К счастью, дерзкие набеги закубанских горцев на Северную крепость и на отряд подполковника Финка, стоявшего у Темиш-бека, были отражены с большим для них уроном.
Между тем, вскоре началась вторая турецкая война, и смуты, вносимые в Закубанье Шейх-Мансуром, были особенно неудобны. Желая покончить с ним во что бы то ни стало, Потемкин осенью 1787 года двинул к вершинам Зеленчука и Урупа три сильные отряда под командой полковника Ребиндера и генерал-майоров Ратиева и Елагина. Елагин отделил от себя два летучих отряда, поручив их известным своей отвагой полковникам Булгакову и Депрерадовичу, а они, перейдя за Кубань, сражались в течение нескольких дней и положили на месте больше двух тысяч черкесов, сожгли много аулов, отбили громадное количество скота, потеряв сами трех офицеров и до ста пятидесяти нижних чинов. Пока Елагин громил черкесские скопища, Ребиндер первый встретился с Мансуром, стоявшим между Лабой и Урупом. Шестьсот арб, уставленных вокруг, вагенбургом, представляли собой достаточно крепкую ограду против открытого штурма. Ребиндер, услышав притом, как горцы запели предсмертную молитву, заключил из этого, что они твердо решили защищаться до последней крайности. Не желая напрасно терять людей, он выдвинул вперед артиллерию. Ядра, картечь и гранаты быстро разметали оплот, и черкесы бежали сами, оставив свой вагенбург и в нем четыреста трупов.
Ребиндер остановился на ночь около Чильхова коша и здесь, на рассвете двадцать первого сентября, внезапно был атакован всеми силами Мансура. Завязалось жаркое дело. Ростовский конно-карабинерный полк, ударивший на закубанцев, был ими смят и опрокинут, астраханские драгуны подоспели на выручку и, в свою очередь, сбили закубанцев. Когда на пушечные выстрелы подошел сюда генерал-майор Ратиев, дело уже было окончено, и Шейх-Мансур, отступив, остановился в десяти верстах от поля сражения.
На другой день бой возобновился. Но как ни храбро дрались черкесы с Мансуром во главе, Ратиев рассеял их скопища и предал пламени все окрестные селения, в одном из которых сгорел между прочим и дом самого лжепророка. Наша потеря не превышала пятидесяти человек, но в этом числе русские лишились походного казачьего атамана Янова, раненного двумя стрелами в голову.
Та же неудача преследовала Мансура и в следующем году, когда генерал Текелли разбил его на реке Убынь. Здесь под Мансуром была убита лошадь, и он пешком едва успел спастись, от неминуемой гибели или плена.
Покинутый горцами, Мансур опять нашел себе убежище в Анапе. Но крепость эта в 1791 году, после кровопролитнейшего штурма, была взята генералом Гудовичем. Защитники Анапы были истреблены почти поголовно, но в числе немногих пленных находился и Шейх-Мансур, бывший, как говорят, душой всей обороны. В последние минуты боя он заперся в землянке вместе с шестнадцатью своими приверженцами, но землянка была окружена войсками и скоро взята. Плененный Мансур отправлен был в Петербург. Императрица пожелала видеть пленника, и его привезли в Царское Село, где тогда находился двор. Там, как рассказывают, его приказали водить около дворцовой колоннады взад и вперед под окнами, из которых на него смотрела Екатерина.
Мансур сослан был в Соловецкий монастырь. Одни говорят, что Мансур умер там в заточении, другие указывают, что на северо-восточной стороне Соловецкого острова и теперь еще есть следы небольшого, окруженного садом домика, в котором, по словам старожилов, жил какой-то пленный чужеземец, и что этот чужеземец и был Шейх-Мансур. Домик этот теперь обвалился, и время уничтожает его последние остатки. Последнее письмо Мансура, приведенное профессором Оттино, действительно помечено: «Соловецк, пятнадцатое сентября 1798 года» и подписано именем «Джованни Батисты Боэтти, проповедника». В письме этом он просил прощения у своего престарелого отца.
Мансур умер. Но дело его и его мысль не остались без результата, и мюридизм, правда, спустя уже много лет после него, все-таки поднял голову. Он получил широкое развитие, когда во главе движения стал Кази-мулла, а за ним последовательно явились Гамзат-бек и Шамиль – эти последние представители фанатичной секты, стоившей России тридцатилетней борьбы и потоков крови.
XIII. ЗАКАСПИЙСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ (Граф Войнович)
В то время как при генералах Якоби и Суворове, а потом при Потемкине устривалась на Кавказе по Тереку и по Кубани крепкая граница русской земли, развивались и укреплялись казачьи поселения, еще раз сделана была попытка проникнуть в даль среднеазиатских степей, с целью развития там русской торговли, а если возможно, и проникновения в Индию. Хотя эта попытка, напомнившая петровскую политику и поход Бековича-Черкасского, имела далеко не столь обширные цели, была кратковременна и окончилась опять неудачей, тем не менее она замечательна именно как выражение видов и намерений русского правительства, не оставленных после Петра. Восточное побережье Каспия, бесплодное и пустынное, представляющее собой степь, по которой кочуют киргизы и туркмены, лежало первым пунктом на этом великом пути русского государства, и правительство русское не раз поднимало вопрос об учреждении там торговых колоний.
Екатерина Великая и дальновидный князь Таврический соорудили экспедицию для занятия крепкого пункта на восточном побережье моря. Есть мнение, что экспедиция эта находится в тесной связи с намерениями Екатерины Великой выполнить еще Петром задуманное дело – завладеть северными провинциями Персии, первым шагом к чему и должно было служить присоединение к России Грузии, уже тогда предвиденное и частью совершившееся два года спустя.
Как бы то ни было, но в 1780 году три военных фрегата, бомбардирский корабль и четыре транспортных бота снаряжались в Астрахани к походу, цель которого облекалась глубокой тайной. Суворов, проживавший тогда в Астрахани, ожидал, что выбор правительства для выполнения предполагаемой экспедиции падет на него. Но, к общему удивлению, одиннадцатого июня 1781 года в Астрахань неожиданно прибыл из Петербурга молодой капитан-лейтенант граф Войнович и принял эскадру под свое начальство. Он имел секретное поручение плыть к персидским берегам под видом наказания дербентского и бакинского ханов, а в действительности с целью основать укрепление на одном из островов Каспийского моря и попытаться продолжить торговые пути в Хиву, Бухару и Индию.
Граф Марко Иванович Войнович был родом из приадриатических славянских провинций и с ранней юности посвятил себя мореходству. В русскую службу он вступил во время первой турецкой войны, явившись волонтером в черноморскую эскадру. Храбростью и знанием морского дела он скоро обратил на себя внимание императрицы, которая и назначила его командиром фрегата «Слава». Командуя им, Войнович участвовал во многих делах и за отличия был награжден орденом св. Георгия 4-ой степени.
Прибыв в Астрахань и снабдив эскадру всем необходимым, Войнович восьмого июля уже вышел с ней в Каспийское море. Миновав Дербент и Баку, он после трехнедельного плавания прибыл в Астрабадский залив и здесь остановился верстах в шестидесяти от города, в небольшой гавани, окруженной высокими горами, на которых лежит вечный снег. Сюда сходились караванные дороги, ведшие в глубину Ирана и в Среднюю Азию. Надо сказать, что Астрабадская и Мазандеранская области уже раз были уступлены России в 1723 году, во время Петровского похода, но никогда еще не занимались русскими войсками и вскоре по смерти Петра обратно отданы персидскому шаху.
В то самое время, когда Войнович со своей эскадрой вошел в Астрабадекий залив, в Персии происходила междоусобная война за наследство. Сильнейшим из воюющих претендентов был хан астрабадский ага Мохаммед, основатель нынешней персидской династии. Он овладел уже тогда Астрабадом, Мазендераном, Гиляном, Рештом и осадил город Казвин. К нему и обратился Войнович с секретным предложением. Ага Мохаммед любезно принял посланного к нему офицера и охотно уступил на астрабадском берегу под русское селение урочище Городовин. Он даже дал своих рабочих, уверяя, что и сам он предвидит для страны огромные выгоды от учреждения в ней русской торговой колонии. Войнович немедленно приступил к постройке селения и, под предлогом защиты его от хищных туркменов, поставил ретраншемент, вооруженный восемнадцатью орудиями, снятыми с корабля и с фрегатов. Избранное место по справедливости могло почитаться самым удобным и выгодным пунктом уже потому, что имело, как выше сказано, самой природой хорошо защищенную и выгодно расположенную гавань.
Персияне не препятствовали устройству укрепления и даже, по-видимому, склонны были видеть в нем охрану и для себя от частых и разорительных набегов хищных туркменцев.
