его. Может, она разыграла спектакль, подписав бумаги, с одной-единственной целью: привязать его к ферме, находя все новые отговорки, чтобы не свидетельствовать документ.
Привычная горечь и разочарование овладели им. Не оборачиваясь, Йэн направился к конюшне.
— Йэн.
Он слышал голос Фэнси, но не остановился.
— Йэн! — вновь позвала она и пошла за ним, пытаясь успеть за его размашистыми шагами.
Он не ответил, но она не отставала и дошла до конюшни, не намереваясь останавливаться на пороге.
Тогда Йэн обернулся, преграждая ей путь.
— Почему ты не сказала ему?
Ее глаза, молившие выслушать ее, были прекрасны, и на миг Йэн забыл о своем гневе, но в следующую секунду гнев ослепил его, сметая все остальное.
— Я не могла показать Бону бумаги, — сказала она. — Я не доверяю ему.
«А я не доверяю тебе», — было написано у него на лице. Но, ничего не сказав, он прошел мимо нее, направляясь на пастбище.
—Йэн!
— Ты получила, что хотела, — бросил он, не оборачиваясь.
— Нет, если ты думаешь, что я солгала.
— Не имеет значения, что я думаю.
Он свистнул, подзывая Грея, вскочил в седло и, пришпорив коня, пустил его в галоп.
Он делал круги по загону, все убыстряя темп. После очередного круга Йэн взглянул в сторону конюшни, ожидая увидеть Фэнси.
Но ее там не было.
Через неделю, придя на службу преподобного отца Уинфри, Фэнси поняла, что Роберт сделал свое дело. Никто, кроме Уоллесов, не разговаривал с ней.
Она стояла в одиночестве, пока преподобный отец крестил младенца и венчал молодую пару. По ее щеке скатилась слеза, когда она слушала, как священник спрашивал молодых, обещают ли они быть вместе в горе и в радости, пока Бог не разлучит их.
За этими словами последовал поцелуй, робкий и неуверенный, но полный нежности. Ее собственное венчание было таким же — они оба были смущены и неуверенны, — но оно дало начало счастливой семейной жизни. Она наблюдала и другие браки: совершенные по расчету, по необходимости, по любви.
Внезапная мысль поразила ее, как гром среди ясного неба. Фэнси попыталась отмахнутся от нее, как от назойливой мухи, но та не оставляла ее, из догадки превращаясь в уверенность. Она неподвижно просидела всю службу, почти парализованная смелостью пришедшей ей в голову идеи.
После службы один лишь отец Уинфри подошел к Фэнси, стоявшей в стороне с Фортуной и детьми.
— Миссис Марш, — приветствовал он ее, улыбаясь Эми, чье личико осветила ответная улыбка.
Когда Фэнси встретила его взгляд, она не увидела в нем осуждения, а лишь доброту.
— Вы могли бы поужинать с нами? — спросила она. Он заколебался.
— Мне нужна ваша помощь, — сказала Фэнси. Священник кивнул.
— Я молился за вас и детей, и за мисс Фортуну, — произнес он, ласково взглянув на Фортуну. — С удовольствием отужинаю с вами.
Фэнси подождала, пока он подойдет к другим семьям. Некоторые, бросавшие на Фэнси негодующие взгляды в начале службы, уходя, выглядели пристыженными.
Когда преподобный отец вернулся и привязал свою лошадь к коляске Маршей, намереваясь поехать с ними, Фэнси тихо спросила:
— Может, вам стоит поехать после нас? — Она не хотела, чтобы отец Уинфри подвергся нападкам за визит к женщине, осуждаемой обществом.
— И лишить себя удовольствия находиться в вашем обществе? — с улыбкой возразил он.
Фэнси улыбнулась. Ей всегда нравился отец Уинфри, а сейчас она вновь оценила его. Его вытянутое лицо, обрамленное спутанными прядями волос, нельзя было назвать привлекательным, а нескладная худощавая фигура и бедная одежда придавали ему несколько неряшливый вид. Но доброта, исходящая из голубых глаз, заставляла забывать о недостатках внешности. Он проповедовал образ доброго, всепрощающего бога, а мужество и преданность своему делу привлекали к нему людей. Он искренне выражал свое участие и старался помочь Фэнси как мог, и она была благодарна ему.
Но какова глубина его участия? Сколько он может попросить для нее у бога?
Усадив Фортуну и детей в глубине коляски, она села вперед, освободив место и для отца Уинфри. По дороге домой Фэнси размышляла, с чего начать серьезный разговор. Но прежде чем она решилась, он спросил ее о табаке.
— Все поле уже засажено. Нам помогает Тим Уоллес, — ответила она. — Но… Йэн сделал большую часть работы, и он работает с лошадьми.
— Йэн? Это ваш работник? — переспросил отец Уинфри. — Я видел его на похоронах Джона. Он выглядит разочарованным человеком.
— У него есть причины для разочарования, — сказала Фэнси.
— Вы можете назвать мне их?
— Нет, — ответила она. — Но, возможно, он сам сделает это.
— Вы чувствуете себя в безопасности рядом с ним?
— Да, и дети его любят.
— Дети безошибочно судят о людях, — заметил преподобный отец. — А вы? Как вы сами относитесь к нему? Поколебавшись, Фэнси призналась:
— Мне он тоже нравится. — И, после секундной паузы добавила: — Я хочу освободить его. Я попросила вас поужинать с нами отчасти с тем, чтобы вы засвидетельствовали мою подпись на его закладной.
Несколько мгновений священник молчал.
— Я не одобряю рабства, — наконец сказал он. — Ни в каком роде. Вы поступаете правильно.
— Есть еще кое-что, — произнесла она, понизив голос. — Вы слышали, какие слухи ходят о нас. Я уверена, что они исходят от Роберта. Он сделает пребывание Йэна здесь невозможным, а когда шотландец уедет, я потеряю ферму.
— А сам он хочет остаться?
— Он останется на год, — уклончиво ответила Фэнси. Преподобный отец вздохнул.
— Вы заключили с ним сделку? Свобода в обмен на год работы на вас?
Если бы все было так просто!
— Не совсем. Я предложила вернуть ему свободу безо всяких условий, но он настаивает на том, чтобы остаться на год.
— Значит, он человек чести. Фэнси кивнула.
— Понимаете, люди уже говорят, — осторожно начал отец Уинфри. — Несколько семей хотели, чтобы я проклял вас на сегодняшней службе.
Фэнси уставилась на свои руки, не смея поднять глаз, и сжала поводья с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
— Почему вы не сделали этого?
— Я сказал им: «Не судите, и не судимы будете», — просто объяснил он. — Однако обстановка накаляется. Возможно, сегодня мне удалось несколько разрядить ситуацию, но надолго моих усилий не хватит.
— Это все Роберт, — тихо сказала Фэнси. — Он хочет отобрать у меня землю. Он знает, что я не смогу содержать ферму без посторонней помощи. Он уже запугал всех в округе.
— Вы сказали, что Уоллесы вам помогут.
— Они сделают все, что в их силах, но у них есть и собственная ферма.
Взгляд священника был преисполнен сочувствия.
— Несколько дней назад приезжал шериф. Он сказал, что некоторые обвинили меня в… распущенности. Я уверена, что Роберт внушил им это.