Открыв дверь, Аннетта увидела, что Джон Ганн лежит на полу. Она опустилась на колени и потрогала его лоб. Он был такой горячий, что почти обжигал.
Одной ей было не под силу его поднять. Аннетта повернулась к двери, чтобы позвать на помощь. Лейтенант что-то пробормотал. Кровь застыла у нее в жилах. Он бредит. Она просто не поняла, о чем это он. «Спустить шлюпки на воду, — снова пробормотал он, — шлюпки».
Слова звучали невнятно, однако шотландский акцент определенно исчез.
— Я позабочусь о нем, мисс.
Аннетта обернулась. На пороге стоял Мальком. Она молча уставилась на вошедшего, а в ушах неотступно звучали невнятные слова лейтенанта. Он ведь солдат, а не моряк.
И акцент…
Она медленно встала, все так же в упор глядя на Малькома, но лицо его было бесстрастно. Непонятно, слышал он слова лейтенанта или нет. И понял ли, что они означают, если слышал. Аннетта вспомнила, как выглядит спина лейтенанта, вся исполосованная шрамами. Такие остаются после порки кнутом.
Однако он офицер. Офицеров же такому наказанию не подвергают. Во всяком случае, насколько ей это известно.
Она смотрела на распростертого у ее ног лейтенанта. Мальком встал между ними.
— Я позабочусь о нем, — повторил он.
Аннетта, не помня себя, вышла из комнаты и прислонилась к стене. Голова гудела от противоречивых и тревожных мыслей.
Ноэль обрабатывал царапину, нанесенную английскому офицеру саблей, с тем же усердием, словно это была самая серьезная рана. Его так и подмывало желание заорать на этого разгильдяя, что врачу некогда заниматься такими пустяками, и он еле сдерживался.
Открылась дверь, и появился Мальком. По встревоженному виду и едва заметному кивку Ноэль понял, что у них неприятности.
Ноэль поспешно завершил работу, выпроводил офицера и повернулся к своему слуге.
— Джонни? — встревоженно спросил он Малькома.
— Эй. Нашел этого дурака на полу, а рядом была эта девица Кэри. А он бормотал, что надо спускать шлюпки. Не знаю, что она успела услышать или понять.
— А тебе она ничего не сказала?
— Нет.
— Ну, тогда нам надо молиться, — похолодел Ноэль. — Проклятие. Я ведь знал, что он становится беспокоен. Он себе ничего не повредил?
— Рана открылась на плече. Наверное, началось заражение, но это вряд ли гангрена.
Ноэль вздохнул. Жаль, что нельзя было взять Джона Патрика к себе домой, где за ним был бы лучший присмотр. И Малькома нельзя приставить сторожем к нему. Это показалось бы слишком подозрительным.
— А как он сейчас?
— Я дал ему опиум.
— Проклятие, — пробормотал Ноэль, — сейчас пойду осмотрю его. А как насчет шведа? Его не было, когда я приходил.
Мальком сделал гримасу.
— Где-нибудь околачивается. Не доверяю я ему.
— Да, он все время бродит вокруг тюрьмы на Уолнат-стрит, — кивнул Ноэль. — Я видел его, когда возвращался от майора Эмиса.
— Он такой же дурень, как его хозяин.
— Джонни не оставит свою команду, — вздохнул Ноэль, — он просто не способен на это. Я его знаю.
— Даже теперь, когда прошло столько лет?
— Да пусть хоть пятьдесят лет пройдет, он и тогда не слишком переменится. Верность для Джона Патрика — самое главное качество в людях.
— Ну, он не слишком-то сохраняет верность по отношению к вам.
— Он считает, что я предал свою семью. Но, думаю, если бы я оказался в беде, он бы все равно кинулся меня спасать.
Мальком фыркнул.
— Скорее он сам доведет вас до беды.
Джон Патрик заметил, что брат сердится. Господи, он и без этого чувствует себя хуже некуда.
— Я не могу больше оставаться здесь, — сказал Джон Патрик, — мне не по нраву лгать мисс Кэри.
— И куда же ты предполагаешь отправиться? — язвительно поинтересовался Ноэль.
Джон Патрик знал куда, но не сказал.
— Ты имеешь представление, какую слежку за всем и вся установил в городе Хоу? Мне было чертовски трудно провезти тебя сюда. И я не желаю рисковать, чтобы тебя схватили, как только ты высунешь нос наружу. Ты знаешь, что еще слишком слаб и не можешь полагаться лишь на собственные силы.
Джон Патрик закрыл глаза.
— Как долго это будет продолжаться?
— Ты снова в том же положении, что два-три дня назад.
Ноэль осмотрел рану на плече. Да, швы разошлись. Он громко выругался.
— Тебе, братец, незачем беспокоиться, — усмехнулся Джон.
— Незачем? — воскликнул Ноэль — Мальком сказал, что, когда он вошел в комнату, здесь была Аннетта, а ты что-то бормотал в бреду.
Джон Патрик замер.
— Она очень умная молодая женщина, Джонни. Она потеряла все, что представляло для нее ценность. Все, кроме отца, но и он тяжело болен. Не лезь к ней в душу. Ты и она — враги. Она не должна узнать, кто ты есть на самом деле.
У Джона Патрика заныло сердце. И на какое-то мгновение он вдруг захотел, чтобы Аннетта все узнала и смогла бы понять. Но это все глупости.
— У нее стальной характер, — сказал он вслух.
— А откуда тебе это известно? Ты сколько раз уже с ней говорил?
— Три.
— И пусть третий раз будет последним! — рявкнул Ноэль. — А теперь сиди не шевелясь.
Когда Ноэль наложил на рану швы, Джон Патрик открыл глаза и прямо встретил взгляд брата.
— Отныне, когда она снова придет, говори, что ты нуждаешься в покое. Никаких чувствительных бесед, — сурово произнес Ноэль. — И я желаю, чтобы ты ни под каким предлогом не выходил из этой комнаты.
Ничего подобного Джон Патрик обещать не хотел и поэтому переменил тему разговора:
— Ты что-нибудь слышал о моих людях?
Ноэль медлил с ответом, и Джон Патрик понял: ему что-то известно.
— Ноэль?
— Их пошлют в плавучую тюрьму на Гудзон.
— Когда?
— Когда придет попутное судно. Недели через две-три.
— Мало кто сможет выжить в плавучей тюрьме, — тихо сказал Джон Патрик. Ноэль молчал. — А документы, которые ты достал для меня? Ты можешь добыть еще?
— Зачем?
— Ты же дал клятву — спасать человеческую жизнь. Ты знаешь, как мрут люди на этих проклятых судах.
— И ты думаешь, что одному человеку под силу спасти двадцать заключенных из-под стражи?
— Если англичане захватили в плен двадцать человек — значит, остальные тридцать пять добрались до Вашингтона. Айви привезет их сюда, они мне помогут.
