— …и за Чекана того ты не слышал.
— Какого Чекана?
Гоцман тяжело вздохнул, присев боком на край стола:
— Скучаю, Родя.
— А мне, думаете, весело?
— Ты не хами! — рассердился Гоцман. — Разговор еще и не начинался! Кто такой Академик?!
— Не знаю я никакого Академика… — Неожиданно для сидевшего напротив Кречетова Родя начал всхлипывать и через минуту уже натурально плакал в три ручья. — Не знаю! Мне плохо, плохо!.. У меня ранение в груди…
Кречетов, быстро переглянувшись с Гоцманом, как можно проникновеннее произнес:
— Родя. Послушай. Чем скорее ты скажешь, тем скорее все кончится. Только не морочь нам голову. Допустим, кто убил Фиму, ты не знаешь. Но Чекана ты должен знать!
— Не знаю я никакого Чекана, — упрямо помотал головой Родя, хлюпая носом, — и никакого Академика.
— Ты же с ксивой к нему пришел! — не выдержал Кречетов. — И стучал условным стуком!
— Не знаю ничего… О-о-ой, больно как…
В дверь постучали, Кречетов забрал у Охрятина стакан горячего чаю. На столе у Гоцмана тихо затрещал телефонный аппарат.
— Але! Але! Товарищ подполковник!.. — донесся до Гоцмана сквозь помехи заполошенный от усердия голос. — Говорит постовой Перов! Майор Довжик срочно просил вас приехать!..
— А шо случилось?
— Сказал, срочно!.. Але! Ал-ле!..
В трубке раздались короткие гудки. Кречетов взглядом спросил у Гоцмана: что там такое?
— Поехали, — коротко бросил Давид, поднимаясь с места. — Шо-то в квартире…
В сопровождении Охрятина они отволокли охающего и стонущего Родю в дальний угол коридора УГРО. Там с довоенных лет размещался небольшой закуток, нечто вроде каменного шкафа, где в полусогнутом положении с трудом мог поместиться человек. Охрятин, сопя, звенел ключами, пытаясь открыть дверь, потом сильно дернул ее, и она распахнулась, задев Кречетова.
— Вот черт, — выругался майор, державший в руках стакан чаю. — Аккуратней, Охрятин! Из-за тебя руку обварил… На вот, держи теперь сам. — Он сунул стакан растерявшемуся Охрятину.
— Здесь тесно! — плаксиво пожаловался Родя, пытаясь избежать заключения в шкаф.
— А ты хотел номер с видом на море? — рявкнул Гоцман, впихивая задержанного в закуток и захлопывая за ним дверь. — Охрятин, стоишь здесь как привязанный! И не дай бог хоть на шаг отойти! Головой ответишь понял?..
Гоцман и Кречетов бросились к выходу. Охрятин растерянно сжимая в левой руке связку ключей, а в правой — стакан с горячим чаем, потоптался на месте, потом вздохнул и осторожно поставил стакан не пол.
…На хазе Чекана обыск шел полным ходом. Довжик неторопливо диктовал Якименко протокол, в углу жались испуганные понятые. И по удивленным взглядам подчиненных Гоцман сразу понял, что предчувствие, закравшееся в душу еще во время телефонного разговора с постовым, было необманным, верным.
— Ну?.. — на всякий случай, надеясь из последних сил, все же спросил он, вглядываясь в Довжика.
Тот недоуменно пожал плечами: в чем дело-то?
— Не звонили?..
— Не-ет…
— А дураками же родятся, Виталий, — зло бросил Гоцман Кречетову и бегом бросился обратно на лестницу.
— Ну вот, — пожал плечами Кречетов, издалека увидев, что Охрятин стоит на посту. — А ты боялся…
— Открывай, — тяжело дыша, бросил Гоцман конвойному.
Дождался, когда тот отомкнет замок, рванул дверцу на себя и… подхватил рухнувшее на него тело Роди. Глаза были выпучены, по шее шла ярко-красная полоса.
Кречетов, закусив губу, сдернул с шеи задушенного черный шнурок, изо всех сил надавил на грудную клетку Роди. Подняв глаза на Охрятина, прохрипел Гоцману:
— Дава, держи его…
Но Давид уже и сам притиснул растерянного младшего сержанта к стене коридора, выдернул у него из кобуры наган, быстро охлопал карманы. Послышался суматошный топот сапог ничего не понимающего Лужова.
— Доктора!.. Арсенина, бегом!.. — прорычал Кречетов, снова вжимая руки в грудь мертвого Роди. — Дыши, дыши, зараза…
Но Родя не хотел дышать. И после смерти у него было обиженное, горькое выражение лица.
— Ах ты сволочь… — захрипел Кречетов, кидаясь на Охрятина.
Гоцман быстро, умело и необидно усмирил его порыв. Засунув голову в каменный бокс, быстро осмотрел… Метр на метр — и никого!.. Он бегло простучал пальцами стены, подергал запор — все прочно, неразболтанно.
— Готов, — обреченно обронил за спиной подоспевший Арсенин.
Гоцман тяжко вздохнул, попробовал было набрать воздуху в легкие — и тут же забыл об этом. Окинул тоскливым взглядом вжавшегося в стену Охрятина. Тот растерянно хлопал своими медвежьими глазами, явно не понимая, в чем его обвиняют.
— За-чем? — очень медленно, тяжело проговорил Гоцман, сгребая гимнастерку на груди конвойного в кулак.
— Та я его ж не трогал, — прошептал Охрятин. — Я дверь не открывал…
— Зачем?!
— Та я же говорю вам…
— За-чем?! — почти простонал сквозь зубы Давид. На плечо Гоцмана легла сильная ладонь Кречетова.
— Дава, но ведь он же не идиот. Если бы он задушил Родю, у него было полчаса, чтобы смыться. А?..
Глава семнадцатая
— Так. Мы ушли, — терпеливо произнес Кречетов, не отрывая глаз от растерянно сгорбившегося на стуле Охрятина. — Что было дальше?
— Я запер дверь.
— На ключ?
— Так точно.
— Ключ оставил в двери?
— Никак нет, товарищ майор, он же на шнурке… Охрятин повертел привязанный к поясу ключ.
— То есть когда ты отходил, ключ был при тебе?
— Я не отходил! — обиженно вскинулся Охрятин. Кречетов покусал нижнюю губу.
— Не отходил, значит?!
— Не отходил, — упрямо повторил младший сержант.
— Охрятин, помнишь, я руку чаем обжег? — вкрадчиво поинтересовался Кречетов. — Стакан тебе еще отдал… Куда стакан делся?
