— Почему?
— Ну как же. У меня приятеля вот так обчистили под нуль. Тоже привел к себе и оставил-то на полчасика, за пивом смотался. Вернулся — ни телевизора нет, ни стенки польской, ни шмоток. Даже перину с собой прихватила, во какая попалась. Вещичек, конечно, не жалко, это дело наживное, но у него своя баба в отпуске была. Приехала — квартира голая. Конечно, сильно переживала. А потом он еще два месяца у венеролога лечился. Но это еще не все. Он, приятель мой, на почве нервного потрясения запил горькую. По пьянке попал под машину, обе ноги ему отдавило и печенку сплющило. Теперь он инвалид первой группы. Это я тебе, Гриня, в предостережение говорю. Ты парень доверчивый, глупый, вроде как я был в молодости, тем более холостой, можно считать.
— Не возвращаться же? — ответил Новохатов. Они подошли к метро.
— Нет, это надо было сразу делать. Надо было ее как-то невзначай отправить. Возвращаться — это обидеть человека можно. Вдруг она честная?
Художественную продукцию Долматов нес в большом клетчатом чемодане немецкого производства. Новохатову он дал хозяйственную сумку, где были упакованы образцовые экземпляры. На рынке он поставил Новохатова в сторонке у входа, а сам налегке, целеустремленный и бодрый, отправился искать оптовика. Новохатов закурил, с любопытством наблюдал за утренней рыночной колготней. Тут было много необычного. Подъезжали грузовики, покрытые брезентом, газики, некоторые, погудев, въезжали в распахнувшиеся перед ними ворота, другие стыковались у турникетов. Из них выходили водители, краснощекие, здоровенные мужики, и начинали прохаживаться с рассеянным видом. «Жигулята» и «Волги» во множестве скопились поодаль. Туда-сюда сновали женщины деревенского обличья, укутанные до бровей в серые шерстяные платки. Мелькали непонятные личности с бегающими, хитрыми и внимательными, как уколы ножа, взглядами. Один такой лет сорока приблизился к Новохатову и спросил, стоя боком, сквозь зубы:
— У тебя чего, парень?
— Иди, иди, — ответил Новохатов, не желая без ведома Долматова вступать в какие-либо контакты. Над всем этим мельтешеньем, как-то поверх всего, витал деловой, озабоченный и с каким-то явно криминальным оттенком гомон: жу-жу-жу! Шло общее таинственное действо, направляемое невидимой рукой, чуть тревожное и волнующее.
Долматов вернулся в сопровождении тщедушного, корявенького мужичонки неопределенного возраста, одетого в замызганную кожаную куртку и ватные штаны, заправленные в валенки с галошами. Если это был оптовик, то вид у него был шаромыжный и свойский.
— Это кто? — он ткнул пальцем в Новохатова.
— Кореш мой, не боись.
— Мне, Витя, бояться нечего. Я при разрешенном допуске. Ничего противоречивого не делаю.
— Твой допуск до первого шмона, — уверил его Долматов. — Липа твой допуск. И сам ты, дядя, обнаглел. — Обернулся к Новохатову: — Во жила, за такой товар по два рубля дает. Всегда по два с полтиной, а теперь по два.
— Все мы, Витя, до первого шмона, — миролюбиво заметил мужичок. — А даю по два не из корысти, время нынче такое. Совсем другие накладные расходы.
— На харе у тебя накладные расходы. Вино, что ли, подорожало?
— И вино тоже, — согласился оптовик.
Долматов забрал у приятеля чемодан и велел еще немного подождать. Новохатов кинулся было к нему с сумкой, тот его холодно отстранил:
— Это не надо.
Вернулся минут через десять, взъерошенный, злой.
— Видал подлюку, Гриша? За пятьдесят штук — стольник. А сам минимум по четыре рубля спустит. Ну ладно, пусть подавится. Все же рискует, спекулянт паршивый.
Он отсчитал Новохатову тут же тридцать рублей смятыми трешками и рублями и официально поздравил с получением первой трудовой зарплаты.
