— Очень мне жалко Володю. — Нателла Георгиевна достала из стола коробку шоколадных конфет. — Удивительно неприспособленный. Его всегда будут обходить. Эта самая Наташка Рослякова ему в подметки не годится, но и она его сто раз обойдет, пока он в затылке будет чесать. Увы, моя дорогая, так устроен мир. Почет, уважение, деньги распределяются в нем по воле случая, и часто совершенно несообразно. Будь ты семи пядей во лбу, но если не выучишь основные правила житейского марафона, ничего не добьешься. И правила-то нехитрые, пустяковые, да вот чем талантливее человек, тем труднее они ему даются. Таким, как Володя, в жизни необходим поводырь.
Кире любопытно было узнать, какие это нехитрые правила проводят к успеху. Но спросила она о другом:
— А почему вы думаете, что Володя талантливый человек?
— Э-э, лисенок, покрутишься с мое да будешь внимательной — и спрашивать не придется. Он держится истуканом — и в этом уже виден талант. Серенький, ординарный человечек никогда не будет вести себя истуканом. Как угодно — подло, нелепо, но не истуканом. В дураковатости истукана — всегда старайся обнаружить благородную отрешенность от будничности. Я с Володей много говорила. О, в нем все есть, что должно иметь мужчине, — глубина, знания, память, только одного в нем нет — цели. Если талантливый человек цели не имеет, все в нем пропадет задаром и кувырком. Обыкновенный человек может прожить счастливую жизнь без всякой цели. Потому что для него любая жизнь подходит. Он как безразмерный носок, на что угодно напялится. А талант — это всегда индпошив. Попытается втиснуть в себя не ту жизнь — расползется по швам. Володька и так уже трещит. Он в коридоре ходит, а я отсюда треск слышу. На актрисе женился. Это же нарочно не придумаешь — Володька на опереточной актрисе!
— А на ком ему надо жениться?
— На рабыне... Ты почему конфеты не ешь, лисенок?
Кира взглянула на часы — ей уходить не хотелось. Все же удивительно приятно было сидеть с Нателлой Георгиевной и болтать по-дружески. Но в отделе ее уже, наверное, обыскались.
— Если истуканизм считать признаком талантливости, — сказала Кира, — то самый талантливый человек в издательстве — Тихомиров. Где-то на грани гениальности.
— Ох, хитрюшка маленькая! — Нателла Георгиевна даже руками всплеснула, даже привстала, увидев перед собой такое хитрое создание. — Я все жду, когда она мне напомнит, сколько вытерпит в неизвестности, а она вон как ловко сбоку зашла... Значит, Кучкин тебя уже изловил. И что же он тебе успел сказать, этот худородный прилипала?
— Ничего, — Кира смело, наивно щурясь, выдержала пронизывающий взгляд наставницы. — Как раз о Тихомирове расспрашивал. Жалел Тихомирова. Вот вы Володю жалеете, а Кучкин Тихомирова.
Несильный, но точный укол попал в точку. Нателла Георгиевна не то чтобы нахмурилась, но некий ледок приморозил ее усмешку.
— Не дерзи, лисенок, тебе не к лицу. Тихомирова жалеть не за что. И он не истукан. Он дурной и наглый. Надеюсь, ты разницу чувствуешь?
— Я разницу чувствую, но я Тихомирова совсем не знаю. И с Кучкиным сегодня первый раз в жизни разговаривала. Они мне оба малоинтересны.
Нателла Георгиевна откинулась в кресле, дымила папиросой. Она курила «Беломорканал». Опустила на Киру ледяное свечение темных глаз. Так зоолог разглядывает лягушонка, прежде чем приколоть его булавкой к доске.
— Я что-нибудь не так сказала, Нателла Георгиевна?
— Откуда вдруг такой тон, лисенок?
— Какой?
— Точно я тебе подала яду в воде.
— Вам показалось, Нателла Георгиевна. Но если откровенно, меня Кучкин раздражает. Набросился прямо на лестнице. Чего-то выпытывает про Тихомирова. Ужас! Я думала, он меня в пролет столкнет.
— Вот что, Кира Новохатова, хватит ломать комедию. Отвечай, ты хочешь подниматься по иерархической лестнице? То есть расти?
— Очень хочу. Но я об этом как-то не думала прежде.
