Она вернулась к реальности, к этой чарующей ночи и к опасности. К опасности, которая грозила ему. К опасности быть рядом с ним. Всемилостивый Боже, как же она сможет все это пережить?
Она побуждала себя ненавидеть его. Ненавидеть его за то, чем он был, за то, что он делал, за пари, которое он заключил.
Но это было то же самое, что ненавидеть тепло, ненавидеть яркое солнце, ненавидеть яркий день, когда тело пьянеет от тепла.
— Вы боитесь? — спросил он, и его рука чуть сильнее сжала ее плечо.
Лорен старалась не смотреть ему в глаза. Она не могла смотреть на него сейчас, не могла смотреть в эти глаза, такие синие, что она никогда не могла увидеть их дно или разобраться, что за подводные течения таятся в их глубине. Она не понимала его, возможно потому, что видела в нем слишком много противоречий.
— Да, — ответила она.
Но не по той причине, что он думал.
— Этот рейс довольно безопасен, — сказал он, склоняясь к ней, и слова его были тихим шепотом в ночи, когда его дыхание коснулось ее уха, и она почувствовала, что дрожит, несмотря на теплую карибскую ночь.
Или это было утро?
Он убрал руку с ее плеча и обнял ее за талию обеими руками. Она почувствовала, что прислоняется к нему спиной. Это было так естественно, словно это оглавление тел было чем-то само собой разумеющимся.
Лампы на корабле погасили одну за одной, и она обернулась, искоса взглянув на него. Ночь освещала теперь только сонмы звезд, посылавших на землю лишь малую часть своего сияния.
— Самое время, — прошептал он, — затеряться во тьме.
Лорен смотрела, как один за другим исчезают далекие огни. Казалось, что они с Адрианом одни во мраке ночи. Даже громкие голоса команды стихли до шепота, и в огромном пустом пространстве слышался лишь звук воды, плещущейся о корпус судна.
И эта неожиданная пустота вокруг соответствовала пустоте в душе Лорен. Руки Адриана все еще обнимали ее, и эти объятия дарили ей глубокое наслаждение. Но все это ложь, напомнила она себе. Для него это ничего не значит, равно как и для нее теперь тоже.
Она заставила себя спросить:
— Разве это не опасно… идти без фонарей?
— Джонни лучший из лоцманов. Он видит, он чувствует каждый риф, каждый выступ суши во тьме ночи. Черт побери, если я понимаю, как он это делает. Думаю, что в нем есть что-то от совы.
«Говори, говори», — мысленно молила она.
Только бы отвлечься от этих ощущений.
Лорен чуть-чуть подвинулась, и руки Адриана подвинулись вместе с нею. Соприкосновение кожи, соприкосновение тел было до боли приятным. Ей хотелось, чтобы его руки двигались, хотелось вновь испытать те восхитительные ощущения, которые давали ей возможность постигать полноту жизни.
Она почувствовала, что ее дергают за юбку, и посмотрела вниз, едва различив Сократа в темноте. Потом она запрокинула голову. Тень от головы Адриана, его резкие правильные черты были так близко и стали еще ближе, когда она почувствовала его губы на своей щеке и он легонько повернул ее, так что она оказалась скорее сбоку, чем перед ним.
Сердце ее стучало так громко, что ей казалось, что он мог слышать этот стук. Ее рука, лежавшая на поручне, дрожала. Его губы двинулись дальше, они нежно и ласково искали ее губы.
Лорен знала, что их скрывает чернильная темнота и что никто из команды не может их видеть. Казалось, что они одни под бесконечным пространством небосвода и на свете нет больше никого, кроме них двоих. Она почувствовала, что ее губы крепче прижались к его губам, и поняла, что отвечает на его поцелуй, что рот ее приоткрывается навстречу его нежной настойчивости.
Бурные, неистовые, уносящие в неизвестность чувства затопили ее. Радость. Желание. Предчувствие. Опасность и напряженность лишь обострили, усилили ее ощущения до такой степени, что она перестала понимать, как она может это вынести, как может удержать все эти чувства в себе и не взорваться. Она начинала теперь понимать то, что говорил Адриан об опасности.
Или это и была опасность?
Она в беспамятстве отступила назад.
— Нет, — прошептала она, и его руки ослабили объятия.
Его губы что-то шептали у ее щеки. Потом его рука поймала ее подбородок и заставила Лорен взглянуть на него. Она не могла как следует видеть его лицо, но мысленно она представила, что он слегка улыбается и вопросительно смотрит на нее.
— Вы как ртуть, мисс Брэдли, — тихо сказал он. — Вы все время убегаете от меня. Почему?
Потому что я ненавижу вас. И я боюсь, что я вас люблю.
— Я устала, — ответила она вслух неровным голосом.
Адриан вздохнул. Голова его вновь начала опускаться и Лорен понимала, что он собирается ее поцеловать, чтобы поцелуем погасить возражения, но она отшатнулась от него, опасаясь, что он именно так и сделает.
— Пожалуйста, Адриан.
— Мы завтра поговорим, — сказал он, и голос его неожиданно прозвучал твердо и бескомпромиссно.
Она поняла, что завтра ей придется дать ему какие-нибудь объяснения по этому поводу. Она понимала, что он, должно быть, сбит с толку тем, что она сначала уступила, а потом уклонилась. Один Бог знает, как она сама была сбита с толку!
— Я провожу вас до каюты, — сказал он и отпустил ее, чтобы наклониться и взять Сократа.
Правой рукой Адриан крепко взял ее руку и повел ее сквозь ночную тьму вниз по ступенькам, которые вели в каюту. Внутри было еще темнее, чем на палубе и ее удивляло, что он идет так уверенно. Сама она чувствовала себя совершенно слепой и была полностью в его власти.
Гудели машины. Рука Адриана направляла ее неуверенные шаги. Тепло и запах его тела опьяняюще действовали на нее здесь, в недрах корабля, во мраке ночи. Она запнулась, и его рука вновь обняла ее, не дав ей упасть. У Лорен было такое ощущение, словно он стал неотделимой частью ее самой, и она знала, что никогда не будет чувствовать себя целой без него.
Когда его не будет!
Когда они добрались до каюты, он открыл дверь. Он отпустил ее и она услышала звук зажигаемой спички, затем увидела, как вспыхнул фонарь.
— Здесь безопасно пользоваться светом, здесь нет окон, — сказал он.
Фонарь, точнее, странного вида маленькая лампа, созданная специально для кораблей, висела на крючке, и ее мерцающее пламя освещало каюту и его лицо. По его лицу она видела, что у него к ней много вопросов — вопросов, на которые она не могла ответить.
Сократ спрыгнул на пол и отправился к своей постели.
— Я заберу его с собой, — сказал Адриан.
— Почему бы не оставить его здесь?
— Вы уверены в том, что вы этого хотите? — В голосе Адриана теперь чувствовались веселые нотки. — Иногда он вдруг решает, что кровать ему больше нравится. Вы можете проснуться оттого, что вас схватит костлявая лапа.
— Он, по крайней мере, составит мне компанию. Глаза его заискрились, и в их темной синеве загорелся огонек, словно от пламени.
— Мне кажется, я ревную. Да еще к обезьяне. У меня совсем не осталось никакой гордости, мисс Брэдли, — поддразнил он.
— Мне это кажется маловероятным, — парировала она.
— Вы нанесли ей беспрецедентный ущерб.
— Уверена, что вы исцелитесь.
— Сомневаюсь.
