— Завтра я поеду в Честертон, поговорю с женой отца Уинфри и узнаю, где он. А потом я заеду к Дугласу Тернеру.
— К человеку, которому ты не можешь доверять? Она нахмурилась.
— Джон доверял ему достаточно для того, чтобы хранить у него завещание и твою закладную.
— В таком случае, у него должны были быть причины считать, что адвокат не предаст его — или тебя, — заключил Йэн. — Но я должен поехать с тобой. Фэнси покачала головой.
— После пожара я не могу оставить Фортуну с детьми одних на ферме. А если мы возьмем их с собой, ферма и лошади останутся без присмотра. — Она вновь покачала головой. — Роберту понадобится несколько дней, чтобы залечить раны. К тому времени я вернусь, а ты уже будешь по дороге в Шотландию.
Она пыталась выглядеть убедительной, но в глубине души содрогалась от страха за него и от боязни одиночества, которое наступит после его отъезда.
— Я подумаю, — сказал Йэн с легкой улыбкой. Но Фэнси боялась, что он уже принял решение. Йэн встал и, подав ей руку, поднял ее на ноги. — Нам лучше уйти, пока я не сделал еще что-нибудь, о чем потом пожалею.
Ее сердце упало. Сожалел ли он об их близости из-за того, что уезжал? Или потому, что она еще больше привязала его к ней? Любая из причин причиняла невыносимую боль.
С помощью Йэна Фэнси села в седло, а он вскочил на Призрака. Она последовала за ним по тропинке к дому, и стук лошадиных копыт отдавался в ней гулким эхом, предвещающим одиночество.
19.
Морщась, Роберт изучал свое лицо в зеркале. Губа была разбита, левый глаз заплыл, все лицо сплошь покрывали кровоподтеки, каждый из которых невыносимо саднил. Однако это были лишь внешние признаки нанесенного ему ущерба.
Другие признаки были не столь очевидны. Челюсть болела, хотя он не думал, что она сломана. Но ребра явно были сломаны, поскольку он едва мог дышать, превозмогая боль. В действительности, на его теле не было места, которое бы не болело.
Роберт налил себе стакан виски и осторожно пригубил его, бормоча проклятия, так как алкоголь обжигал ранки на губах и во рту. Он шагал назад и вперед, слишком разъяренный, чтобы оставаться на месте, несмотря на то что каждое движение доставляло адскую боль.
Шотландец заплатит. Он заплатит за каждую рану, за каждое мучительное движение, за каждый болезненный вздох. То, что Сазерленд напал на него в присутствии Фэнси, лишь усиливало гнев Роберта. Она должна была стать его женой, а теперь она видела его на земле, истекающего кровью, избитого. Унижение мучило его больше, чем физические страдания.
В дверь нерешительно постучали.
— Войдите, — приказал он.
Друг за другом вошли трое слуг: Ханна, экономка, Дарлин, горничная и любовница, и Силас, домашний слуга. Ханна несла коробку с лекарствами и порошками, Силас принес два ведра горячей воды, а Дарлин держала несколько лоскутов ткани. Роберт с удовлетворением отметил, что руки Дарлин дрожат. Его уязвленное самолюбие тешила мысль о том, что даже в таком виде он внушает страх своим слугам.
— Вы долго копались, — проворчал он, отхлебнув из стакана.
— Надо было воду нагреть, господин, — ответил Силас.
Роберт посмотрел на него немигающим глазом.
— Ты спорить со мной вздумал?
— Нет, сэр.
— Лучше тебе этого не делать. Я не собираюсь сносить дерзости. — Роберт хотел ударить слугу. Возможно, он так бы и поступил, но понимал, что причинит большую боль себе, чем ему. — Помоги мне снять чертову одежду.
Силас поставил ведра и поспешил развязать галстук хозяина, расстегнуть рубашку и снять ее. Слуга вздрогнул, увидев раны Роберта. Его глаза сузились, и Роберт ясно видел, что Силас спрашивает себя, кто мог так его отделать. Однако он не намеревался раскрывать правду Силасу или кому-либо другому.
