битва, в которой войска Мамая потерпели сокрушительное поражение от московских дружин. {373} Разгром на Воже стал заключительным аккордом столь тяжелого для Мамая периода 1375-1378 гг. Даже состоявшийся в том же 1378 г. успешный карательный рейд на Рязанское княжество, в ходе которого были захвачены богатая добыча и множество пленных, не смог в полной мере перечеркнуть столь масштабное поражение.
Неудачи нескольких последних лет существенно подорвали, и авторитет Мамая, и его финансовое положение. Дело в том, что бекляри-беку неоднократно приходилось идти на уступки тем, от кого поступали доходы в ордынскую казну, и снижать размер налогов, чтобы получать их более-менее регулярно. Началось все с вышеупомянутого «докончания» с Москвой 1363 г., когда в обмен на признание власти хана Абдаллаха был значительно снижен «выход» с русских земель. В 1369 г. в результате переговоров с венецианцами Мамай был вынужден снизить торговый налог с 4 до 3%, восстановив, таким образом, ставку налога, существовавшую во времена Узбека и Джанибека (до войны с итальянскими колониями в 1344-1346 гг.). Вероятно, и это было сделано для того, чтобы венецианцы тоже признавали власть Мамая и его ставленника, а не сарайских ханов.
Мамай пытался поправить финансовое положение различными способами. Не желая, чтобы Генуя и Венеция сосредоточили в своих руках всю торговлю Запада с Золотой Ордой, он постарался найти другие торговые пути и отчасти преуспел в этом. Еще в 1372 г. от имени хана Мухаммада бекляри-бек выдал ярлык Кракову, предоставив льготы в торговле с Ордой. В 1379 г. аналогичный ярлык получило и купечество Львова – старинного конкурента Кракова тем самым Мамай не позволил краковским торговцам стать очередным европейским монополистом в торговле с Ордой. {374}Однако все эти меры не могли заменить постоянный источник дохода, который представляли собой русские княжества. Источник, который несколько лет назад практически иссяк, поскольку небольшие и нерегулярные выплаты из Твери и Рязани не могли заменить «выход» всей Северо- Западной Руси, во главе которой стоял Дмитрий Московский, по-прежнему находившийся в состоянии «розмирья» с бекляри-беком. В результате нехватки серебра для чеканки монеты Мамай выпустил некоторое количество золотой монеты, которой еще в 1380 г. рассчитывался с генуэзцами Кафы. {375}Надежда на восстановление вассалитета русских земель забрезжила перед Мамаем в 1379 г., когда через его владения проследовал в Константинополь на утверждение митрополит Михаил (Митяй), ставленник великого князя Дмитрия Ивановича. Мамай поначалу задержал митрополита, но потом счел, что лучше продемонстрировать Москве готовность к переговорам, и выдал ему от имени своего хана ярлык, подтверждавший привилегии русской церкви, закрепленные еще в ярлыке хана Бердибека в 1358 г. {376}
Впрочем, «жест доброй воли», проявленный Мамаем, в итоге оказался бесполезным: уже приближаясь к Константинополю, митрополит Михаил скончался при весьма таинственных обстоятельствах (по некоторым сведениям, он был отравлен или даже собственноручно задушен Пименом, другим претендентом на митрополичий престол). Не теряя надежды все же разрешить конфликт с Москвой миром, Мамай отправил на Русь послание, в котором настаивал на признании зависимости от Орды и выплате «выхода» – теперь уже не по «прежнему докончанию» 1363 г., а в том размере, в каком он выплачивался в эпоху Джанибек-хана. {377} Требование было оставлено без ответа, и Мамаю не оставалось ничего другого, как готовиться к карательному походу на Русь.
Обстановка в самой Золотой Орде, казалось, благоприятствовала этому намерению: владения Мамая на Северном Кавказе, в Северном Причерноморье и в Крыму не подвергались опасности нападений со стороны внешних врагов, поскольку у каждого из них были свои проблемы. Так, сарайский хан Арабшах был должен противостоять новому хану Синей Орлы Токтамышу, который уже двигался на Волгу. Западный противник, литовский великий князь Ягайло, сын Ольгерда, нежданно превратился в потенциального союзника: он вел борьбу за власть со своим дядей Кейстутом и потому отчаянно нуждался в мире с Мамаем, чтобы обезопасить собственные границы от его набегов. Не представлял проблемы и Олег Рязанский, сильно поутихший после набега Мамая в 1378 г. Он даже соглашался в случае похода ордынских войск на Москву пропустить их через свои земли и дать проводников, которые могли бы показать наиболее удобные пути и переправы.
