умывальника, который был сзади камбуза. Это были самые чистоплотные из жильцов нашей палатки. Алексей Николаевич занимался умыванием реже, а мы с Кренкелем считали, что известный чукотский обычай — не мыться — наиболее подходит к условиям нашего жития. Только уже когда очень черными станут руки и на щеках и на лбу появятся пятна от копоти, мы пытались умыть друг друга снегом или (гораздо реже) горячей водой с мылом.
Утреннее радио заканчивало работу после чая. В зависимости от того, какая погода — летная или нет, Уэллен назначал нашей рации соответствующие часы для переговоров.
В 12–12 1/2 часов дня — обед. К этому времени возвращались первые смены бригад с аэродромов или с каких-либо других работ, а пообедавшие уходили на их место.
В нашей палатке из-за тесноты совсем не было обеденного [180] стола. На коленях у Шмидта укладывалась большая фанерная доска, на нее водружались ведерко с супом, галеты или лепешки. Все остальные четыре обитателя усаживались кругом, и трапеза начиналась. «Зачищать» котелок обычно приходилось троим: Эрнесту, Симе и мне. «Старики», как мы звали Отто Юльевича и Алексея Николаевича, ели с аппетитом, но, как нам казалось, очень мало.
После обеда, если не было особых работ или занятий, — отдых. Эрнест обычно спал. Сима уходил в палатку Бабушкина играть в «козла» (домино). Алексей Николаевич или уходил проверять какие-либо работы, или в палатку строителей для собеседования и политучебы, а иногда садился за английскую книжку, которую он, кажется, перечитывал уже третий или четвертый раз.
Мы с Отто Юльевичем много беседовали на разные философские и научно-теоретические темы. Иногда Отто Юльевич рассказывал всем нам что-нибудь на общеполитические темы.
Случайно во время выгрузки были выброшены на лед три журнала Американского национального географического общества. Отто Юльевич читал нам статьи из этого журнала, тут же переводя их на русский язык.
Когда уставали от разговоров и споров, — переходили к шахматам. Шахматная доска была сделана из фанеры и расчерчена соответствующим образом, а фигуры вырезаны ножом из дерева и окрашены (черные) чернильным карандашом.
То играли Бобров и Шмидт, то Бобров и я, то Шмидт и я. Но одних Шахматов было мало. Тогда Отто Юльевич начал в палатке игру в отгадывание знаменитых людей, введенную в лагере Баевским и распространившуюся по всем палаткам. Игра заключалась в том, что мы вчетвером задумывали какого- нибудь знаменитого политического деятеля, ученого или еще кого-нибудь, а пятый отгадывал, Задавая нам вопросы. Мы же отвечали ему только: да или нет.
Вскоре эта игра распространилась по всему лагерю, и в каждой палатке, особенно по вечерам, играли в нее с неослабевающим интересом. Кто-то из наших шутников, кажется Федя Решетников, загадал Баевскому «знаменитого человека» — Карину, дочку наших Васильевых. Баевский бился долгое время, исчерпал все законное количество вопросов, но так и не мог отгадать. Под общий хохот узнали, что это за «знаменитый человек».
Когда мы стали получать информацию ТАСС (ее принимал Кренкель в послеобеденное время с мыса Северного), то почти каждый день в бараке, из одной половинки которого после разрушения [181] было сделано новое помещение, собирались почти все обитатели лагеря Шмидта, чтобы прослушать новости с материка. Там же, в бараке, происходили занятия кружка диалектического материализма. После ужина начиналось вечернее чаепитие, которое заканчивалось обычно перед самым сном. В это время почти каждый день к нам в «штаб» приходил Бабушкин, и начиналось сражение в «козла» между партиями Шмидт и Бабушкин, с одной стороны, Бобров и Сима Иванов — с другой. Мы с Кренкелем не любили этой игры и не участвовали в ней. Пользуясь тем, что с нами живет Отто Юльевич, мы предпочитали беседовать с ним на всякие интересующие нас и животрепещущие научные, философские и общие темы. А тут вдруг игра в «козла», которая занимает весь вечер. Но остальные четверо были страстными игроками, и наши шутки и издевательства на них никак не действовали. Иногда нам все же удавалось предотвратить «козла», и тогда из Отто Юльевича, «как из бочки», как он сам говорил, мы выкачивали материал по интересующим нас вопросам. [182]
Временами, как я уже говорил, устраивались игры. Как-то Отто Юльевич, большой изобретатель всякого рода забав и игр, предложил еще одну игру, которой мы потом долго забавлялись.
