все вопросы к вечеру».
Когда Кранке сообщили, что фюрер поднялся в 10.30, он доложил, что детальное описание операции вскоре будет получено по телетайпу. Точно зная, что на дневном совещании Гитлер потребует от него новостей, Кранке буквально из кожи лез, чтобы эти самые новости раздобыть. Но, несмотря на постоянные телефонные звонки в РВМ и штаб Группы ВМФ «Север», он так ничего и не узнал. «Я снова подчеркнул, что мне крайне необходимо получить отчет для доклада фюреру, но мне отвечали, что телефонные линии повреждены», — писал Кранке.
Опасаясь самого худшего, Кранке отправился на дневное совещание. «Я сообщил фюреру все, что мог.»
Но это был еще легкий ветерок по сравнению с тем штормом, который постепенно надвигался на командование флота. Было совершенно ясно, что, по мнению Гитлера, он столкнулся с неповиновением. Он уже подчинил себе армию и захватил полный оперативный контроль над действиями сухопутных сил, несмотря на первоначальное сопротивление Генерального штаба. Флот все еще сопротивлялся, но эта твердыня держалась лишь потому, что Гитлер всерьез ее не штурмовал. А теперь, доложив, что подводная лодка видела «красное зарево», адмиралы не могут сообщить ему факты и цифры.
Кранке продолжает: «Он пришел в крайнее возбуждение и приказал мне отправить радиограмму, требуя рапорта от флотского командования. Я передал этот приказ Вангенгейму[29].
За этим последовали новые замечания фюрера, который возбуждался все больше. Он говорил о бесполезности крупных кораблей, о нехватке способностей и отваги у части старых морских офицеров. Мне пришлось оставить даже саму мысль о протестах. Он даже сказал, что мы осмеливаемся атаковать торговые суда, только если они не отстреливаются».
Тем временем адмирал Кумметц, все еще находящийся на борту «Хиппера», получил отчет капитана 1 ранга Штанге о действиях «Лютцова». В 12.26, когда в Вольфшанце Кранке выслушивал нотации Гитлера, Кумметц отправил свой второй рапорт. Судя по всему, Кумметц просто не представлял себе того напряжения, которое сейчас воцарилось в ставке фюрера. Он писал:
«Группа «Лютцова» столкнулась с крайне плохой видимостью. Были отмечены 2 попадания снарядов среднего калибра. Попадания вызвали пожар на одном судне. Корабли группы повреждений не получили.
Согласно наблюдениям «Бейтцена», подтвердилось потопление вражеского эсминца «Экольдтом».
Экипажи вели себя образцово, Личный состав машинных отделений «Хиппера» заслуживает особого упоминания за ремонт повреждений, полученных в бою. Задача была трудной из-за непродолжительности светлого времени. Выражаю мнение, что командиры сделали все возможное в рамках полученных директив[30]. Командующий крейсерскими силами».
Даже после дневного совещания адмирал Кранке все еще не имел никакой информации. Поэтому он прекрасно представлял себе, в каком опасном положении он оказался. Он продолжал звонить в РВМ в Берлин, пытаясь убедить командование флота, что информация нужна ему немедленно, но штаб ничего не мог сделать. Новостей из Альтен-фиорда не было.
Чтобы поторопить своих адмиралов, оперативный отдел отправил адмиралу Карлсу приказ: «Главнокомандующий требует срочно отправить рапорты Кумметца и группы «Лютцова», а также детальный перечень всех радиограмм с указанием времени отправки, получения и прочих подробностей с самого начала боя. Командующему силами ВМФ в Северных водах и командиру Группы ВМФ «Север» представить рапорты с объяснением причин задержки».
Адмиралу Кранке, сидевшему в своем кабинете в Вольфшанце, оставалось лишь терпеливо ждать и надеяться, что фюрер немного остынет. В 17.00 зазвонил телефон. Гитлер хотел видеть адмирала немедленно.
Разразился настоящий кризис. Крейсера вышли в море для атаки британского конвоя, произошло сражение, а теперь следовало расплачиваться за проигрыш. Что последствия будут тяжелыми, было уже совершенно ясно, хотя Гитлер не имел никаких сведений, кроме переданных ему самим Кранке.