Кажущееся спокойствие на границах убедило Мамая, что ему удастся без проблем собрать большое войско и совершить самый опустошительный поход на Русь со времен великого Бату. Это и стало его роковой ошибкой. Задуманный бекляри-беком поход оказался слишком масштабным мероприятием, и он, во-первых, не успел собрать вовремя все свои войска, а во-вторых, позволил московскому князю узнать о своих планах и подготовиться к отпору.
В результате, пока войска Мамая только-только стягивались к ставке бекляри-бека на Дону, объединенные силы русских княжеств (за исключением, разве что, Твери и Рязани, отношения с которыми Дмитрий Московский окончательно испортил своим вероломством) уже вступили в ордынские владения и навязали Мамаю битву в крайне невыгодных ему условиях. Согласно распространенной версии, битва состоялась 8 сентября 1380 г. на Куликовом поле, на берегу р. Непрядвы.
Узнав о подходе русских буквально за несколько дней до сражения, {378} бекляри-бек проделал поистине титаническую работу: ему удалось на последние имеющиеся средства (а возможно, и в долг) нанять войска армянских и северокавказских князей, генуэзских наемников и других степных авантюристов и выставить против русских армию, вряд ли меньшую по численности. {379}
Однако, в отличие от собственных войск Мамая, которые так и не успели к битве (равно как и союзник, литовский князь Ягайло), наспех собранные наемники представляли собой многочисленную, но совершенно неорганизованную разноязычную массу людей, которых бекляри-бек так и не успел превратить в полноценную армию. Не удивительно, что войска Дмитрия Московского (который стал после этой битвы «Донским»), действовавшие под единым командованием и по ранее разработанному плану, сумели одержать полную победу.
Мамай едва ли не впервые за свою карьеру бы вынужден не просто отступить, а прямо-таки бежать с поля боя. Его наспех собранные войска частью погибли, частью разбежались. А что было хуже всего – погиб и возведенный им на трон хан Мухаммад, которого бекляри-бек из-за неожиданности нападения не успел отправить в безопасное место. {380} Эта гибель молодого и бесполезного, в общем-то, монарха-марионетки предопределила окончательный крах могущественного бекляри-бека.
Несомненно, в характере Мамая присутствовали такие черты, как несгибаемость перед трудностями и упорство в достижении целей. Поэтому даже разгром на Дону не заставил его покорно склонить голову и тихо исчезнуть с политической арены. Напротив, он с еще большей энергией стал готовиться к походу на Русь, который теперь должен был стать еще и реваншем за Куликово поле.
Казалось, Мамаю вновь начала сопутствовать удача: ему не изменили эмиры, подошли созванные войска – на этот раз настоящие ордынские тумены, а не разношерстные наемные отряды! {381} Теперь оставалось только нанести удар по русским землям, обороноспособность которых была сильно ослаблена после потерь в Куликовской битве. Однако тут снова сработал «внешний фактор»: сарайский хан Арабшах не оказал Токтамышу упорного сопротивления, на что, вероятно, рассчитывал Мамай, и Токтамыш, без особого труда захватив Сарай, уже полным ходом двигался к владениям бекляри-бека. Вместо похода на Русь Мамай был вынужден выступить против пришельца из Синей Орды.
В октябре или ноябре 1380 г. бекляри-бек встретил приближающегося противника на восточной границе своих владений и приготовился к битве с ним. По странному совпадению, войска сошлись на берегу р. Калки – той самой, где в мае 1223 г. состоялся первый бой русских с монголами. Обстоятельства были в пользу Мамая: он встречал войска Токтамыша, уставшие от перехода, лучше ориентировался в этой местности, наконец, и силы у него, вероятно, были крупнее, чем у синеордынского хана, понесшего потери при подчинении Верхнего и Среднего Поволжья.
