«…не слышал я жалоб женщин и детей, без того, чтобы немедля не помочь им, — сказал Кухулин.
Вышли тогда к нему пятьдесят женщин королевского рода и обнажили перед ним свою грудь. И обнажили они на его глазах свою грудь, дабы удержать героя от славных подвигов и не пустить из Эмайн. К тому же принесли они три чана с водой, желая смирить боевой пыл Кухулина и уберечь его в этот день от сражения.
— Вижу я, что не идет Кухулин к сыновьям Галатина, ибо магическими наговорами смутили его, — сказал Лугайд. Долго придется ждать пришедшим сюда из Дун Керна, Белайб Кон Глайс, Темры Луахра и Три Усце, что у Беойя Менболг. Недобрыми чарами держат Кухулина, и не скоро явится он. Отправимся же туда сами!
На другой день подступило войско сыновей Галатина к Эмайн Махе, и вся она скрылась за дымом пожарищ, а оружие в ней попадало с крюков. Плохие вести несли Кухулину.
И тогда сказала Леборхам;
— Поднимись, о Кухулин, встань на защиту Маг Муиртемне от мужей Галеопн, о ты, Лугом зачатый, славно взращенный, обрати против врага свои боевые приемы. О Кухулин, поднимись, чтобы от отчаяния били руками после твоего нападения на великую Маг Мупртемне, о воин битвы. Пусть не успокоит тебя Кормак. Далеко люди Конхобара, и не близок Конал к Кормаку. Не смехом, а убийством творит Лугайд это дело. Приготовься же, о непобедимый, о внук Катбада, поднимись!
Так отвечал ей Кухулин:
— Оставь меня, о женщина. Не один я в краю Конхобара способен отбросить жестоких врагов, не один. Воистину велика моя усталость, и не мне уж с охотою к ранам стремиться.
Так сказала тогда Ниам, дочь Келтхайра, что приходилась супругой Коналу Кернаху:
— Известно тебе, о Кухулин, что не колесницы Конала видишь ты, сражающиеся с уладами у бродов победы…
— О женщина, — сказал Кухулин, — даже если бы я знал, что обречен на смерть, то ради чести своей не стал бы избегать погибели.
Потом подошел Кухулин к своему оружию и принялся облачаться для боя. Когда надел он свой плащ, заколка выпала у него из рук. Так сказал тогда Кухулин:
— Нет здесь вины моего плаща, дающего не знак. Виновата заколка, что ранит мою плоть, пройдя сквозь ногу. Щитом будут разбросаны останки добычи. Разделение мечом. При деснице мои кулаки. Быстрый удар. Кровь исторгнут из ран руки мужей.
Потом облачился Кухулин, взял свой щит с разящей кромкой и сказал Лаэгу, сыну Риангабара:
— Запряги нам колесницу, друг Лаэг!
— Клянусь богом, которым клянется мой народ, — отвечал Лаэг, — что даже если бы все улады из королевства Конхобара собрались нынче у Серого из Махи, то и они не смогли бы запрячь его в колесницу. Никогда до сего дня не упирался он и привык лишь угождать мне. Если желаешь, пойди сам и спроси Серого.
Подошел Кухулин к коню, а тот трижды повернулся к нему левым боком. Накануне ночью Морриган разбила колесницу Кухулина, ибо не желала пускать его в битву. Знала она, что тогда уж не вернуться герою в Эмайн Маху.
Сказал тут Кухулин Серому из Махи:
— Не в твоем обычае было, о Серый, чтобы… оставалось от меня слева. О жестокий ворон, не сделаю я того, от чего обесценится смерть. Не поворачивается дух мой к равнине, из которой скакал бы я на тебе. Велики красные потоки. Вечные кони и колеса, остов, упряжь, подстилка, на которой приятно нам было сидеть — все разбила нам Бадб в Эмайн Махе.