Она заключалась в том, чтобы, загадав какую-нибудь вещь или предмет, отгадать его таким способом: отгадывающий перечисляет ряд предметов или ведет какой-нибудь рассказ; по мере приближения в рассказе или в перечне предметов к загаданному объекту загадавшие или начинают стучать громко палочкой (в данном случае-о котелок), или усиленно свистеть, шуметь, или петь; по мере того как отгадывающий удаляется в своем рассказе или перечне от задуманного предмета, пение, шум или стук начинают ослабевать — по этим приметам играющий получает возможность отгадать предмет.
Вечером, перед тем как лечь спать, Кренкель проверял радиостанцию, надевал наушники и слушал материковые станции. В случае надобности он вызывал их или переговаривался по тем делам, которые стояли на очереди.
Спать мы ложились обычно часов около двенадцати. Снимали с себя верхнюю одежду и залезали в мешки — каждый на свое место. Камелек, который потом был переведен с древесного топлива на жидкое (керосин), тушился. Мы гасили одну «летучую мышь», другую оставляли, несколько привернув фитиль, в виде ночника. Сон у всех был крепкий и, как нам казалось, без сновидений.
В дни сильной пурги и ветра, когда очередные работы отменялись, если они не бывали особенно срочными и необходимыми, весь лагерь отдыхал. Получалось нечто вроде общего выходного дня. Одни спали, другие занимались различного рода играми, состязаниями, третьи вслух читали спасенные с «Челюскина» книги.
В нашем «доме» в такие дни шли нескончаемые политические, научные или литературные беседы и споры. Иногда Отто Юльевич читал маленький томик Гейне на немецком языке. Отто Юльевич — живая энциклопедия. У него можно получить любую справку по различным отраслям знания.
Привожу выписку из своего дневника от 28 марта, когда я пытался вспомнить темы бесед, которые мы вели в палатке с Отто Юльевичем, и записать их для памяти:
«Сейчас семь часов по московскому времени, то есть семь часов утра, у нас же четыре часа дня. Эрнест принимает по радио ТАСС с мыса Северного. О. Ю. Шмидт полулежа что-то вычисляет в своей тетради по математике. А. Н. Бобров читает английский роман, восхищаясь какой-то там крошкой Эмми, и ругает какого-то мерзавца [183] Артура. Форсунка в камельке трещит и изредка выбрасывает кольца керосиновых паров и копоти. На улице у склада (что против нас) Канцын разрубает туши медведей. Флаг начальника Главного управления Северного морского пути (ГУСМП), выкинутый у нашей палатки, показывает слабый ветер с запада.
К сожалению приходится писать чернильным карандашом, против всех правил, но мой простой карандаш настолько мал, что я принужден беречь его для научных записей.
Вспоминаю сейчас о всех беседах, которые Отто Юльевич вел с нами в палатке. Вот их перечень.
14 февраля — 6 марта
Об экспедиции О. Ю. Шмидта на Памир с альпинистскими целями.
О будущем социалистическом обществе.
Об истории Южной Америки.
О скандинавской мифологии.
О путях развития советского Севера и задачах ГУСМП.
О теории психоанализа Фрейда.
О современном состоянии биологических работ в Арктике.
О деятельности Арктического института.
Об аэроразведке морского зверя на Чукотке.
О современной советской поэзии.
О теории детерминантов.
О современной науке и ученых.
О литто-литовцах, их культуре и истории.
О социализме, пролетарской диктатуре и государстве.
