И тут она увидела пистолет, лежащий рядом с подушкой. До этого Элизабет в основном доводилось видеть лишь старинные коллекционные пистолеты. Этот был другой — с коротким вороненым стволом и гладкой деревянной ручкой. Не предмет старины, а грозное оружие. Пистолет выглядел неновым, много поработавшим на своем веку и хорошо ухоженным.
Элизабет моментально выстроила все факты: быстроту реакции Бена, его манеру общаться, недюжинную силу, шрамы, и, наконец, пистолет…
Нет, не может быть Бен Мастерс простым адвокатом, никак не может. Вряд ли американские адвокаты настолько отличаются от своих шотландских коллег.
Но в таком случае возникает вопрос: кто же он?
Элизабет глубоко вздохнула. Осторожно подкралась к раскрытой двери и заглянула в соседнюю комнату.
Мастерс сидел на постели и что-то шептал, низко склонив голову. Затем подоткнул поплотнее одеяло вокруг заснувшей Сары Энн, крошечным холмиком выделявшейся на огромной постели. Помедлил еще немного и неслышно, легко поднялся на ноги. Собственно, эту удивительную кошачью грацию, такую неожиданную при массивном теле, Элизабет подметила в Бене еще днем.
Он не спеша двинулся к выходу из комнаты, неся перед собой зажженную лампу, и осторожно закрыл за собою дверь.
— Уснула, — коротко сказал он. — А теперь объясните, что вы здесь делали.
Элизабет как завороженная не сводила глаз с широкой обнаженной груди Бена, его спутанных волос, внимательных глаз.
— Я думала, что вы… что вы спите в другой комнате… — ответила она слегка дрожащим голосом.
Глаза Бена потемнели, взгляд стал тяжелым. Сбивчивое объяснение Элизабет явно ему не понравилось.
— Я думала, что в этой комнате спит Сара Энн, — продолжила она. — И просто хотела посмотреть — удобно ли ей, тепло ли… не страшно ли ей.
Взгляд Бена по-прежнему оставался холодным, подозрительным, и Элизабет стало не по себе. Ужасная, невозможная мысль молнией вспыхнула у нее в мозгу, и она спросила:
— Надеюсь, вы не думаете, что я хотела причинить девочке какой-нибудь вред?
— Я ничего не думаю, — холодно ответил Мастерс. — Просто я очень не люблю людей, которые шастают по ночам.
Элизабет была ошеломлена.
— Но это, во-первых, мой дом, а во-вторых, я не шастала, — ответила она сквозь зубы. — А в-третьих, здесь никогда прежде не было животных, которые нападают на жильцов — так же, кстати, как и их хозяева.
Бен ненадолго задумался и неожиданно рассмеялся.
— Пожалуй, вы отчасти правы, — сказал он. — Аннабел и в самом деле кровожадная и коварная кошка. Мы подобрали ее в Бостоне прямо на улице. Я думаю, что это у нее в крови: сначала напасть, а потом уже разбираться, что к чему.
— Вся в хозяина, — сердито заметила Элизабет.
— Только с нежданными ночными посетителями, — поморщился Бен. — Ну-ка, покажите мне руку.
Он взял руку Элизабет, покрытую свежими царапинами, и одним пальцем приподнял рукав ее ночной сорочки.
Прикосновение его оказалось таким легким, таким неожиданно нежным для этих больших рук!
Бен осторожно коснулся кончиком пальца царапин — и свежих, и утренних, уже подсохших.
— Все не так уж и страшно, — сказал он. — Но тем не менее примите мои извинения за Аннабел. Она сделала это не со зла. Просто сочла себя вправе поступить так с чужаком. А для нее все чужаки — кроме Сары Энн. И это просто здорово!
В голосе Бена послышалась нотка одобрения. Похоже, ему нравилась жизненная позиция Аннабел.
Элизабет нахмурилась.
— Аннабел. Слишком нежное имя для такой кошки.
Бен улыбнулся одними уголками губ. Элизабет подумала, что улыбается он нечасто, так непривычно выглядела улыбка на этом суровом лице.
— Что верно, то верно, — согласился он. — Я тоже так думаю, но Сара Энн выбрала это имя.
Он закончил рассматривать царапины и поднял глаза на Элизабет. Господи, какой у него пронзительный взгляд! Эти голубые глаза, кажется, могут видеть насквозь!
— А как ваша рука? — спросила она, осторожно освобождаясь от прикосновения Бена. — Сильно обожглись? Нужно что-то сделать. Я пойду и…
Он покачал головой.
— Нет. Так просто вы отсюда не уйдете.
Элизабет вскинула голову.
— Прежде я хочу узнать, зачем вы приходили сюда, — сказал он.
— Я уже говорила, — ответила она, начиная раздражаться, — что хотела проведать Сару Энн. В доме холодно и… и, я думаю, страшновато для ребенка. И я…
Элизабет замолчала. Ей вовсе не хотелось признаваться в том, что она сама много раз чувствовала здесь себя испуганной маленькой девочкой.
Он продолжал молча сверлить ее взглядом.
— А вы-то почему оказались в этой комнате? — перешла в атаку Элизабет.
— Потому что Саре Энн понравилась та кровать, а мне — нет, — коротко ответил Бен.
Элизабет с сомнением покосилась на узкое ложе, которое он выбрал для себя.
— Я не привык к роскоши, — с сарказмом заметил Бен. — Впрочем, разве вы мне поверите? Ведь я, по вашему, просто охотник за удачей, присосавшийся к малолетней наследнице, а?
Это на самом деле было правдой — все они так думают. Впрочем, нет. Элизабет так — думала. Теперь же она находилась в полной растерянности. Она просто уже не знала, что ей думать об этом странном человеке.
— Возможно, — уклончиво сказала она.
— Хотите верьте, хотите нет, — сказал Бен. — Но я вернусь в Америку в тот самый день, когда Сара Энн вступит в права наследства. Мне же самому от ее богатства не нужно ровным счетом ничего.
Их взгляды встретились, и Элизабет, посмотрев в глаза Бена, поверила ему. Не могла не поверить.
Бен снова коснулся пальцем ее царапин.
— Займитесь лучше этим, — сказал он.
— Нам обоим нужно заняться своими ранами, — ответила Элизабет. — Пойдемте вниз, на кухню. Аптечка у нас там.
Он оглянулся на дверь в спальню Сары Энн.
— С ней ничего не случится, — заверила Элизабет, прочитав его мысли.
Кем бы ни был этот человек, какие бы цели ни преследовал, но ребенок для него на первом месте, этого не отнимешь.
— Никто не причинит ей зла, — сказала Элизабет и неожиданно усмехнулась. — Особенно пока рядом с ней эта милая киска.
Бен немного подумал и утвердительно кивнул. Он взял со стула рубашку и накинул ее на плечи, не застегивая на пуговицы. Пока Бен одевался, Элизабет не могла еще раз не полюбоваться великолепными мускулами, упруго перекатывающимися под его кожей. Если честно признаться, то Элизабет вообще не доводилось прежде видеть обнаженного мужчину. Ее муж Джейми, имел свои представления о нравственности и всегда переодевался в темноте, так что даже его Элизабет никогда не видела без одежды. Да что там говорить, Джейми не снимал ночную рубашку и тогда, когда они занимались любовью!
Бен Мастерс был другим. Совсем другим. Свет керосиновой лампы бросал причудливые тени на его обнаженную грудь, золотил волосы. Странное чувство нахлынуло на Элизабет — стремительно и плавно, подобно волне, набегающей на берег, и она невольно повела плечами.
— Вам холодно? — нахмурился Бен.