Тогда посмотрел на Кухулина Серый из Махи, и выкатились из его глаз большие кровавые слезы. Вскочил Кухулин на колесницу и устремился на юг по дороге в Мид Луахар. Вдруг увидел он перед собой девушку, и была это Леборхам, дочь Ай и Адарк, раба и рабыни при дворе Конхобара. Так сказала Леборхам:
— Не покидай нас, не покидай нас, о Кухулин! Благородно лицо твое, прекрасны щеки твои, пламенеет дивный твой лик, что назначен израненным быть. Оплакана будет твоя погибель. Горе женщинам, горе сынам! Горе нашим очам, долог будет плач по тебе. Поступью королевски-благородного отправишься ты в бой, где умрешь, о великий бог Маг Муиртемне!
Так сказала она и тут испустили ужасный стон трижды пятьдесят женщин из Эмайн Махи,
— Лучше бы нам не выезжать, — сказал Лаэг, — ибо до сего дня не изменяла тебе сила, что получил ты в наследство от материнского рода.
— Нет уж, — ответил Кухулин, — поезжай вперед, ибо дело возницы — править конями, воина — встать на защиту, мудрого — дать совет, мужа — быть сильным, женщины — платать. Поезжай вперед навстречу сражению, ибо сетования уже ничему не помогут.
Направо повернула колесница, и тогда испустили женщины крик страдания, скорби в жалости, зная, что уже не вернуться герою в Эмайн Маху.
Встретился им на пути дом кормилицы, которая вырастила Кухулина. Заходил к ней Кухулин всякий раз, когда ехал на юг или с юга. Всегда был у кормилицы для него кувшин пива. Выпил Кухулин пива и распрощался с кормилицей. Потом поехал он дальше по дороге в Мид Луахар мимо Равнины Могна. И вот, что он здесь увидел: трех старух, слепых на левый глаз, стоящих перед ним на дороге. На ветках рябины поджаривали они собачье мясо, сдабривая его ядом и говоря заклинания.
Потом облачился Кухулин, взял свой щит с разящей кромкой и сказал Лаэгу, сыну Риангабара:
— Запряги нам колесницу, друг Лаэг!
— Клянусь богом, которым клянется мой народ, — отвечал Лаэг, — что даже если бы все улады из королевства Конхобара собрались нынче у Серого из Махи, то и они не смогли бы запрячь его в колесницу. Никогда до сего дня не упирался он и привык лишь угождать мне. Если желаешь, пойди сам и спроси Серого.
Подошел Кухулин к коню, а тот трижды повернулся к нему левым боком. Накануне ночью Морриган разбила колесницу Кухулина, ибо не желала пускать его в битву. Знала она, что тогда уж не вернуться герою в Эмайн Маху.
Сказал тут Кухулин Серому из Махи:
— Не в твоем обычае было, о Серый, чтобы… оставалось от меня слева. О жестокий ворон, не сделаю я того, от чего обесценится смерть. Не поворачивается дух мой к равнине, из которой скакал бы я на тебе. Велики красные потоки. Вечные кони и колеса, остов, упряжь, подстилка, на которой приятно нам было сидеть — все разбила нам Бадб в Эмайн Махе.
Тогда посмотрел на Кухулина Серый из Махи, и выкатились из его глаз большие кровавые слезы. Вскочил Кухулин на колесницу я устремился на юг по дороге в Мид Луахар. Вдруг увидел он перед собой девушку, и была это Леборхам, дочь Аи и Адарк, раба и рабыни при дворе Конхобара. Так сказала Леборхам:
— Не покидай нас, не покидай нас, о Кухулин! Благородно лицо твое, прекрасны щеки твои, пламенеет дивный твой лик, что назначен израненным быть. Оплакана будет твоя погибель. Горе женщинам, горе сынам! Горе нашим очам, долог будет плач по тебе. Поступью королевски-благородного отправишься ты в бой, где умрешь, о великий бог Маг Муиртемне!
Так сказала она и тут испустили ужасный стон трижды пятьдесят женщин из Эмайн Махи.
— Лучше бы нам не выезжать, — сказал Лаэг, — ибо до сего дня не изменяла тебе сила, что получил ты в наследство от материнского рода.
— Нет уж, — ответил Кухулин, — поезжай вперед, ибо дело возницы — править конями, воина — встать на защиту, мудрого — дать совет, мужа — быть сильным, женщины — плакать. Поезжай вперед навстречу сражению, ибо сетования уже ничему не помогут.