— Место Тихомирова тебя устроит?
Разговор принял фантастический оборот. Чтобы не быть окончательно загипнотизированной, Кира сосредоточилась взглядом на гравюре неизвестного мастера на стене.
— Я ничего не понимаю в культурной жизни, — ответила она первое, что пришло в голову.
— В ней никто ничего не понимает. Тихомиров тем более... Дружок, да ты хоть соображаешь, о чем я с тобой сейчас говорю? Какой-то у тебя слишком блаженный вид.
— Мне кажется, вы немного меня разыгрываете, — призналась Кира.
Нателла Георгиевна старательно затушила в пепельнице папиросу, ответила на телефонный звонок. Произнесла в трубку несколько воркующих, пустых фраз. Кира поднялась, чтобы уйти и не мешать, но наставница изящным взмахом руки приказала ей сидеть.
«Неужели, — подумала Кира, — я действительно могу занять место Тихомирова? Но каким образом и благодаря каким достоинствам? Неужели вообще возможно такое закулисное назначение? А почему, собственно, невозможно? Правда что, не строй из себя Снегурочку, Кирка. Вот Гриша-то удивится, когда я ему вечером все расскажу!»
— Милый лисенок! — сказала Нателла Георгиевна своим обычным бархатным, ласковым голосом. — А ведь ты ведешь себя не слишком честно. Я делаю тебе заманчивое предложение, за которое любой ухватится двумя руками, а ты что-то лукавишь, уходишь от прямого ответа... Так нельзя, Кира! Учись быстро ориентироваться. За мной стоят и другие люди, которые не знают тебя так хорошо, как я. Они готовы мне поверить на слово, что ты не подведешь.
— В каком смысле не подведу?
Нателла Георгиевна скривилась, как от кислого.
— В том смысле, что справишься с должностью... Теперь Тихомиров. Ты же прекрасно знаешь, он давно стал притчей во языцех. От него шарахаются и авторы и сотрудники. От него издательству один вред. Я сейчас говорю об этической стороне вопроса, наверное, это для тебя важно.
— Это было бы для меня важно, — тоскливо заметила Кира, — если бы я всерьез приняла ваше предложение.
Нателла Георгиевна разозлилась по-настоящему. Даже слегка побледнела.
— Кира, опомнись! По-твоему, я с тобой шутки шучу?! Тары-бары развожу от скуки?
— Но вы же не отдел кадров. Как вы можете снять Тихомирова и назначить меня? Или еще кого- нибудь?
— Думаю, что могу! — скромно сказала Нателла Георгиевна.
Кира оказалась в западне. Что бы она теперь ни ответила, все могло прозвучать двусмысленно и обернуться против нее. Да и молчание ее можно истолковать превратно. Кира вошла в этот кабинет беззаботно, надеясь помурлыкать с наставницей и все уладить, а выйти отсюда рискует изгоем. Неизвестно, справится ли Нателла Георгиевна с Тихомировым, это вилами на воде писано, зато вышвырнуть из издательства Киру или устроить ей адскую жизнь у нее сил хватит, в этом не приходится сомневаться. Разумнее всего было вымолить отсрочку, оставить в капкане пальцы, но не голову.
— Честное слово, я совершенно не готова к этому разговору, — жалобно протянула она.
Нателла Георгиевна вдруг весело, простодушно рассмеялась.
— Новохатова, чудо ты мое, да что же ты за человек такой! Что ты жмешься и жеманишься, точно тебя тянут на раскаленную сковородку! Господи, бывают же такие нескладехи... — Она на мгновение задумалась, и тихое лицо ее стало похоже на гипсовую маску изумительной красоты. — Что-то есть в тебе общее с Володькой Евстигнеевым. Что вы за создания, откуда взялись такие? Не пойму. Умные, здоровые, но с какой-то странной ущербностью. Стоит вам предложить что-нибудь хорошее, как вы от ужаса чуть сознание не теряете. В чем дело, Кира? Вы что, в бога все верите, что ли? Так уж нагрешить боитесь?
— Я в бога не верю, — ответила Кира. — Его же нет.
Снова зазвонил телефон. Нателла Георгиевна сняла трубку, и Кира поняла: вот удачный момент удрать. Она вскочила, точно вспомнила что-то экстренное и, бросив торопливое «Я попозже зайду!», вылетела из кабинета.
