его прикосновение, его пальцы, гладившие ее щеку. Она сама не понимала, что он с ней сделал. Разбудив в ней желание, он отвернулся и посмеялся над ней.
И все же ей хотелось его видеть. Хотелось посмотреть, вызовет ли его прикосновение в ней тот же трепет.
Дьявольщина. Ники швырнула сковородку на пол. Она напекла столько пирогов, что их хватало бы на целую ватагу обжор. Когда к ней подступали гнев, печаль или тоска одиночества, ее всегда охватывала жажда деятельности. А теперь она испытывала все эти три чувства одновременно.
Она созерцала лежавшую на полу ни в чем не повинную сковородку, когда в дверь постучали.
Вытерев о штаны испачканные в муке руки, она подошла к двери и, открыв ее, замерла от удивления, увидев на пороге предмет своих размышлений. Он, казалось, был так же поражен, словно не ожидал ее увидеть. Это вызвало у нее раздражение. У нее, собственно, все вызывало раздражение, в особенности ее бешено бьющееся сердце. О'Брайен улыбнулся своей странной завораживающей улыбкой, сложив губы в неповторимом из-за шрама изгибе. И что-то протянул ей.
— Это насест, — объяснил он в ответ на ее недоуменный взгляд. — Для Дьявола. — Его рот еще больше скривился.
Улыбка так заворожила ее, что она не сразу сообразила. Ястреб!
— Передадите Робину? — спросил он, и Ники осознала, что продолжает стоять в дверях, загораживая ему дорогу в дом.
Она приоткрыла дверь пошире.
— Робин, наверное, будет рад сам его от вас получить, — сказала она. — Он о вас спрашивал. Дядя почел за лучшее еще несколько дней подержать его в постели, но…
— У мальчиков раны быстро заживают.
— А как ваши раны? — Она не желала продолжать разговор и задавать ему лишние вопросы, помня, как он похолодел от ее неосторожных слов тогда, на прогулке.
— Они заживают не так быстро, — ответил он, но на этот раз в его глазах не было холода. Наоборот, они пылали, как раскаленные угли. От него самого исходил опаливший ее жар. Ники отшатнулась, словно желая увернуться от этого дьявольского пламени, но оно последовало за ней, проникая внутрь ее тела, в самую душу.
Кейн сделал шаг назад, будто тоже хотел укрыться от этого огня, но продолжал смотреть на нее тем же странным взглядом, лишившим ее воли и способности двигаться. Они так и стояли бы, замерев, пожирая друг друга глазами, если бы их не прервали.
— Сестренка?!
Голос Робина вывел ее из оцепенения. Она тряхнула своими кудряшками, снова вытерла руки о штаны и отошла от двери.
— Мистер О'Брайен кое-что принес тебе. — Ники не решилась взглянуть на брата. Ей не хотелось видеть горевший в его глазах огонек и не хотелось, чтобы он заметил ее смущение.
— Дьявол! — воскликнул он, и от сестры не ускользнуло возбуждение в голосе мальчика.
Она поспешила на кухню, и ей вслед донесся низкий, глубокий голос:
— Я принес тебе насест для ястреба. Это первый шаг. Сначала ты должен приучить его к насесту, а затем к своей руке. Тебе понадобится специальная перчатка.
— Пойдемте посмотрим на него. — Восторженный тон Робина болезненно задел Ники.
Дьявол скоро уедет, как и все они. И умрет, как и все. Через месяц. Или через год. Но умрет молодым. От пули. Или на виселице. Она прочтет об этом в газетах или услышит от какого-нибудь дядиного знакомого. От этой мысли ей делалось невыразимо больно. В Кейне О'Брайене было столько силы, энергии и надежности; просто невозможно было представить его мертвым.
Уловив шедший от плиты аромат, она открыла духовку, чтобы посмотреть на пироги. Она наклонилась над открытой дверцей и рада была хлынувшему на нее жару, заглушавшему огонь, пылавший у нее внутри. Смутно осознавая, что делает, она взяла полено, чтобы подложить его в печь. Из печи выскочил язычок пламени и лизнул рукав ее рубашки. Ткань вспыхнула. Ники закричала, увидев, что огонь взбирается вверх по ее руке. В следующую секунду дверь распахнулась, и она оказалась прижатой к полу большим, тяжелым телом.