Разумеется, Кранке не знал, что бой завершился неудачей для немцев. Вообще никто за пределами Альтен-фиорда не подозревал, что операция провалилась. Адмирал отправился в кабинет фюрера. Вот его рассказ о том, что произошло дальше:
«В 17.00 за мной прислал фюрер, который поинтересовался новостями. Он метался по комнате в страшном возбуждении. Гитлер говорил, что это чудовищное неповиновение — отказ информировать его. Такое поведение адмиралов и весь ход боя показывают, что корабли совершенно бесполезны. Они только служат питательной средой для революции, бесцельно отстаиваясь на якоре и не желая вступать в бой.
Так произошло в свое время с Флотом Открытого Моря, сказал он и добавил, что принял окончательное решение избавиться от этих бесполезных кораблей. Он найдет более полезное применение личному составу, оружию и броне. «Немедленно сообщите об этом гросс-адмиралу Редеру».
Я попытался успокоить его и сказать, что мы должны дождаться рапорта. Однако он не дал мне произнести ни слова и выгнал меня. Я сообщил обо всем гросс-адмиралу».
Так Гитлер решил пустить на слом свой надводный флот: 3 линкора, 2 карманных линкора, 2 линейных крейсера, 2 тяжелых и 4 легких крейсера должны были превратиться в металл. Отныне германский флот не должен был иметь кораблей крупнее эсминца.
Поздно вечером адмирал Кумметц, собрав рапорты «Лютцова» и всех эсминцев, наконец подготовил третье сообщение, в котором дал детальное описание боя. Оно получилось довольно длинным, и было решено отправить его тремя частями: две по радио и третью по телетайпу с крейсера «Кёльн», который имел телефонную связь с берегом.
В 17.00, когда Гитлер окончательно пришел в бешенство и сказал Кранке, что решил «разделаться с этими бесполезными кораблями», адмирала Кумметца вызвали к радиотелефону для разговора с адмиралом Клюбером, находящимся в Нарвике.
Этот разговор дает прекрасное представление об образе мыслей адмирала Кумметца. Мы приводим его полностью по германским источникам.
Кумметц: «Это командующий крейсерскими силами. Хайль Гитлер».
Клюбер: «Это командующий силами ВМФ в Северных морях. Хайль Гитлер. Я получил приказ главнокомандующего передать вам несколько вопросов и потому вызвал вас к радиотелефону. Кроме того, я должен передать вам приказ командующего Группой ВМФ «Север», принятый по телетайпу: «Командующему крейсерскими силами и «Лютцову»: немедленно представить детальный рапорт и соответствующий обзор операции «Регенбоген», который затребован верховным командованием. В нем должен быть подробный отчет о действиях «Лютцова» и полученных результатах. Согласен с прекращением боя после уточнения вражеских сил. Главнокомандующий».
Кумметц: «Вы получили разбитый на части отчет, части с первой по третью, первые две по радио, третья по телетайпу?»
Клюбер: «Я получил вашу короткую радиограмму от 21.00 вчерашнего дня и передал ее дальше по радиотелефону и телетайпу как «Особо срочную», как от меня требовали. Затем в начале вечера мы получили короткое сообщение, касающееся группы «Лютцова», но не получили третье сообщение».
Кумметц: «Мне только что сообщили, что третье донесение не зашифровано, потому что нет шифровальных машин. Поэтому его отправили в Боссекоп (штаб на берегу), чтобы его там обработали. В этих трех сообщениях я изложил все, о чем упоминал в кратких донесениях. Теперь я могу быть более пространным и ответить на вопросы Группы ВМФ «Север». В отношении расхода боеприпасов у меня еще нет данных на руках. Я отправлю их с пометкой «Особо срочно» по телетайпу.
Для начала я должен повторить, что не понимаю, почему у всех создалось впечатление большого успеха. Если у меня нет результатов, я ни на что и не претендую. Я еще не решил заявить, что у меня вообще ничего нет. Я не виноват в том, что именно так было истолковано донесение командира подводной лодки о «красном зареве». Я не мог подтвердить это заявление, так как уже возвращался.