— Моя лошадь упала, — буркнул Роберт, удивляясь, что вообще взял на себя труд объяснять что-либо рабам. Но он не хотел, чтобы пошли слухи. Он знал, как быстро они распространятся по плантациям, и не мог вынести мысли о том, что соседи узнают о его позоре. Еще бы, он потерпел поражение в драке с шотландцем!
Его ярость усилилась. Нужно как можно быстрее подделать завещание. Роберт выругался сквозь зубы. Он послал своего человека поискать в доме Фэнси завещание Джона — если оно там было. Роберт приказал ему искать любые документы с печатью, но посланец вернулся без завещания; вместо него он принес бумаги шотландца. Роберт пришел в бешенство, узнав, что чертов каторжник подчинил себе Фэнси до такой степени, что она позволила ему выкупить свою свободу. Конечно, для него это не имело ровным счетом никакого значения. Рука опытного человека создаст завещание, по которому закладная принадлежала Роберту с момента смерти брата. Таким образом, получится, что Фэнси не имела права продать негодяю его свободу.
Он слишком задержался с этим визитом, но на плантации возникли неожиданные проблемы, да и Роберт надеялся, что ему удастся убедить Фэнси переехать к нему по доброй воле. Она так бы и сделала, если бы не вмешался шотландец.
Теперь ждать нельзя было ни минуты. Роберт напишет подробные инструкции и пошлет того же человека, что побывал в доме Фэнси и поджег ее поле, к Эдварду Хейсу в Балтимор. Он уже прибегал к помощи Хейса, когда менял границы с плантациями соседей в свою пользу. Мошенник был толковым, работал быстро, и, так как он боялся Роберта, в его преданности можно было не сомневаться.
На получение фальшивых документов уйдет самое большее три дня, затем Роберт сможет передать их местному судье, которому платил достаточно, чтобы тот не создавал проблем. Чтобы удовлетворить любопытство общества, он скажет, что поначалу надеялся на благоразумное согласие Фэнси принять его великодушную помощь, поэтому откладывал как мог неприятные судебные процедуры.
К несчастью, Джон умер всего через два дня после покупки шотландца. Так что у него теоретически было немного времени, чтобы написать новое завещание. Но если Роберт скажет, что Джон предвидел свою скорую кончину, то все поверят, что он, как мудрый и осторожный муж, решил назвать наследником брата — в обмен на заботу о его семье, разумеется.
Попытка каторжника выкупить свою свободу будет признана недействительной — шотландец, наравне с остальным имуществом Джона, будет принадлежать Роберту. А Роберт сможет поступать с ним как заблагорассудится.
Конечно, отец Уинфри, как свидетель этой неблаговидной сделки, может доставить ему неприятности, но, в конце концов, Уинфри — всего лишь жалкий священник, не знающий своего места. Проповедуемая им новая религия побуждала людей относиться без должного почтения к тем, кто занимал более высокое положение. Так что в графстве станет намного спокойнее без отца Уинфри…
Но сейчас ему предстояло терпеть надоедливое внимание своих слуг. Когда Ханна начала перевязывать ребра, Роберт чуть не взвыл от боли. После очередного неловкого движения служанки он прошипел:
— Еще раз так сделаешь, и я велю тебя выпороть.
— У вас сломаны ребра, господин. Мне нужно сделать тугую повязку. Будет больно.
Роберту казалось, будто его тело кромсают ножами. Ему следовало послать за доктором, но доктор сразу догадается, что плачевное состояние Роберта — вовсе не результат падения с лошади, и наверняка разболтает всем в округе. Нет, позаботиться о нем придется Ханне. Она лечила всех рабов в его поместье.
— Ты знаешь, что надо делать?
— Да, сэр.
Когда экономка начала бинтовать его грудь, он одним глотком допил остатки виски в стакане. Боль пульсировала в нем, потом поднялась волной. Наконец Роберт не выдержал.
Он наотмашь ударил Ханну по лицу. Удар получился такой силы, что служанка отлетела на другой конец комнаты.
— Ты специально это сделала, — скрипя зубами от боли, процедил Роберт. — Вовсе не обязательно
