— Я вас так уважаю, так уважаю, Дава Маркович, но нельзя же пудрить товарищу майору мозги, — похлопал Гоцмана по плечу сосед с заднего ряда. — Мирон сочинил только запев, а если б не два Яши, Ядов и Соснов, то не было б никакой песни… Кстати, шо у вас с носом?..
Гоцман хотел было возразить, но не стал, потому что Утесов запел.
На пол полиграфического цеха наконец спланировал из недр машины последний горячий лист, пачкающий руки свежей краской. И наступила неправдоподобная после нескольких часов непрерывного грохота тишина…
Точно такие же листы были в руках у офицеров Управления военной контрразведки, молча и быстро поднимавшихся по лестницам театра и занимавших позиции у входных дверей. В фойе растерянный донельзя администратор Шумяцкий что-то объяснял полковнику Чусову. Тот снисходительно кивал, поглядывая на часы.
Утесов, не сгоняя сердечной улыбки с покрытого потом лица, исполнял «Одесский порт». Гоцман слушал песню, напоминавшую ему детство, прошедшее в порту, Карантинную гавань, где прохаживались суровые гвардионы Карантинной роты, стояли корабли с красивыми иностранными флагами и пахло так непонятно, маняще — корицей, апельсинами, иногда вином… Он скосил глаза на Кречетова — интересно, как ему, неодесситу, эта песня?.. И тут же мгновенно забыл о концерте, потому что увидел, как по проходам между рядов партера растекаются, пригибаясь и стараясь привлекать как можно меньше внимания, вестовые. Их было много, может быть, несколько десятков.
Вестовые почтительно замирали у тех кресел, где сидели большие начальники со своими спутницами. И после маленькой паузы те, тоже стараясь быть незаметными, вставали со своих мест и пробирались к выходу.
«Шо за черт?» — успел подумать Гоцман, прежде чем заметил вестового, склонившегося к ним с Кречетовым.
— Товарищи офицеры, прошу вас срочно выйти в фойе! — прошипел вестовой.
— Шо, прямо сейчас? — недоуменно переспросил Гоцман. — А шо случилось? Война?..
— Это приказ! — прошипел вестовой и, сверившись с зажатым в кулаке списком мест, двинулся к следующему офицеру.
Чуть привстав, Гоцман присвистнул — зал покидало решительно все городское и военное начальство со спутницами. Зрелище было, прямо скажем, внушительное. Впереди всех, выпятив подбородок и ни на кого не глядя, шел первый секретарь обкома — Алексей Илларионович Кириченко, за ним, в точности повторяя выражение лица шефа, шествовал второй секретарь — Леонтий Иванович Найдек. Чуть отставая от обкомовцев, следовал председатель облисполкома Иосиф Гордеевич Горлов…
— Пошли и мы?.. — потянул Гоцмана за рукав Кречетов. — Приказ есть приказ.
Утесов между тем закончил песню. Но аплодисменты вышли уже не такими дружными. Примерно четверть зрителей отсутствовала, и еще четверть, толкаясь и переговариваясь, покидала помещение. Утесов, недовольно прищурившись, сложил руки на груди:
— Молодые люди!.. Я буду петь или вы будете ходить?..
Внятного ответа не последовало. В зале стоял недоуменный гул, причем недоумевали как остающиеся, так и уходящие, главным образом дамы. Утесов, обернувшись к своим музыкантам, негромко сказал им что-то, чего никто в зале не услышал. И легкой, почти танцующей походкой ушел за кулисы.
— Шо за дела?! — не выдержав, вскочил с седьмого ряда вор Федя Жердь. — Где концерт?!
— Утесов! У-те-сов!.. — заревели остающиеся, сначала скромно, потом в полный голос.
Но продолжалось это недолго. Вместо Утесова на сцену вышел высокий полуседой полковник с двумя рядами орденских планок на груди. Наиболее сообразительные из присутствующих вгляделись в погоны на плечах полковника и поняли, что дело пахнет керосином. Погоны были золотыми, с синими просветами и серебряными звездочками. Любой пацан в Одессе знал, что такие погоны носят в очень серьезном ведомстве, которое с недавних пор, точнее, с марта месяца называется МГБ.
