правда, немного дулась за то, что он ни разу не польстился на ее женские чары. Зато в редкие уловленные часы свиданий с Алешей она привносила в любовный акт нюанс маниакального психоза. На долю благоразумного в любви Филиппа Филипповича оставались нежные, успокоительные ночные совокупления, которым он предавался бесстрастно, как средневековый рыцарь участвовал в неизбежной, но скучной турнирной схватке. Беспокоило ее поведение Ванечки, который, с тех пор как в доме стал появляться Федор Кузьмич, иногда заговаривался. «Лучше бы я родился в Бразилии», — произносил он ни с того ни с сего. «Почему?» — смеясь, удивлялась Ася. «Среди обезьян жить не так стыдно». Разумеется, его ни во что не посвящали, но он догадывался, что вокруг затевается что-то темное, невероятное. Когда заставал на кухне деловую сходку новоиспеченных фирмачей, то держался с независимым видом прокурора, готового изречь обвинительное заключение. Даже с Филиппом Филипповичем разговаривал в покровительственной, высокомерной манере. Учитель физики тяжело переживал подчеркнутую неприязнь своего любимца, пытался как-то косвенно перед ним повиниться, произнося тоже ни к селу ни к городу монологи из классиков, что-нибудь вроде того, что не все, дескать, на свете, друг Горацио, понятно нашим мудрецам. «Ну-ну, — урезонивал Ванечка задурившего коммерсанта. — Любопытно знать, по какой формуле вычисляется ренегатство в сознании интеллигента?» Душным июльским вечером Алеша и Федор Кузьмич потянулись на экспроприацию. Старый «жигуленок» одного из бывалых дружков Федора Кузьмича поставили в переулке, неподалеку от банка, куда не выходило ни одно живое окно, и в половине восьмого переступили порог конторы. В зале у окошечка администратора стояла женщина средних лет в бирюзовом сарафане. Федор Кузьмич замкнул за собой дверь железным прутом, и оба прикрыли лица скоморошьими полумасками из папье-маше, которые резиночками цепляются за уши. Алеша перепрыгнул стойку и сказал розовощекому кассиру, заполняющему бланк:
— Открой сейф! Быстро! Иначе тебе хана!
Перед носом клерка поводил сизым дулом Макарова. В служебном секторе банка находилось еще двое мужчин и женщина в черном халате. Для них Алеша добавил:
— Позовете ментов, перестреляем, как крыс. Поглядите на дверь.
У двери маячил Федор Кузьмич с двуствольным обрезом, выпиленным из грибовского «зауера». Это была сокровенная минута. В небрежном тоне Алеши было столь грозное предостережение, что розовощекий клерк незамедлительно выполнил его указание и двинулся к массивному сейфу. Алеша дернул ручку кассы и выгреб в сумку несколько пачек купюр в фабричной упаковке. Шевельнулся один из сотрудников-мужчин, вроде куда-то даже устремился. Алеша молниеносно дотянулся и вмазал ему в зубы ствол Макарова. Мужчина, хлюпая кровью, неловко сполз по стене. Женщина в халате приглушенно завыла. Кассир ковырялся с сейфом, двигаясь, как механическая кукла. Алеша посоветовал:
— Будь пособраннее, сынок. У тебя мало времени.
Кассир понял и собственноручно уложил в его сумку десятка полтора денежных брикетов. На всю операцию ушло семь минут. Еще три минуты понадобилось на то, чтобы тем же прутом заклинить дверь снаружи и домчать до машины. Через двадцать минут, сделав почетный круг по площади Ногина, они подогнали машину к дому Федорова друга. Потом, пересаживаясь с автобуса на автобус, явились к Асе. Как и уговаривались, Иван отсутствовал. Сумку с деньгами отдали хозяйке, которая спрятала ее на антресолях. Асины глаза пылали неземным восторгом. Она быстро собрала на стол, поставила бутылку коньяку, но пить они не стали. Отдохнули с полчасика на диване. Рядышком привалясь к стене, они были спокойны, как истуканы. Впервые Ася почувствовала страх.
— Ничего, — Алеша нехотя разомкнул сонные губы. — Это в последний раз.
