Она кивнула снова.
Кровь бросилась Фэнси в голову.
— Сколько человек там было?
Подумав, Фортуна подняла восемь пальцев.
— В Йэна тоже стреляли?
Она едва ли нуждалась в ответе. Йэн никогда бы не допустил, чтобы с Ноэлем что-нибудь случилось, если бы мог предотвратить несчастье.
Фортуна изобразила руками, как стреляют из пистолета. Ошибиться было невозможно.
— Йэн тоже ранен?
—Да.
— Серьезно?
Фортуна пожала плечами: она не знала.
— Они забрали его с собой?
Фортуна кивнула.
Фэнси закрыла глаза. Она едва сдерживалась, чтобы не закричать. Ее руки дрожали, душу сковал ледяной ужас, но в то же время ее охватила такая безудержная ярость, что перед глазами замелькали красные и черные точки. Она должна была взять себя в руки, чтобы найти выход из сложившегося положения.
Несколько раз глубоко вздохнув, она повернулась к Фортуне и взяла ее за руки.
— Я знаю, что уже темно, — начала она, — но ты должна поехать к Уоллесам, а потом найти врача.
Взгляд Фортуны скользнул к окну. Небо над полями стало темно-пурпурным. Через несколько минут землю окутает темнота. И все же Фортуна решительно закивала, хотя ее руки дрожали.
— Ты уверена? — мягко спросила ее Фэнси. — Я знаю, что тебе страшно, но по дороге к Уоллесам тебе ничто не угрожает, и до них недалеко.
Фортуна снова кивнула.
— Хорошо. — Фэнси отпустила руки сестры и выдавила из себя улыбку, которая, как она надеялась, должна была обнадежить девушку. — Мы оседлаем Токаху. Он быстро отвезет тебя туда.
Вместе они пошли в конюшню, захватив по дороге ждущую у крыльца кобылу, еле перебиравшую копытами после долгой поездки. Фэнси помогла сестре оседлать мерина. Вскочив в седло, Фортуна пришпорила коня и умчалась по направлению к ферме Уоллесов.
Стараясь унять дрожь в руках и успокоиться, Фэнси расседлала кобылу, насыпала ей овса и налила воды. Она изнывала от тревоги за Йэна, своего шотландца, и за сына.
Немного придя в себя, Фэнси подумала о сестре, о бессвязных словах, слетавших с ее губ. Фортуна заговорила впервые за девять лет. Фэнси грустно подумала, что при других обстоятельствах она бы плакала от радости.
Сейчас же она смахивала с ресниц слезы горя и страха.
— Господи, пусть с Ноэлем будет все в порядке, — молилась она. — И пожалуйста, пожалуйста, не дай Роберту убить Йэна. Пожалуйста…
— Накали нож.
Эти слова донеслись до Йэна сквозь пелену боли и забытья. Он пытался пошевелиться, но не смог. Призвав на помощь все свои силы, он приготовился к борьбе. В его сознании проносились яркие образы. Люди. Лошади. Звук выстрелов. Ноэль, упавший на землю…
— Он очнулся.
Йэн не узнал второй голос, но первый, без сомнения, принадлежал Роберту Маршу.
— Нож готов?
— Еще нет. Еще пару секунд.
— Проклятье, я не собираюсь стоять здесь всю ночь.
— Не понимаю, почему бы вам просто не убить его.
— И потерять сильного работника? — возразил Марш. — Нет, я хочу видеть, как он надрывается на моих полях. Я покажу этому каторжнику его место.
Йэн лежал не шевелясь. Он не хотел доставить Маршу удовольствие видеть, как он борется с болью. Кроме того, бок болел так, словно его рвала на части свора собак. Любое движение могло причинить еще большую боль.
Когда сознание его немного прояснилось, Йэн понял, что лежит в лошадином стойле, в конюшне. Немного приоткрыв глаза, он увидел, что конюшня служит одновременно и тюрьмой, несомненно, для мятежных рабов. Его лодыжки были прикованы цепью к стальному кольцу, прикрепленному к стене. Руки были связаны над головой веревкой.
Сосредоточившись на источнике самой сильной боли, Йэн опустил глаза вниз и увидел пулевую рану на боку.
Раздался скрежет металла, где-то поблизости зажгли огонь. Совсем рядом Йэн почувствовал жар пламени. Решив, что нет смысла оттягивать неизбежное, он поднял глаза и встретил взгляд Роберта Марша.
— Я не трачу деньги на докторов для своих рабов, — сказал Марш с издевкой. — Мартин — мой надсмотрщик. Он сейчас подлечит твою рану, хотя она не больше царапины.
— Я не твой раб.
— Ты так считаешь? У меня есть завещание, где черным по белому написано, что ты принадлежишь мне со дня смерти Джона. — Наклонившись, Роберт сунул Йэну в рот деревянный брусок. — И прикуси язык, а то еще проглотишь и подавишься. Нет, я не возражаю, но не сейчас.
Йэн знал, к чему клонит Роберт, и все же выплюнул деревяшку.
— Что с Ноэлем? — игнорируя угрозу Роберта, спросил он.
— Ничего страшного, — ответил тот, поднимая брусок. — Маленький паршивец не должен был поднимать оружие на представителя закона. — Он снова засунул брусок Йэну в рот. — Еще раз выплюнешь, и я заставлю тебя проглотить его.
На этот раз Йэн был благодарен куску дерева, в которое он вцепился зубами, поскольку помощник Роберта поднес к его боку раскаленное железо. Он сдержал стон, и в течение нескольких секунд словно пылал в адском пламени. Потом провалился в благословенную темноту.
Руфусу Уинфри осталось проехать до Честертона всего три мили. Он отклонил любезное предложение своего прихожанина переночевать у него, чтобы порадовать жену, вернувшись на день раньше, чем обещал. В его кармане лежало несколько документов, которые нужно было зарегистрировать в мэрии: две свадьбы, три смерти, три рождения. Время рождаться, и время умирать. Три жизни оборвались. Три человека появились на свет. Чудо возрождения никогда не перестанет удивлять его.
Эта поездка была более удачной, чем обычно. Он любил свадьбы и новорожденных младенцев. Он любил читать проповеди под открытым небом для фермеров — своих прихожан. Это были люди трудолюбивые, честные и великодушные.
Жена велела ему узнать о церкви для себя, но ему сказали, что в ближайшее время ждать нечего. Он был слишком разговорчив, а его проповеди часто осуждались вышестоящими персонами. Он понимал, что его действия подвергнутся еще более тщательному наблюдению, если епископ узнает о том, что он оформил брак миссис Марш и Сазерленда.
Формальный брак никогда не одобрят. Хотя, если он правильно разбирается в людях, формальным этот брак останется недолго. Руфус видел, как смотрели друг на друга Йэн Сазерленд и Фэнси Марш. Как бы они ни старались доказать обратное, он знал, что в их душах жили ростки любви.
Мерный шаг его старой лошади убаюкивал, и, задремав, Руфус начал сползать с седла. Однако, заметив одинокую фигуру, сидящую возле дороги, отец Уинфри прогнал остатки сна. Возможно, требуется его помощь.
Он натянул поводья и остановился, и человек сделал несколько шагов ему навстречу. Человек выглядел уставшим, словно ждал уже долгое время, его глаза были пусты. Руфус старался не делать поспешных суждений о людях, но что-то во внешности этого мужчины его настораживало. Он был уверен, что никогда не видел этого человека прежде, но его холодный взгляд вселял тревогу.