борются с суровой природой Арктики наши полярные герои.
На вопрос о том, насколько следует считать опасным положение челюскинцев, тов. Куйбышев ответил, что положение челюскинцев нельзя считать безопасным, ибо опасность подстерегает их на каждом шагу. Вопрос заключается не только в оказании помощи, но в оказании скорой помощи, так как среди челюскинцев имеются женщины и дети и примерно с десяток лиц слабосильных, с трудом переносящих тяжелые арктические условия.
Штурман М. Марков. Период «освоения» (из дневника)
Челюскин» — на дне. Мы — на льдине. Кораблекрушение произошло вчера. Льды разрушили наш пловучий дом, но они же дали нам приют. Вчера мечтали о полыньях и разводьях, о чистой воде, а сегодня мы хотим, чтобы наша льдина была как можно более толстой и мощной.
Сегодня все спокойнее, чем вчера, но все же мы очень озабочены. Во-первых, беспокоит завтрашний день. Никто не знает, как сложится здесь жизнь. Во-вторых, над всеми довлеет вчерашний день. Картина гибели «Челюскина» у всех перед глазами.
Живем в палатках. Спим в спальных мешках, влезаем в них в теплых штанах и в тужурках. Теплой одежды достаточно. Продукты есть.
Будем жить. Мы ведь живучие.
Выглядят люди хорошо, только немного грязноваты. Вчера заработала наша рация. Сегодня Москва уже знает о случившемся. Завтра из Уэллена выезжает к нам 40 нарт и с мыса Северного — 20. [76]
До берега около 150 километров. Путь их долог и труден. Но самолеты окажут им помощь, показывая направление к нашему лагерю,
Температура воздуха минус 25 °C. В первую ночь было тепло, но страшно тесно. Лежали почти в два этажа, отдавливая друг другу ноги, так как расположились веером: ногами к центру, а головами к краям палатки.
Днем энергично «осваивали» льдину. В черной полынье, оставшейся на месте гибели «Челюскина», всплыло множество всякого добра: шлюпка, тес с палубы (тали и найтовы, которыми он был прикреплен, мы предусмотрительно обрубили перед погружением судна), несколько бочек горючего. Одним словом — все, о чем только может мечтать потерпевший кораблекрушение… Все это общими усилиями извлекалось на лед. Последний раз спасибо «Челюскину»!
Из спасенного леса строится большой барак.
Нам, взрослым, еще ничего, но ребятишкам пришлось тяжеленько.
Уж поздно. Сейчас вползаю в мешок.
15 февраля
Я хожу, как первобытный человек, — с головы до ног укутан в шкуры мехом вверх. Температура минус 20 °C. Ветер стих. Кажется, что совсем тепло, только ночью шапка на голове покрылась ледяной коркой. Ногам в мешке тепло, я даже сушил там рукавицы. Внутри палатка посеребрена инеем. Отопления нет. В палатке становится теплее, когда на примусе греется чай.
Поздний вечер. Сидим без шапок, собравшись в кружок у примуса. Нас в палатке 11 человек. Тесно. Вспоминаем время, прожитое на «Челюскине», перебираем события дня.
Сегодня капитан с Бабушкиным ходили смотреть аэродромы. Осмотренная ими площадка оказалась невредимой. В сумерки поднялась тревога — не возвратились Гуревич и бортмеханик Валавин, ушедшие на разведку в другом направлении. Их отсутствие не обещало ничего хорошего. Лагерь поднялся на ноги. Неуклюжие фигуры в малицах, до смешного похожие друг на друга, толпами собирались у палаток, высказывая самые тревожные предположения о судьбе товарищей. Палили из ружей. Подожгли бочку из- под керосина. Пламя зловеще осветило ледяные глыбы.
Валавин и Гуревич действительно заблудились. Когда уже совсем стемнело, они увидели сначала зарево, а потом и огненный столб. [77]
В лагере их ждал нагоняй. С их приходом наступило успокоение. Челюскинцы расползлись по своим меховым норам.
