спустила Фэтцо с поводка, и он стрелой помчался к кромке воды. Она смотрела, как ее пес в упоении прыгает в воде, и смеялась. Сэм стоял рядом с ней, улыбался, радуясь ее смеху, и разглядывал ее лицо: когда Дилайла смеется, ее нос чуть подрагивает; нижние зубы не совсем ровные, наверное, в детстве она отказывалась носить пластину; волосы падают на плечи непослушными прядями, и ветер шевелит их. Одна прядь зацепилась за воротник ее куртки, и Сэм хотел было наклониться и высвободить ее. Но сдержал себя.
– Так почему же ты все-таки уехала из дома? – Он присел на корточки, набрал пригоршню мелких камешков и смотрел, как они высыпаются сквозь его пальцы.
Дилайла сунула руки в карманы и продолжала наблюдать за Фэтцо.
– Понимаешь, я всегда жила в Брэдфорде, с самого рождения, я не знала никакой другой жизни, и в один непрекрасный момент мне стало скучно. Захотелось перемен. Чего-нибудь новенького, волнующего… – Она подумала о Чарли. Ей не хотелось рассказывать Сэму о той встрече в больнице: история прозвучала бы неправдоподобно, и Сэм мог подумать, что она вела себя, как глупая девочка-подросток. Или что она совсем спятила.
– А чем ты занималась в Брэдфорде?
Дилайла обернулась, присела на корточки рядом с ним, подняла с земли камень, провела пальцем по его гладкой поверхности и что есть силы швырнула его в море. Камень шумно плюхнулся в воду.
– Жила с парнем по имени Ленни и работала официанткой, – ответила она, глядя на море. – Мы очень долго были вместе, но под конец все разладилось. – Она вспомнила, как голый Ленни лежал под Джун. – Мы стали чужими.
– А что случилось с твоей работой?
– Я ее бросила. Она была противная, как и любая работа официантки.
– Тогда зачем ты там работала?
– А ты как думаешь? – переспросила Дилайла. – За тем же, зачем ты работаешь в кафе, – чтобы получать деньги.
– Да, но я не собираюсь делать это вечно. Это только начало, – сказал Сэм и посмотрел на Дилайлу. Она сжала губы, приготовившись защищаться, и Сэм понял, что задел ее за живое. – Ты неправильно меня поняла, Дилайла. Я вовсе не наезжаю на тебя. Просто мне кажется, что работа официантки не для тебя. Ты достойна большего. Ты такая яркая, веселая и умная. Она годится лишь как временная, чтобы встать на ноги. Но наверняка есть что-то, чем ты хочешь заниматься, о чем мечтаешь.
Он замолчал, вдруг осознав, что почти кричит, заглушая рокот прибоя. Да и вещает он, как бездарный проповедник.
Дилайла сидела молча, сгорбившись и перебирая пальцами гальку. Сэм корил себя за длинный язык. На этот раз он действительно ее обидел и уже готов был начать извиняться, когда она вдруг заговорила, и голос ее был еле слышен за шумом прибоя:
– Была у меня одна мечта. Когда я была еще маленькая, я часами играла с банками краски, пробовала составлять разные цвета и оттенки. Мой дядя работал художником-декоратором, и в школьные каникулы я ходила к нему на работу, наблюдала за ним, поражалась тому, как он может изменить атмосферу помещения, используя разные краски. Наверно, именно тогда я и поняла, что хочу заниматься чем-то подобным, но не знала, чем именно… – Дилайла замолчала и стерла рукавом с носа капельку. – И поняла это, только когда выросла и услышала слова «дизайн интерьера». Это гораздо больше, чем просто краска и обои, больше, чем то, чему можно научиться. Словно комната вдруг становится огромной и более выразительной. Я уже добилась успехов в рисовании и черчении, а учителя помогли мне узнать, где есть такие курсы. Мечтала поступить в колледж и не сомневалась в правильности своего выбора. У меня уже была куча идей, некоторые совершенно бредовые, а некоторые простые… они касались домов, магазинов, ресторанов… – Дилайла подняла глаза на Сэма. – Звучит глупо, правда?..
– Нет, почему же.
Она пожала плечами.
– А почему ты не осуществила свою мечту? Не поступила в колледж?
– Так сложилась жизнь. Ей наплевать на наши мечты.
– Ничего подобного. Еще не поздно. Ты можешь поступить в колледж на заочное или вечернее обучение. Есть масса возможностей. Стоит только захотеть…
Дилайла не ответила. Она уставилась на свои спортивные туфли, мокрые от морских брызг. В голове у нее все смешалось. Сэм заглянул в потаенный уголок ее души и вернул к жизни те чувства и желания, которые почти умерли благодаря Ленни, работе и всему тому, чем она жила последние десять лет. Она не думала, что кто-то может отнестись серьезно к этим стремлениям и не станет, как Ленни, смеяться над ней и называть ее идиоткой. А Сэм не стал. Он вовсе не считает, что это глупости. Он и вправду верит, что Дилайла может поступить в колледж, получить профессию дизайнера, сделать карьеру. Он, как видно, не сомневался, что она может все осилить.
И Дилайла растерялась, смутилась. Она уже похоронила свои мечты, а сейчас Сэм пытается вернуть их к жизни. Уговаривает ее поверить, что мечта, забытая ею десять лет назад, может осуществиться. Так ли это? Может, он и прав. Стоп. Разве сейчас она не мечтает совсем о другом? Разве ее мечта – не Чарли, не волнующая жизнь с ним? Разве не за этим она приехала в Лондон? Разве не этого она хочет больше всего на свете?
– Я замерзла.
Разволновавшись, Дилайла и не заметила, что насквозь продрогла.
Она прижала руки ко рту и попыталась согреть пальцы горячим дыханием.
– Давай я согрею, – предложил Сэм. Он нежно взял ее за руки. Его ладони были теплыми, как хлеб из тостера. – Пойдем домой.
Дилайла кивнула и поднялась. Размяла затекшие ноги, подозвала свистом Фэтцо, который сновал вдалеке на берегу, вынюхивая крабов и выброшенные на берег пучки водорослей. Пес подбежал к ним, подставил шею, чтобы Дилайла пристегнула поводок, и они побрели к дому. Сэм снял старый жакет из
