— Жека! — обратился к ее попутчику, проходящий мимо парень с такой же «прической» как у него. — Тебя если твои не примут… то сильно не заморачивайся, а приезжай ко мне. Запиши мой адрес. Что-нибудь придумаем.
Евгений достал записную книжку и ручку. Раскрыл, начал под диктовку записывать, и тут Светка, бросив случайный взгляд на раскрытые страницы, вздрогнула. Этот почерк она бы узнала, наверное, из миллиона. Она все поняла. В душе все рухнуло и разбилось на мелкие осколки. На миг ей захотелось вцепиться ногтями ему в лицо, закричать, что это он — вина ее страданий.
— Спасибо Сань, если что, конечно, буду надеяться на тебя, — затем, повернувшись с улыбкой к Светке, удивленно спросил: — Что с вами?
Светлана быстро справилась с собой и быстро сменила выражение ненависти на лице на равнодушие. Ее остановил его взгляд, именно этот взгляд карих глаз, чуть грустный и ироничный мерещился, когда она читала все эти письма.
— Ничего… вы мне поможете сумку до такси донести? — жалобно попросила Света.
— Какой разговор….? Конечно…. Может, перейдем на «ты»?
— А ты, Свет, куда направляешься, — спросил Евгений уже в такси.
— На вокзал, потом в Чехов… А ты?
— В Чертаново мне надо, даже не знаю, примет ли меня моя бывшая… пять лет не писала…
— Женя! А поехали ко мне…
Евгений растерялся:
— Не знаю… прямо так сразу… я совсем тебя не знаю…
— Я тебя знаю… давно уже…
— Откуда? — удивленно и даже с испугом посмотрел на нее.
— Потом расскажу…
«Я и ты здесь вдвоем, и больше никого. Здесь как бы пустынно, но только не для нас с тобой. Здесь есть мы, наши тела, наши мысли, наши чувства, наши мечты, наш мир с цветными картинками, с теплой лунной дорожкой по живому ясному морю, летевшему среди птиц свободы и счастья» — вспоминала Светка строчки, которые уже выучила наизусть. Ей, сидя рядом с ним на заднем сиденье, захотелось прижаться к нему со всей силы, но побоялась… вдруг не поймет.
Светлана жила в частном доме одна, родители жили где-то в центре, а этот старый дом, оставшийся от бабушки в наследство, находился совсем неподалеку от ее места работы. Приглашение принять баню Женя принял сразу, помывшись, стоял в предбаннике и кричал в чуть приоткрытую дверь:
— Света, принеси простынь или полотенце!
Порывшись в шкафу, где оставались старые отцовские футболки, неожиданно увидела коробку с патронами. Вытащив два патрона, задумалась: «Ведь ружье так и стоит спрятанное в чулане…». Подержав, повертев, вспомнила тот момент в самолете — когда он писал в записной книжке. На секунду вспыхнула злость: «Отольются кошке мышкины слезы… вот сейчас заряжу ружье…».
Постояв минуту, вздохнула, бросила патроны обратно в шкаф.
— Успею тебя пристрелить… успею…, — произнесла Светка вслух, захлопнула дверцу шкафа и понесла простынь и одежду в баню.
В первый вечер их встречи Евгений пытался попросить прощения за письма, которые ему показала Света.
— Я не злюсь, буду считать, что это ты мне писал… — отмахнулась она.
Не все ровно начиналось в их совместной жизни. Они были очень разные, но что-то их соединило и, несмотря на все неприятности и противоречия, они остались вместе. Женя всё пытался куда-нибудь устроиться. Многие кадровики, увидев бумажку с записью о судимости, удивленно поднимали глаза: в его внешности не было ничего такого, что вязалось бы с их представлениями о преступном мире и, как правило, все отказывали. Сидеть на Светкиной шее ему казалось унизительным, и из-за этого всегда нервничал. Светка успокаивала и говорила, что для нее главное — «был бы милый рядом…» Но в одной из контор ему повезло — взяли электриком. После работы его всегда встречала Светлана, как будто боялась, что он не дойдёт домой.
…Как-то в один из вечеров, лежа рядом, Светлана не удержалась и задала давно мучивший ее вопрос. В комнате было тихо, и только свет от ночника освещал их лица.
