l:href='#c_121' type='note'>{121}
Тула-Буга и его соправители, все больше тяготившиеся зависимостью от бекляри-бека, начали открыто выражать сомнения в его способностях полководца и целесообразности сохранять за ним пост главнокомандующего. Ногай, в свою очередь, стал серьезно сомневаться, стоит ли Тула-Буге продолжать занимать трон – тем более что бекляри-бек уже нашел ему замену в лице Токты, 16-летнего сына Менгу- Тимура. Вынужденный скрываться от своих братьев, и ранее считавших его опасным соперником, Токта с радостью пошел на сговор с Ногаем, но до поры до времени они решили сохранять свои намерения в тайне.
Ногай сделал вид, что готов пойти на мировую с ханами-соправителями и каждому из их приближенных говорил при встрече: «Подходит пора старости, я оставил споры, распри и смуты, ни с кем не ссорюсь и не помышляю воевать. Однако есть у меня от Саин-хана указ, что если кто-либо в его улусе совершит непутевое и расстроит улус, то чтобы я расследовал это дело и склонил их сердца к согласию друг с другом». Таким образом, в глазах нойонов он представал мудрым и миролюбивым старцем, изо всех сил старавшимся сохранить мир в стране и согласие в семействе Джучидов.
Реализуя свой коварный план, Ногай решил также заручиться содействием своей старинной союзницы Джиджек-хатун, которая по-прежнему пользовалась большим влиянием и уважением в семействе Джучидов. Когда ее посланец вошел в шатер Ногая, он застал бекляри-бека лежащим без сил на кошме и постоянно харкающим кровью (на самом же деле хитрый Ногай заранее набрал в рот свежей крови и теперь периодически сплевывал ее!) Узнав от своего приближенного, в каком состоянии находится Ногай, Джиджек-хатун немедленно направила к Тула-Буге и его братьям послание» в котором, в частности, говорилось: «Как можно скорее удостойтесь беседы с тем немощным старцем, оставляющим сей мир и твердо решившим отправиться в другой мир. Если вы допустите в этом деле небрежность и нерадивость, то молоко ваших матерей да не будет вам впрок!»
Хан и его братья поверили Джиджек-хатун и, кроме того, пожелали лично убедиться в том, что Ногай смертельно болен и более не представляет угрозы. Все четверо явились к бекляри-беку в шатер, где он по- прежнему продолжал разыгрывать из себя смертельно больного. Только на этот раз он еще и начал читать им нравоучение: «Дети, я служил отцам нашим, и в старину и в недавние времена устанавливал всяческую справедливость, поэтому вам необходимо выслушать мое нелицеприятное слово, дабы я мог сменить ваши распри на истинное согласие. Ваше благо – в мире, устройте курултай, дабы я дал вам мир». Пока братья с напускным смирением и почтением выслушивали «последнюю волю умирающего», шатер окружили сторонники Ногая и Токты, которые по сигналу ворвались внутрь и схватили всех четверых. {122}Ногай приказал подвести пленников к Токте и заявил ему: «Вот этот, – он указал на Тула-Бугу, – завладел царством отца твоего и твоим царством, в вот эти сыновья отца твоего согласились с ним схватить и убить тебя. Я отдал их в твои руки; умертви их, как хочешь». Токта прекрасно знал, чего от него хочет Ногай: не дрогнув, он отправил на казнь четырех потомков Бату, среди которых были два его брата по отцу – родной Алгуй и единокровный Тогрул. Вскоре по его приказу были казнены еще три сына Менгу-Тимура, принявшие сторону Тула-Буги – Малаган, Кадан и Кутуган. {123}
Так 17-летний Токта стал очередным ханом, которого «сделал» Ногай. Возможно, всесильный бекляри-бек не исключал возможности в будущем заменить и его, если новый хан станет выказывать строптивость. Однако вряд ли Ногай мог себе представить, что только что по собственной воле возвел на трон самого опасного своего противника, который впоследствии станет виновником его крушения и гибели!
Поначалу в отношениях Токта-хана и его бекляри-бека царила полная идиллия. Молодой хан безропотно исполнял любые требования Ногая, которые чаще всего сводились к приказу устранить кого- либо из нойонов, не угодных бекляри-беку.