— Театр окружен, — веско произнес Чусов, и отличная акустика, которая позволяла слышать даже сказанную шепотом фразу, донесла его слова до всех рядов оперного. — Всем приготовиться к проверке документов.
После секундной паузы театр взревел, и это был отнюдь не тот восторженный рев, которым встречали Утесова.
— У меня приказ!.. — Чусов усилил голос. — В случае сопротивления открывать огонь на поражение!..
Партер содрогался от топота множества ног. В проходы между креслами вливались десятки солдат с оружием на изготовку, слышались слова команды. Сам не соображая, что делает, Гоцман в длинном прыжке кинулся к выходу из зала, отшвырнул какого-то лейтенанта и бросился в фойе.
— Давид!.. Стой!.. — Кречетов повис у Давида на плечах, удерживая его.
— Ты знал?! — бешено вращая глазами, выдавил Гоцман и схватил майора за грудки. — Знал и молча-а-ал?!
— Это приказ. Жуков приказал лично…
В фойе показался Чусов в сопровождении Максименко. Гоцман отпустил Кречетова и, упрямо набычившись, двинулся на полковника.
— Стоять! — выкрикнул Максименко, выхватывая ТТ.
Гоцман только повел на него глазом. На лице и теле заныли ссадины, оставшиеся после ударов, полученных ночью…
— Отставить!.. — резко оборвал его Чусов, примирительно глядя на тяжело дышащего Гоцмана. — Давид Маркович, поймите же… Вы отказались арестовывать воров. Мы взяли это в свои руки…
— Ты слышал, шо он пел сейчас?! — забыв о субординации, выдохнул Давид. — Там люди плакали! Я за это немцам глотки на фронте рвал!.. Ты понимаешь это, моль?!!
— Отставить истерику, подполковник!.. — брезгливо бросил Чусов.
Сбоку, решив выслужиться, а может, поддавшись боевому настроению, подскочил Максименко. Но, видать, обучали майора драке только с беспомощным соперником. Давид легко ушел от удара следователя, и кулак майора саданул по воздуху. Зато ответный хук оценили все, кто присутствовал в фойе. Потому что был он проведен от души и грамотно. Максименко, скрючившись от боли, с воем покатился по мраморному полу. Солдаты, топтавшиеся у входа в зал, с интересом глазели на невиданное зрелище — драку милицейского подполковника с майором МГБ… Из толпы вырвался Якименко, готовый броситься на подмогу начальнику.
— Отставить!!! — рявкнул Чусов. — Вывести их из театра!! Обоих!!!
Ни на кого не глядя, Давид и Якименко в сопровождении двух офицеров МГБ направились к выходу. Максименко, держась за бок, с кряхтением поднялся с пола.
— Майор, ко мне! — резко бросил Чусов. И тихо добавил, когда Максименко оказался рядом: — Гоцмана не трогать, ты понял меня?..
— Товарищ полковник, у меня свое начальство есть… — прохрипел майор. — Начальник областного УМГБ…
— О Гоцмане забудь! — жестко перебил его Чусов. — Или будешь скакать у меня без штанов по всей Сибири! А с начальником управления я сам переговорю!.. Свободен!..
Толпившиеся на площади за оцеплением одесситы встревоженно загудели — из дверей театра показались вереницы авторитетов с поднятыми руками. Каждого сопровождало по два солдата с автоматами на изготовку. Подчиняясь злым окрикам, воры послушно исчезали в кузовах крытых «Студебеккеров»…
Внизу было море. Оттуда тянуло по-ночному свежим соленым ветром. Сидя на подножке серого «Опеля», Гоцман остервенело растирал грудь, пытаясь унять сердцебиение, и жадно вбирал в легкие освежающую морскую влагу.
— Давид Маркович, вы хоть объясните словами, шо за закрутка вышла?.. — Якименко развел руками, словно хотел обнять всю Одессу. — За шо мы в морду-то получили? Не, мне не жалко, но таки интересно ж!
— Они, Леша, концерт устроили, шоб всех авторитетов разом накрыть, — мрачно просипел Гоцман.