— Жень, а за что тебя посадили? За три месяца так ничего и не рассказал. Хотя, если тебе слишком неприятно, можешь не отвечать.
Евгений обнял Светлану покрепче, вздохнул.
— Да почему не расскажу? Рано или поздно все равно пришлось бы это рассказать. Друг у меня был… лучший друг… день рождения у него был. Я один пошел к нему, жена моя тогда в командировке была. Как водится в народе — «не хватило» на празднике… Уже все и разошлись. Мы втроем остались. Мишка предложил мне съездить до ночного магазина. Я отговаривал: куда, мол, пьяным за руль сядешь… но он уверил меня — все нормально будет. Улицы были пустые, он несся по проспекту… и тут выскочил какой-то парень… прямо перед автомобилем…
Евгений замолчал. Мысленно в эту минуту он опять был там…
— Ну, а дальше что?
…Что было дальше, Евгений помнил смутно. Человеческая фигура, вдруг появившаяся перед автомобилем. Удар. Ломающийся триплекс лобового стекла. Следом еще удар в лицо — и темнота… И все это за одно мгновение… «Скорая»… нашатырь. Кровь, капающая с его лица и салон автомобиля, залитый кровью. Он сам, еле удерживающий рукой руль, чтобы не выпасть из раскрытой двери… красные круги, летающие перед глазами… его выворачивает наизнанку… человек, лежащий наполовину на капоте, наполовину в салоне… автомобиль ГАИ… лейтенант со злыми глазами.
— С Мишкой… что? — кое-как спросил он тогда у стоящего рядом лейтенанта.
— С каким Мишкой?
— С другом моим, — ответил Евгений, оглядевшись по сторонам и, наконец, убедившись, что друга нигде не видно.
— Допился, что двоиться начало? Какой ещё Мишка тебе мерещится?
Сознание начинает проясняться, и до Евгения, наконец, доходит тот факт, что он сидит на водительском кресле. Испуганно отдернув руку от руля, он удивленно смотрит сначала на лейтенанта, затем на тело человека, лежащего прямо перед ним, и начинает понимать весь ужас происходящего. «Как же так получилось? Неужели он…?»
— Ну что ты задумался, дальше что? — нетерпеливо сжала Светка его плечо своей ладошкой.
— Что дальше… парня какого-то пьяного сбил… я и сам пострадал… Пока я без сознания был, пересадил он меня на свое место… сам сбежал, а я остался… Дальше следствие… потом суд… Я поначалу пытался доказать, что это не я… потом понял — бесполезно. Мишка — лучший друг — свидетеля нашел, тот подтвердил, что Мишка, мол, дома был, а я сам у него ключи взял без спросу… А на суде ведь ни разу в мою сторону не посмотрел и письма даже не прислал мне, чтобы извиниться. Жене своей после суда сказал — не жди меня: детей у нас нет, можешь быть свободной… — с горечью вспоминал Евгений.
— Ну, все же закончилось, Жень, теперь я буду у тебя и жена, и лучший друг, — обнимая Евгения, уверила Света.
— Ты конечно, кто спорит… В колонии я долго не мог смириться с этим — поначалу отвечал — не «осужденный по статье…», а «невиновный по статье…» Это считалось хулиганством, и за такое отправляли в карцер. Там, сидя в карцере и оставаясь наедине со своими мыслями, понял, что ведь я тоже был косвенно в этом виноват: мог бы его отговорить, а значит, придется платить и за свои грехи, и за чужие. Тюрьма ломает даже сильных людей, и потому решил больше не сопротивляться. Я не из тех, кому пауков на коленках потом рисуют. А дальше ты сама уже знаешь: пришлось приспосабливаться, парни заметили, что я красиво пишу, стали просить за них писать письма. Мне и самому нравилось их писать. А зла на Михаила я почти не держу. Единственное желание осталось — взглянуть ему в глаза и посмотреть — отвернётся или нет? — выговорился наконец Евгений.
Он вдруг почувствовал, что прильнувшая к нему и внимательно слушавшая Светлана стала как будто роднее и ближе: она понимала его, как способна понять только любящая женщина.
