Но ему очень хотелось начать новую жизнь. Но захочет ли она, узнав о его прошлом? Если бы она только знала, какой хвост смертников тянется за ним! Он даже не помнил точно, сколько душ загубил! Каталина имела право знать, кто он и кем был раньше.
— Кэт, ты слышала когда-нибудь о Марше Кантоне? Кэт постаралась скрыть изумление и осторожно кивнула.
— Меня зовут Марш Тэйлор Кантон.
Кантон замолчал, ожидая реакции. Каталина замерла в его объятиях. У нее изменилось только выражение глаз, но он не мог прочитать ее мысли. Он не знал, чего ждать.
— Я наемный убийца, Кэт. Это то, что я делаю лучше всего.
Теперь замер Кантон. Через несколько секунд он почувствовал, что она гладит его по лицу. Она приняла его таким, какой он есть. Это значило для него даже больше, чем чувство, объединившее их несколько минут назад.
— Я знаю, — вымолвила наконец женщина. — Я поняла это сразу, как только ты вошел в «Серебряную леди», хотя и не уловила связи между тобой и тем человеком, о котором так много судачили. Ну, а когда ты пристрелил похитителя Молли, сомнений у меня уже не оставалось. Я повидала наемников… Их объединяет нечто…
— Запах смерти? — с горечью спросил Марш. Он и сам удивился сожалению, прозвучавшему в вопросе: ведь свой выбор он сделал сознательно.
— Нет, — ответила Каталина, — не совсем. Ты всегда с настороженностью осматриваешь помещение и всегда садишься спиной к стене. А винтовку носишь так, словно это часть тела.
— Это так, мисс Кэт. Часть, которой я не могу рисковать.
— Поэтому Молли спасена.
— Вы не отвергнете меня? — голос Марша дрожал. Дрожь происходила от неуверенности, он знал это и за это себя презирал.
Кэт медлила с ответом. Это слишком важно. Все, о чем говорится сейчас, очень важно. Марш начал с обнаженной честности, что требовало честности от нее.
— Пока вас не было, я посмотрела газеты на кровати.
— Проклятие! Кажется, этот рассказ будет преследовать меня всю жизнь.
— Вы покончили с этим… бизнесом, или «Славная дыра» только прикрытие?
Этот вопрос беспокоил ее долгие недели. Она всегда чувствовала, что он не просто владелец салуна.
— Я пытаюсь уйти в отставку, — улыбнулся Марш. — Это немного привлекательнее, чем подохнуть в канаве пыльного городишки.
— И вы выбрали «Славную дыру»?
— «Славная дыра» выбрала меня. Салун я выиграл в покер. Когда я впервые увидел его, я подумал, что лучше бы мне проиграть.
— Что же изменило ваше мнение?
— Вы. Мне сказали, что вы разорили всех владельцев салуна, и вы мне представлялись просто чудовищем. А когда я увидел вас, я понял, что должен остаться. Я даже предположить не мог, что вы попытаетесь «шанхаировать» меня, но это только прибавило мне решимости. Обычно я не проигрываю.
— Да, — согласилась Каталина. — Вы и кажетесь человеком, который не проигрывает. Но знаете… я не хотела, чтобы вас забрили в матросы. На самом деле… я тогда спасла вас. Я просто… шепнула своему приятелю из полиции, что требуется его помощь, и думала, что он найдет способ закрыть ваше заведение. Но, когда я узнала, что вас схватили и собираются отправить на судно, я вступилась и вытащила вас из беды.
— Значит, это из-за вас я попал в тюрьму, а не на корабль?
Марш настолько явно сожалел о своих подозрениях, что та улыбнулась и изменила тему разговора.
— Имя Марш подходит вам, как никогда не подходило имя Тэйлор. Поэтому я всегда называла вас Кантон.
— Хм-м. Мне нравится, как оно звучит в вашем исполнении.
— Это сокращенное от Маршалла?
Он покачал головой.
— Семья моей матери звалась Марш.
Он приоткрыл завесу над своим прошлым, и Каталина с удовольствием сунула туда свой носик.
— А откуда вы родом?
— Я родился в Джорджии.
— А где теперь ваша семья?
— Никого не осталось. Всех убили во время войны.
По нервному подергиванию скул женщина поняла, что попала по больному месту, но остановиться не могла.
— А ваша мать?
— Моя мать и сестра были убиты подлецами-янки. Женщин изнасиловали и бросили в горящем доме. Я узнал об этом только через восемь месяцев после их кончины. Генерал Ли сдался, и я вернулся домой.
Слово «мать» не много значило для Каталины, но она слышала, как дрожал его голос, когда Кантон рассказывал о гибели близких людей.
— Простите меня, — извинилась женщина.
— Это было сто лет назад, дорогая.
— Вы владели плантацией?
Он кивнул.
— И рабами?
— Да. Но земли и рабов наследовал мой старший брат, а я собирался стать адвокатом.
— Я думаю, мне было бы неприятно владеть живыми людьми.
— Вам конечно, — сказал Марш. — Для этого вы слишком независимы. Но если вы воспитаны в духе рабовладения, если с амвона вам внушают, что так от века устроен мир, вы принимаете рабство как образ жизни. В нашей семье не было жестокого отношения к рабам, мы никогда не разделяли негритянские семьи, но только сейчас я начинаю понимать, что рабство противно человеческой природе. Думаю, что догадывался об этом и раньше, поэтому никогда не сожалел, что «Заросли роз» никогда не станут моими. Мне не надо было разрешать моральных противоречий, это выпало на долю моего брата.
— Но ведь в жизни вам приходилось сталкиваться с проблемами морального порядка.
— Да, однажды. Тогда я был молодым человеком и изучал юриспруденцию в колледже, но разразилась война, и все моральные ценности отступили перед ценностью человеческой жизни. Война — это грязное дело, дорогая, вне зависимости от того, что пишут в книгах. Это просто убийство. Выживешь или ты, или такой же молодой янки, в чьи глаза ты можешь заглянуть. И увидеть страх. И тогда нужно отключать сознание, потому что иначе можно сойти с ума.
Кэт почувствовала дрожь во всем теле. Ей было обидно за него, за того молодого человека, чьи юношеские мечты рассеялись в пороховом дыму. У нее никогда не было иллюзий, и Каталина полагала, что так было лучше для нее. Не больно терять то, чем ты никогда не обладал.
Так это война и потеря семьи сделали тебя убийцей? Ты уже не смог остановиться? Каталине очень хотелось спросить об этом, но она не могла. Она и так уже нанесла ему много ран.
Наверное, и Кантону показалось, что расспросов достаточно. Он лениво поцеловал ее и откинулся на подушки, будто и не было этой неприятной беседы. Но сделать вид, что этого печального разговора вовсе не было, Марш не мог. Казалось, что они пытались найти нечто, потерянное очень давно, и Каталина ничем не могла помочь ему, не могла вернуть безмятежного детства, юношеских мечтаний. Она замерла, и Кантон насторожился.
— Кэт?
Она чуть было не расплакалась, хотя очень не хотела, чтобы возлюбленный видел ее расстроенной. Тогда она нацепила привычную маску, за которой скрыла сострадание к нему. Ради него. Каталина не хотела быть еще одной несбывшейся мечтой Марша.
— Мне пора, — неуверенно произнесла женщина.