— А мы разве не спекулянты? — спросил Новохатов.
— Никогда не марался, — брезгливо заметил Долматов. — Мы свой труд продаем, понял?.. А ну-ка пойдем!
Куда-то он потащил Новохатова проходными дворами; видно, местность была ему хорошо знакома. Вышли точно к детскому саду. Как раз было время, когда молодые мамаши, сдав своих младенцев, выходили из ворот. Долматов высмотрел одну, в дубленке, на вид простоватую.
— Можно вас на минуточку, гражданка! — окликнул он ее с многозначительной улыбкой. Гражданочка остановилась как бы нехотя и оглядываясь.
— Произведениями искусства не интересуетесь? — спросил Долматов заговорщицки.
— Какими еще произведениями? — Ее любопытство было задето. Выглядели мужчины прилично, солидно, не ханурики. Долматов, отведя ее чуть в сторону, ловко выдернул из сумки портрет Высоцкого с Мариной Влади. У Высоцкого в руках гитара, он сидит на стуле, а Марина в роскошном пеньюаре склонилась сзади к его плечу.
— Редчайшая вещь, — сказал Долматов. — Но предупреждаю: товар нездешний. Друг привез из-за границы.
Девушка засмеялась смущенно. Подошли еще две-три женщины, потом еще. Оглянуться не успели, как вокруг них образовался возбужденный, говорливо-озабоченный кружок. Портреты ходили по рукам, и цену Долматов уже назначил — в пять рублей. Но никто пока не спешил раскошеливаться. Нужен был почин. Новохатов оказался на высоте. Он обратился к пожилой матроне в кроликовой шубе, которая с сомнением поднесла портрет к лицу, точно хотела проткнуть его носом:
— У вас сын или дочь, мамаша?
— Дочка у меня. И зять.
— Хотите им праздник сделать, берите! Они вас на руках носить будут.
Женщина недоверчиво хмыкнула:
— А из дома с этой картинкой не выгонют?
Первой решилась на покупку подбежавшая откуда-то сбоку, позже других, в распахнутом пальто, из-под которого выбивался ворот домашнего байкового халата, моложавая дама. Похоже, она углядела толкучку из окна своей квартиры и примчалась, не успев толком одеться. Дама имела опыт в таких делах. Она захватила себе Высоцкого, котят и Аллу Пугачеву, сунула Долматову червонец, категорично отчеканив:
— Будет с тебя, парень!
Долматов сказал:
— Деньги срочно нужны. Такие вещи по четвертному за штуку с руками отрывают.
— Повезло вам, девушка! — авторитетно добавил Новохатов. Дальше торговля пошла бойко. Совали со всех сторон пятерки, трешки, и уже слышалось взвинченное: «Да я же ее первая взяла!» Сумка мигом опустела. Женщины расходились, растерянно пересмеиваясь, неуверенные: не выбросили ли деньги на ветер. Женщины разошлись, зато рядом возник невесть откуда взявшийся милиционер. Он тронул Долматова сзади за плечо и укоризненно заметил:
— Производите незаконную акцию, гражданин!
Витя Долматов, как раз подсчитывающий прибыль, небрежно сунул деньги во внутренний карман.
— Здравствуйте! — вежливо поздоровался он с милиционером. И Новохатов добавил:
— Здравствуйте, товарищ сержант!
Сержант, молоденький, как утро, задумался. Он, видно, служил в милиции недавно и при каждом казусе старался вспомнить пункты инструкций, чтобы не впасть в ошибку. Он производил впечатление симпатичного увальня.
— А вы чего продавали-то?
— Мы ничего не продавали, — веско сказал Долматов. — И хотелось бы чего-нибудь продать, да нечего. Мы нищие люди, сержант. Люмпен-пролетарии.
Милиционер оглянулся, ища свидетелей. Светлый плащ последней покупательницы мелькнул за угол дома.
— А документы при вас?
У Новохатова документов не было, а у Долматова был с собой паспорт. Он был тертый калач. Он достал
