Но Лена вовсе и не замечала его надутого вида.
— Это надо показать профессору… Что за девушка нездешняя?
— Не девушка, а фотография. На ней девушка. Черноволосая, южная, Мария Степановна ее встречала, но не помнит где. А знаешь, если два явления в одном месте не имеют причинных связей с окружающим, они должны быть взаимосвязаны. — Семен любил рассуждать. — Значит, девушка посадила куст…
— Что ж по-твоему, если у меня в комнате стоит, скажем, телескоп и я приведу туда… козу, они взаимосвязаны, потому что неуместны в комнате?
— Конечно. Любой скажет, что там живет человек с… ну скажем, с богатой фантазией.
Лена не заметила шпильки Семена.
— Послезавтра профессор уезжает… А завтра он предложил мне поехать с ним на дальнее болото. Я его и приведу сюда…
Утро было ясное, и ничто не предвещало дождя. Лишь где-то далеко собирались и вновь расползались белые кучи облаков. На мягких сиденьях профессорской машины было уютно, пока ехали по шоссе. Луга, небольшой лесок, отдельные деревья проплывали, двигались, сменяли друг друга. Далеко у горизонта крутилась силосная башня — то казалась она справа от дороги, то слева, Вот шоссе потонуло в зеленом поле пшеницы, тронутой желтым налетом, пшеница цвела. Дальше разросшиеся ветлы создали пестрый коридор из светлых бело-зеленых листьев и теней. И опять широкие луга и кустарники.
Машина свернула на проселочную дорогу и стала вилять: под колесами запрыгали ветки, валежник, захлюпала вода. Слева потянулось болото…
— Мы пройдем здесь немного пешком, а вы ждите нас в селе. Вон оно, Павел Илларионович кивнул влево, где виднелись разбросанные на бугре дома.
Когда замер шум мотора, профессора и Лену обступила тишина. Не было слышно даже жаворонка. Лишь в траве перекликались одинокие кузнечики и из-под ног звонко шлепались влажными комочками пятнистые лягушки. Было душно. Резко пахло пьяникой. Профессор слегка раздвинул осоку и вейник и стал осторожно продвигаться в глубь болота. Потом посмотрел на Лену и вытащил из земли маленькое толстое растение.
— Вы знаете, что это такое?
— Росянка. Растение, пожирающее насекомых.
— А дальше? Чем служит для болота?
— Показатель прироста сфагновых мхов.
— Вот умница.
— Я хотела спросить вас… — начала Лена.
— Слушаю…
— Правильна ли формула: испарение прямо пропорционально поверхности листа?
— Как и все на свете, относительно верно. Но ведь не только поверхность листа испаряет влагу. Вы должны это знать. Вы собирали когда-нибудь незабудки и ставили их в воду?
— Да, конечно…
— Листочки у незабудок маленькие, узенькие. А смотрите, как быстро поглощают они воду. К утру ваза пуста. Испарение происходит не только через листья, но и через стебель. Сломайте его — он полон воды. Все зависит от количества устьиц, через которые идет испарение.
— А если вывести растение с большими листьями — увеличить количество устьиц?.. Новое… совсем новое…
— Вы хотите?..
— Я хочу найти, получить, вывести растение, способное выкачивать воду, чтоб осушать болота. Разве нельзя? — собравшись с духом, сказала Лена и даже покраснела от прямоты своего вопроса.
— Найти? Вывести? Наука зашла так далеко, что даже новую бактерию не так-то легко найти под современным микроскопом. Вывести новый сорт яблок еще труднее. А вы хотите совсем новое растение. Ну что ж, ищите свой Paludem siccans — «Болота осушающий». Чем не название? Но я люблю студентов, которые во время занятий не ищут Fаtа Morgana[1], а слушают лекции и сдают экзамены. Ведь вы только начали познавать мир, переделывать его вам рановато…
Профессор замолчал, наверное, почувствовал резкость своих слов.