Среди десятка игрушечных, полузасыпанных снегом палаток, каким-то чудом вмещающих 104 человека, бродит одинокий вахтенный с винтовкой. Тихая теплая ночь — всего минус 20 °C. Чуть видны звезды. Бочка-маяк догорает.
16 февраля
На льду мы, штурманы, подсчитали свои трофеи. Оказывается, наша льдина вооружена штурманским инвентарем, как любое первоклассное судно. Хоть сейчас в кругосветное путешествие…
Все приборы я поместил у себя в палатке. Под хронометры подложил толстый слой войлока. Оба они, к счастью, исправны, даже тот, который я варварски вырвал из доски. Анероид и барограф повесил на стенку. Палатка напоминает штурманскую рубку.
Спасенные приборы несут неоценимую службу. Звездным глобусом пользуются Гаккель и Хмызников, работая ночью с теодолитом. [78]
Секстаном и хронометром мы с капитаном определяем астрономические точки нашего лагеря.
Продолжаем обстраиваться. Заканчивается постройка барака и кухни. Вечером на собрании Отто Юльевич оповестил всех, что из Уэллена вышли 20 нарт на Онман, откуда, соединившись с другими 20 нартами, пойдут к нам. При ясной погоде из Уэллена, с мыса Северного и Онмана к нам вылетят самолеты.
Палатку сегодня капитально переоборудовали: подвели под нее деревянный остов. Стало гораздо свободнее. Приделали даже выдвижные двери. Шипят два примуса. Капает с начавшего оттаивать потолка.
Ветер рвет полотнища палатки. Сегодня у нас скучновато. Иногда перебрасываемся замечаниями о погоде. Это она испортила настроение. Картина сжатия преследует многих, она сильно подействовала на психику менее стойких. Вот и сегодня боятся нового сжатия. Мне кажется, что опасность нам не угрожает.
Продовольствия у нас на два месяца, жидкого топлива достаточно. В некоторых палатках стоят камельки. Топят дровами.
17 февраля
Сегодня осматривал ледяные стены, образовавшиеся на месте гибели «Челюскина». Первый раз в жизни мне пришлось наблюдать такие чудовищные торосы.
Я взбирался на их вершины. Высота их — до семи метров. Трудно описать открывающуюся отсюда ослепительную картину Арктики и мощь ее ледяных просторов. У самых ног рассыпаны огромные рафинадные глыбы — осколки величиной в два кубометра и больше. Прозрачная зеленая толща ледяных глыб пронизана мраморно-белыми прослойками спрессованного снега. В некоторых местах расколотые льдины вылезли на поверхность; толщина их обнажившейся части — два моих роста. Снизу я кажусь вероятно совсем маленьким на вершине тороса.
Отсюда я наблюдаю картину жизни и труда в нашем лагере.
Слева стоит, сложив крылья, вытащенный в последнюю минуту самолет. Чуть правее у барака копошится народ, обкладывают крышу и стены снегом. Ближе ко мне, где был когда-то «Челюскин», группа людей дружно тянет доски и бревна.
Поистине «Челюскин» оставил нам богатейшее наследство. Что ни день, то новый повод вспоминать о нем с благодарностью. Вот и сейчас боцман с матросами вырубают из ледовой каши бочку с горючим. [79]
Вдали, где прижались к снегу крохотные палатки и торчат к небу радиомачты, три человека водружают шест с нашим новым большим флагом. Между этим шестом и новым домом поднимается к небу седой изогнутый столб дыма. Это печники разогревают глину, предусмотрительно выгруженную при аварии. Глину готовят для выкладки печи в выстроенной тут же кухне.
В центре всего — гора ящиков с продовольствием; около нее хлопочет завхоз Канцын. В стороне от лагеря двигаются редкие пятнышки. Это челюскинцы.