Так, однажды, Яйлак(Байлак)-хатун, супруга Ногая, прибыла в гости к Токте и сказала ему: «Отец твой, – она имела в виду Ногая, – говорил тебе, что на пути твоем осталось еще немного терна». Токта прекрасно понял намек и спросил: «А что это за терн?» И Яйлак-хатун назвала ему более двадцати нойонов, которым не доверял ее супруг. Хан подчинился приказу бекляри-бека: он под какими-то предлогами вызвал к себе всех этих нойонов поодиночке и казнил. Чуть позже Токта. также по приказу Ногая, велел задушить и ханшу Джиджек – к счастью для хана, она не была его матерью! {124}
Избавившись от всех влиятельных соперников при ханском дворе, Ногай стал еще больше усиливаться. Освободившиеся места сановников он старался передать собственным родственникам – своим сыновьям Джуки, Теке и Тури и внуку Ак-тайджи, который был сыном его дочери и нойона Таш-Тимура. Сам бекляри-бек все больше времени проводил в своем придунайском улусе, стараясь превратить его в практически независимое государство и укрепляя свое влияние в балканских странах. В 1292 г. он возвел на трон Болгарии своего ставленника боярина Смилеца, а также вынудил сербского краля Стефана Милутина признать вассалитет – но опять-таки не от хана Золотой Орды, а именно от Ногая! Сын краля Стефан (будущий краль Стефан Дечанский, отец Стефана Душана) был отдан Ногаю в заложники. Вассалитет от Ногая признали также автономные болгарские княжества – Видинское и Браничевское. {125} В результате бекляри-бек в начале 1290-х гг. превратился в повелителя огромной империи, включавшей половину Золотой Орды и имеющей собственных вассалов среди русских и балканских правителей.
Около 1296 г. Ногай начал чеканить монету с собственным именем, фактически претендуя на статус правителя, независимого от хана Золотой Орды. И, что вызвало особенно негативную реакцию при ханском дворе, приказывал проставлять на монете не только свое имя, но и своего старшего сына Джуки, намереваясь сделать его своим преемником – что вообще нарушало все традиции семейства Чингизидов. {126}При дворе Токты начала формироваться новая оппозиция Ногаю, которую возглавил нойон Салджидай-гурген, прежде считавшийся сторонником Ногая. Салджидай владел улусом «вблизи Хорезма» и был весьма знатного рода: он происходил из племени кунграт (из которого большинство Чингизидов брало себе жен), сам был женат на Келмиш-хатун, сестре великого хана Мунке, а его дочь Олджай-хатун была супругой Менгу-Тимура и матерью Токты, которому Салджидай, соответственно, приходился дедом. Не довольствуясь столь тесными связями с «Золотым родом», Салджидай решил породниться еще и с Ногаем: он женил своего сына Яйлага на Кабак, дочери Ногая {127}. И вот теперь этот влиятельный нойон вместе с Тама-Токтой, еще одним бывшим соратником Ногая, начал настраивать своего царственного внука против бекляри-бека, что, впрочем, не составляло особого труда: повзрослевший хан и сам уже тяготился зависимостью от всесильного временщика. Воспользовавшись недовольством, которое росло среди нойонов. Токта и его дед вознамерились лишить Ногая его постов и власти, но для этого надо было сначала заманить его к себе. Хан неоднократно приглашал бекляри-бека ко двору, но недоверчивый Ногай постоянно находил благовидные предлоги, чтобы отказаться от приглашения.
Ногаю очень не нравилось усиление Салджидая, и он, в свою очередь, раз за разом слал Токте письма, в которых с раздражением писал: «Людям известно, сколько я понес трудов и тягот, самого себя я сделал причастным к вероломству и коварству, чтобы хитростью освободить для тебя трон Саин-хана, а теперь на этом троне правит карачу Салджидай. Если сын мой Токтай хочет, чтобы между нами укрепились отцовско-сыновние отношения, то пусть он Салджидая отошлет в его юрт, который находится вблизи Хорезма». Хан на эти послания не реагировал, и это привело к еще большей вражде между Ногаем и его сватом Салджидаем, который вместе со своим сыном Яйлагом перестал оказывать уважение Кабак, дочери Ногая, и она пожаловалась отцу на притеснения со стороны мужа и свекра. {128}Ногай, понимавший, что Токта так просто не выдаст своего деда на расправу, решил принять другие меры. Супруге бекляри-бека Яйлак-хатун удалось уговорить нескольких военачальников Токты перекочевать во владения Ногая, который радушно принял их и даже выдал за одного из них, Таза, замуж свою дочь Тугулджу. Токта возмутился столь явным нарушением Ясы Чингис- хана и потребовал от Ногая вернуть беглых эмиров, однако получил ответ: «Я отошлю их тогда, когда он пришлет ко мне Салджидая, его сына Яйлага и Тама-Токту». Токта ответил: «Он мне как отец и воспитатель, и он старый эмир, как же я отдам его в руки врага?» {129}