— Сначала вы потратите долгие годы на поиски подходящего материала… сказал он. — Запаситесь терпением и пока…
— Я здесь нашла…
— А, уже нашли? Быстро!
— Нет, не в том дело. Я просто нашла на болоте куст, каких никогда не видела. Не знаю, что за вид! Я хотела вам показать.
— Вы, дорогая, еще многого не видели. Возьмите цветок. Определите. Вот хороший повод потренировать себя. Ботанику нужна дотошность в характере…
— Мне рассказывали… местные. У него не было цветов.
— Ну это сказки. У вас богатая фантазия.
Лена вдруг вспомнила вчерашний разговор с Семеном о козе и телескопе. Профессор считает ее зазнайкой и верхоглядкой. Бессмысленно продолжать разговор.
Внезапно вокруг все потемнело. Пока они шли по болоту, огромная туча надвинулась и закрыла солнце. Только вдалеке у села еще были видны солнечные лучи, прямыми стрелами упирающиеся в землю. И под этими стрелами ярко вырисовывались развалины белой колокольни, бревна на домах, резные наличники, взъерошенный петух на заборе. Как будто все село просматривалось в подзорную трубу.
— Идемте скорее! — сказал Павел Илларионович. — Сейчас будет ливень.
Профессор шагнул в сторону, не рассчитал, и из-под ног поднялся фонтан брызг. И точно в ответ на этот неловкий шаг, сразу на болоте захлюпало, зашумело; закачались, пригибаясь к земле, длинная осока и метелки вейника. Лена сняла кеды и пошла за профессором. Рубашка у него стала мокрой от дождя, съежилась, и вид у профессора не был уже такой гордый и осанистый.
Подойдя к селу, они вошли в дом, около которого стояла профессорская машина.
В чистой горнице было тихо. Шофер в одних носках сидел в кухне и пил молоко. Худенькая старушка с гладким лицом стояла рядом и слегка нараспев что-то рассказывала. Профессор замялся у порога комнаты, не зная, идти прямо или снимать мокрые ботинки.
Старушка засуетилась вокруг него:
— По половичку идите, по половичку. За стол садитесь, молочка я вам сейчас принесу. А может быть, кисленькой капустки хотите?
Лена осталась на крыльце и смотрела на дождь. Крупные капли падали на землю, отскакивали, разбивались на мелкие кусочки. По водосточной трубе с грохотом стекала в бочку вода, и под этот шум Лена думала о неудачном разговоре с профессором и что так уж, видно, устроено в жизни — ничто нельзя вернуть или повторить — все будет по-другому. И она никогда не сможет снова задать ученому свои вопросы.
Хозяйка принесла из клети молока, поставила чистый стакан перед Павлом Илларионовичем и продолжала рассказывать что-то шоферу. Профессор не вступал в разговор. Он достал свою записную книжку и что-то подсчитывал.
Старушка все говорила и говорила, будто рада была, что есть кому слушать ее.
— Еще до войны здесь ходили и мерили болото. Интересовались. Один приезжал, молчаливый такой, но больно спорый на разные дела. Научил меня рассаду капустную сажать. Землю для этого с болота приносил. Вот попробуйте капусту, еще с прошлого года кисленькая осталась. А на другое лето его товарищ приезжал. Геолог и рисовал больно уж хорошо. Болота рисовал. А если дождь, так меня посадит в горницу и заставляет сидеть тихо, а сам меня рисует. Только все говорил — неспокойная я, меняюсь быстро. А где я меняюсь, как истукан сижу, ни словечка, бывало, не скажу. А раз рано-рано ушел. Пришел довольный. Рисунок мне показывает — куст какой-то небывалый. «Ну, Матрена Петровна, сделал я что нужно. Для друга подарок сделал — вот радость-то». А я ему: «Радость-то твоя, милок, кончилась — война началась». — «Как война?» И сразу же в тот день уехал. И больше о нем не слышала. Ох и веселый же был! Да и тот, другой,