Боль смешалась с испугом. Ее рука горела, хотя она и видела, что пламя погасло — осталась лишь опаленная одежда и покрасневшая кожа. Она продолжала всхлипывать — от боли и страха.
— Все хорошо, — успокаивающе произнес тихий голос Кейна. Он освободил ее от тяжести своего тела и, не обращая внимания на свои собственные ожоги, встал рядом с ней на колени и нежно погладил ее по руке. — Ничего страшного.
Ники всем существом растворилась в его заботе, убаюканная его успокаивающим, уверенным голосом. Никто не касался ее с такой нежностью с тех пор, как умерла мама. Она посмотрела на его руку и увидела, что в тех местах, которыми он прикоснулся к ее горящей рубашке, начали проступать волдыри.
— Ники? — послышался растерянный голос брата. — Чем я могу помочь?
— Энди, — ответила она. — Позови Энди. Скорей.
Не отрывая глаз от своего спасителя, она услышала донесшиеся с лестницы поспешные шаги Робина.
— Спасибо, — поблагодарила она слабым, срывающимся голосом. — Вы тоже пострадали.
— Милая моя, мне в жизни и не так приходилось страдать, — весело произнес Кейн, но, когда он попытался пошевелиться, лицо его исказилось от боли. — Надо полить ожоги холодной водой.
Он поднял и протянул ей неповрежденную руку. Опершись на нее, она почувствовала скрытую в ней силу. Потом заметила, что взгляд его опустился, и тоже поглядела вниз. Рубашка сползла, рукав был разорван. На ней был лифчик, но лямки его тоже соскользнули, и стали видны очертания одной груди и мягкая выпуклость другой. Груди у нее были небольшими. Размером с лимон, как она всегда думала, сравнивая себя с женщинами из заведения Розиты, формы которых напоминали дыни. Ей на эти темы ни с кем разговаривать не приходилось, и она не знала, какой же размер считается нормальным — с лимон или с дыню.
Она чувствовала, что под пристальным взглядом О'Брайена снова вспыхивает как заря. В его присутствии за последний месяц она краснела чаще, чем за всю свою предыдущую жизнь. Она попыталась прикрыться рубашкой, морщась от боли, которую причиняло ей каждое движение рукой.
— Нельзя скрывать такое красивое тело, — произнес он, растягивая слова. Казалось, он совсем забыл про боль.
— Мой дядя…
Его глаза, только что смотревшие так тепло и сочувственно, внезапно изменились. Хотя он не двинулся с места, она почувствовала, как он отпрянул, и между ними будто встала стена. Он повернулся к раковине и здоровой рукой начал качать воду.
— Идите сюда, — сказал он вмиг охладевшим, каким-то безучастным голосом.
Ей захотелось воспротивиться этому бесстрастно отданному приказу. Но губы его плотно сжались, а подбородок решительно выдвинулся вперед. Его темные волосы взмокли от пота, и она знала, что ему очень больно. Так же, как и ей.
Ники придвинулась к Кейну и разрешила ему, взяв ее руку, подержать ее под струей воды. Она почувствовала на своей обожженной коже приятную прохладу. Наконец она высвободилась и, взяв его руку, подставила ее под холодную струю. Она старалась, чтобы ее прикосновение было таким же бережным и нежным, как его.
И вновь она почувствовала, как между ними что-то неуловимо изменилось. Подняв на него глаза, она увидела, как на его лице, сменяя друг друга, промелькнули оттенки самых разных переживаний, прежде чем он успел их стереть. На секунду — не больше — ей увиделось выражение беспомощности. Еще на мгновение — понимание того, что между ними что-то происходит. Оно сменилось дикой тоской. Тоской, которая не имела ничего общего с теми тонкими переживаниями, которые мучили ее.
— Там, — услышала Ники голос Робина, И на кухню протиснулись мальчик, дядя и Энди, а Кейн О'Брайен сделал шаг в сторону, прочь от нее.
— Что случилось? — спросил Нат, а Энди бросился к ее руке.
— Мистер О'Брайен тоже обжегся, еще сильнее, чем я, — сказала она. — Он потушил пламя. Осмотри