Около одиннадцати они вошли в кафе «У проселка». Как и в банке, машина осталась в переулке. На сей раз это был красный «Запорожец» свояка Филиппа Филипповича, надежного, проклятого миром алкоголика. Заказ у них не приняли, кухня уже не работала. Алеша попросил официанта чего-нибудь холодненького и двести граммов водки. Официант принес тарелку с тонко нарезанной семгой, водку и хлеб и сразу попросил рассчитаться. Поздний ужин обошелся им в восемьдесят рублей. Пригубили по глоточку, молча жевали семгу, не чувствуя вкуса. Выкурили по сигарете.
— Пора! — сказал Алеша.
Сначала заглянули в туалет, оттуда по узкому коридору десять шагов до кабинета директора. Удача им сопутствовала: коридор был пуст. Даже охранник куда-то отлучился. Дверь не заперта. Скользнули в нее по очереди и притворили за собой. Хозяин кабинета стоял у окна спиной к ним. Его черные курчавые волосы красиво спадали на воротник серо-голубого, с блестками пиджака. Обернувшись на легкий щелчок дверного замка, он ничуть не удивился и не испугался. Морда сытая, а глазенки веселые. Уверенный в себе мужик лет сорока.
— Чего надо? — спросил без выражения.
— Деньги, — объяснил Алеша. — Вон из того сейфа.
— А где Юрик? Его там нету, что ли, за дверью?
— Избаловал ты челядь, Арик, — заметил Алеша. — Так недолго и до беды. Поторопись, пожалуйста.
Арик равнодушно пожал плечами, направился к сейфу. Покрутил диски, открыл. Сейф был заполнен оригинально. Нижняя полка уставлена банками с икрой и блоками сигарет, в верхнем отделении пачки денег.
— Куда будете складывать?
Алеша поставил спортивную сумку.
— Сигареты с начинкой?
— Не без этого. Должен вас, господа, предупредить: Москва не такой уж большой город.
— Про это не надо даже думать, — поблагодарил Алеша. — Это мы знаем.
Припасенной с собой бельевой веревкой Федор Кузьмич опрятно прикрутил Арика к батарее. Рот ему заткнул вафельным полотенцем. Федор Кузьмич был убежден, что самые надежные кляпы получаются именно из этого материала. На прощание потрепал по щеке лежащего под батареей армянина.
— Молодец, братишка. Достойно себя держишь.
Когда выходили, телохранитель Юрик был уже на месте, привалился к стене в шаге от двери. Здоровенный детина с сигаретой во рту. Обшарил их взглядом, словно сфотографировал.
— Пока хозяина не тревожь, — улыбнулся ему Алеша. — Злой, как черт.
— Почему?
— Спросил: Юрик где? А мы говорим: не знаем.
— Поссать нельзя отойти, да?!
Как и в первый раз, сначала отогнали машину к дому свояка, после на метро, на автобусе добрались до дома. Но поехали не к Асе, а к Грибову, у которого жительствовал Федор Кузьмич. Пока заметали следы, крутясь неподалеку от Кировской, наткнулись на «комок», который, несмотря на полуночный час, приветливо светился нарядной витриной. На прилавке за стеклом множество ярких бутылок с вином и водками, парфюмерия, кроссовки и все прочее, весь колониальный набор. Внутри «комка» трое юнцов кайфуют, попивая американское пиво из жестянок, курят «Кент» и по очереди тискают рослую деваху с уморительно невинным личиком. Бес попутал Алешу. Не успел Федор Кузьмич его остановить, как он уже торкнулся к задней двери, деликатно в нее постучал.
Через стекло Федор Кузьмич видел, как один из парней, что-то шутливое бросив напарникам, потянулся открывать. Они ничего не боялись: чего им было бояться в городе, где такие ребята, как они, энергичные и хваткие, были хозяевами. «Тьфу ты, черт неугомонный!» — выругался Федор Кузьмич, недовольный Алешиным самовольством. Но все же пришлось и ему внутрь заглянуть: не бросишь же побратима. Алеша в тесноте «комка» сразу начал упаковывать в огромный синий заграничный рюкзак все, что попадало под руку: обувь, куртки, бутылки со спиртным. Он так сноровисто управлялся, что любо-дорого было поглядеть. Ошарашенные его молчаливым напором, молодые люди активно запротестовали лишь после довольно продолжительной заминки. Сосредоточенные Алешины сборы их словно загипнотизировали. Первой, как и следовало ожидать, опомнилась полупьяная девица:
— Мочите его, мальчики! Он же ненормальный!
От ее заполошного возгласа мальчики встрепенулись, как от звука полковой трубы. Самый из них сообразительный с угрозой спросил:
— Тебе чего надо, гад? Мы же тебя счас поуродуем.
