— Приготовиться! Рррраз…
Командует Колесниченко.
Мотор чикнул и… остановился. Последующие 3–4 запуска показали, что компрессия очевидно недостаточна, пропускает всасывающий клапан, который был заменен запасным.
— Быстро притереть. Карборунд в мастерской.
В машинном отделении предостерегающая тишина. Вода зашла уже за первые решетки и заметно прибывала. Пройти в мастерскую нельзя. Колесниченко принес карборунд из каюты и обратился ко мне:
— Корпус по нашему борту разорван. Я взял свои документы, иди и ты, а потом пойдет Саша. [313]
— Есть!
В коридоре тихо и пусто. В каюте зияющая пасть разорванной обшивки. Ваня Нестеров ищет партбилет.
Вырываются нелепый вопрос и такой же ответ:
— Ну как?
— Ничего.
Вспомнил, что на мне нет теплых портянок и рукавиц; они в шкафу. Висевшие там шляпа и пальто вызвали ироническую улыбку. Как до смешного не нужны эти вещи! Ну их к чорту!..
Я бегу обратно в аварийку.
Нашли причину, почему остановился мотор.
— Айда!
Колесниченко подбегает к Иванову.
— Что с тобой, Саша?
— Ничего… — прерывающимся голосом говорит Саша. — Володя, прикрой дверь на палубу…
— Нельзя так, Александр Михайлович, давай, включайся быстро в работу…
— Извини, Анатолий, немного забылся…
Уже все на месте.
Залита горячая вода, принесенная из верхнего буфета.
— Приготовиться! Ррра…
Мотор вздохнул и ритмично застучал.
— Выводить медленно реостат!
Стрелка вольтметра поползла кверху: 60, 80, 100, 150… Контрольная лампа увеличивает накал.
— Включить свет! Володя, узнай, что на палубе.
Отвечаю: «Есть».
На правом борту стоит О. Ю. Шмидт. К нему подходит капитан Воронин…
Люди один за другим прыгают за борт. Минута — и на месте, где стоял красавец «Челюскин», остались лишь глыбы грязного льда, хаос зажатых бревен да разный мусор, всплывший с палубы.
Тишина. Ти-ши-на.
Можно ли спасти потерпевших крушение?
В арктической пустыне, недалеко от северо-восточного конца Сибири, на льдине плывут к полюсу 103 русских, между ними семь женщин и двое детей и с нетерпением ждут помощи. Это команда советского парохода «Челюскин», который погиб, раздавленный льдами, и персонал метеорологической станции на острове Врангеля.
Положение потерпевших крушение настолько ухудшилось, что уже в самое ближайшее время надо считаться с возможностью новой арктической трагедия. Кажется почти невозможным произвести посадку на битый лед и еще более невозможным подняться с него. Насколько можно предположить, имеется только одна возможность осуществить спасение: дожидаться на льду наступления теплого времени, когда находящиеся на льдине сумеют достичь на своих лодках берега или их отыщет на этой льдине ледокол.
Спрашивается только: выдержит ли льдина до этого времени?
Помощник заведующего хозяйством А. Канцын. Скорее на лед
Задолго до гибели корабля, когда стало ясно, что нам предстоит длительное пребывание в Полярном море, Отто Юльевич Шмидт, как всегда предусмотрительный, потребовал подготовить аварийный запас продовольствия, горючего и меховой одежды. План он поручил разработать своему заместителю по хозяйственной части т. Копусову, а потом передал его завхозу Могилевичу.
— Начинайте постепенно подготовлять продукты, меховую одежду и прочие необходимые вещи на льду, — сказал Шмидт.
На левом крыле нижнего мостика мы сложили в мешках малицы, теплое белье, меховые брюки, рубашки. Хранить в этом месте аварийные вещи было удобно, отсюда их легко выбрасывать на лед.
На ботдеке справа мы сложили продукты с расчетом, чтобы их хватило на два месяца. Продукты накрыли брезентом.
Все работы для подготовки аварийного запаса мы проводили преимущественно вечерами и ночью. Днем были судовые работы. Специальных людей для подготовки продуктов и меховых вещей Отто [315] Юльевич решил не выделять, чтобы избегнуть тревожных настроений у экипажа.
Хотя мы все и были подготовлены к возможности оставить «Челюскина», но уверенность в благополучном конце зимовки не покидала нас. Вечера товарищи проводили в красном уголке за шахматами, книгами, учебой, и мысль о печальном конце судна не приходила.
Как-то Отто Юльевич спросил меня:
— Товарищ Канцын, как у вас дела с аварийным запасом?
Я ответил, что все уже подготовлено, и спросил, не надо ли прибавить к запасу еще что-нибудь на всякий случай.
— Хорошо, — согласился Отто Юльевич. — Вот видите, все сделано тихо, спокойно и без лишних разговоров, — с улыбкой добавил он.
План выполнили и перевыполнили. С Борисом Могилевичем мы продолжали укладывать ящики и мешки с продовольствием на главную палубу.
13 февраля утром я и Борис Могилевич пошли ставить капканы на песцов. На обратном пути нас захватила пурга. Она била в глаза и засыпала хлопьями снега. Иногда доносились заглушенные ледяные стоны.
— Эх, и до нас дойдет, — сказал Борис.
У борта судна нас встретил т. Воронин и сказал:
— Давайте, товарищи, на пароход. Лед сегодня не спокоен.
Переодевшись, мы едва успели сесть за стол обедать, как услышали первый толчок в левый борт судна.
Лед напирал.
Мы бросились на палубу. Иван Александрович Копусов сказал:
— Давайте готовиться к выгрузке продовольствия.
Люди бежали по местам. Я с заранее прикомандированной ко мне бригадой стал выгружать теплые меховые вещи с мостика на лед. Люди с поразительной ловкостью и быстротой подхватывали мешки, тащили и бросали их за борт.
Петр Карлович Новицкий, наш экспедиционный фотограф, по комплекции своей и возрасту не расположенный к особой проворности, с удивительной быстротой загребал по крайней мере в два раза большие, чем он сам, мешки и с тяжелой одышкой вытаскивал их на палубу.
Подгонять никого не приходилось. Люди работали с совершенным хладнокровием, спокойствием, с чрезвычайной энергией, ловкостью и быстротой. Через 15–20 минут выгрузка меховых вещей [316] была закончена, и я со своей бригадой пошел на помощь Могилевичу для выгрузки продуктов.
Затем часть людей была направлена на лед для оттаскивания от борта судна выгруженного
