скоро еще один подвезут. Доставили ущемленную грыжу — не исключено, что еще одна на подходе.
Вот и сейчас: прооперировал одно кровотечение — тут же второе подают.
Веня неделю пил авиационный спирт, последние дни даже не разбавлял. Утром он стал блевать свежей кровью, а когда подняли на отделение, она и вовсе горлом пошла. Продолжающееся желудочно- кишечное кровотечение было налицо и на все, что вокруг лица. Все показания к экстренной операции. Я собрал оперблок[6] на месте, вызвал на помощь заведующего.
— Ну, Дмитрий, давай сам его оперируй, я тебе подскажу и крючки подержу, — сказал Леонтий Михайлович, когда мы вошли в живот и определились с объемом операции.
Причиной кровотечения была огромная язва антрального[7] отдела желудка пациента. Мне предстояло удалить две трети желудка и сшить его с двенадцатиперстной кишкой.
— Так я никогда еще сам таких операций не делал.
— Ну, вот и сделаешь. Надо же когда-то начинать. Я думаю, ты уже созрел для резекции.
Резекция (удаление) желудка — это потолок желудочной хирургии в районе. Своего рода высшая математика. И то, что Ермаков доверил мне выполнять эту операцию самостоятельно, очень мне льстило.
Все прошло хорошо — не так быстро, как хотелось бы, но для первого раза нормально.
Я очень гордился собой: сам выполнил резекцию желудка! Сам! Я вышел из операционной, сияя, как начищенный самовар.
Заведующий уехал домой, мы с анестезиологом спустились в ординаторскую заполнять документы.
— Дмитрий Андреевич, Иван Григорьевич, больного нет на месте! — влетела в ординаторскую постовая медсестра Люба.
— Какого больного? — переспросил я.
— Гвоздева! Вы его сейчас прооперировали!
— Как нет? И двух часов не прошло после наложения последнего шва. Только экстубировали[8] его.
— Никак нет! Я на третий этаж поднялась к Таньке за физраствором, ну буквально пять минут меня на отделении не было. Прихожу, а его нет!
Мы с Иваном кинулись на второй этаж, в послеоперационную палату. Действительно, кровать была пуста. Мы быстро обежали все палаты, туалет, ванную — пациента нигде не было!
— Может, на улицу убежал? — предположил анестезиолог.
— Там мороз тридцать градусов, и он голый.
— Пойдем посмотрим.
Мы выскочили наружу как были — в халатах и тапочках. Возле двери, на снегу, виднелись четкие отпечатки босых ног. Мы, конечно, пошли по следам, но метров через тридцать они пропали — замело. И мы вдвоем с анестезиологом стояли на ветру, мерзли и думали, что делать: больной сбежал через два часа после операции.
Идущая мимо старушка спросила:
— Ребята, вы не больного ищите?
— Да, да! А вы видели?
— Да вон у нас в подъезде лежит, голый, повязка на животе, — старушка махнула рукой куда-то влево, и мы побежали.
Действительно, в подъезде близстоящей трехэтажки, на полу, в позе эмбриона лежал Веня Гвоздев собственной персоной. Из одежды на нем не было ничего. Наклейку с раны он снял, дренаж из живота вырвал, зонд из желудка удалил.
Мы взяли Веню под руки и потащили в хирургию. Представляю себе, как мы смотрелись со стороны: двое замерзших врачей в белых халатах тащат по сугробам голого человека.
Принесли, бросили на кровать, зафиксировали ремнями. Взгляд у Гвоздева был отсутствующий — пациент явно ничего не соображал. Я не думал, что все обойдется, но Веня выздоровел без осложнений.
Чудеса, да и только! До сих пор, наверное, спирт пьет.
У больного Гвоздева, похоже, развился алкогольный делирий, белая горячка. Довольно распространенное явление среди запойных пьяниц. Операция или травма может ввергнуть алкоголика в делирий на неделю.
У одной женщины, с виду вполне приличной, но целую неделю усугубляющей самогон, делирий развился после того, как она сломала кости голени. Представьте себе: палата на третьем этаже. В палате — дама, ее травмированная нижняя конечность бережно уложена на высокую хирургическую раму, именуемую шиной Беллера, сквозь пяточную кость проведена металлическая спица, которая фиксирована дугообразной стальной скобой, подвешенной к обыкновенной гире на шесть кило. И все это гордо называется — скелетное вытяжение. И внезапно дама «ловит белочку» и видит в углу палаты кого-то двухголового, кто собирается ее убить.
Женщина подтянула гирьку, сняла ногу с подставки и так с гирькой в руках на одной ножке допрыгала до окна и хотела уже вниз сигануть. Хорошо, что я в палату зашел. Вот так на подоконнике и поймал ее, с гирькой в руках и неестественно вывернутой сломанной ногой. Еле успокоили и снова вытяжку наложили. Только лошадиная доза успокоительного помогла унять разыгравшийся алкогольный бред.
В дальнейшем пациентам, которые долго сидели на этаноле, я профилактики ради назначал успокаивающие уколы типа реланиума, седуксена. Иногда помогало.
После того как мы дважды спасли Веню, в отделение привезли агрессивно настроенную пьяную бабенку с ножевым ранением в брюшную полость. С ней прибыла группа поддержки в виде пьяных мужа и брата.
Новый год продолжался.
Пьяная троица грязно ругалась, требовала к себе повышенного внимания. У женщины текла кровь, явно были повреждены сосуды внутренних органов, но от операции она категорически отказывалась.
— Послушайте, — устало уговаривал я. — У вас проникающее ранение в живот, кровотечение, необходима экстренная операция. Нужно немедленно госпитализировать вас в хирургическое отделение.
— Доктор, ты так лечи! — заявил пьяный муж.
— Да, сделай какой-нибудь укольчик. Ты же доктор, — вторил ему брат пострадавшей.
Сама раненая лежала на каталке и только мотала головой. «Что ж за день такой, сплошные придурки!» Я дал им полчаса подумать, оставил их в ванной комнате, а сам пошел осмотреть следующую избитую.
Симпатичная деваха лет двадцати, постанывая, лежала на кушетке. Под правым ее глазом красовался большой синяк. С ее слов, любимый мужчина одарил за невнимание, аккурат в ноль-ноль часов, под звон курантов.
Благо, рентген-лаборант в тот момент находилась в больнице — я сделал девице снимок черепа просто потому, что так положено. Это в дальнейшем здорово меня выручило.
На снимке кости были целы, но девушка утверждала, что после удара на несколько минут потеряла сознание. Я выставил ей диагноз «сотрясение головного мозга и ушибы мягких тканей лица» и госпитализировал в стационар.
Уже завели историю болезни, приготовили постель, девушка даже посидела на ней. Но когда я отвлекся на даму с ножевым ранением, девушка с синяком улизнула из больницы.
А через неделю она скончалась у себя дома. На вскрытии обнаружили перелом свода черепа, большую субдуральную[9] гематому. Ушиб головного мозга. Родственники сразу обвинили меня в ее смерти, написали в прокуратуру, собирались подавать в суд.
Они считали, что я отказал в госпитализации пострадавшей с тяжелой черепно-мозговой травмой. Тут меня снимок и выручил: на нем были четко видны целые кости черепа покойной. То есть первого января она не получала той травмы, которая унесла ее в могилу. Следователи дожали любимого погибшей девушки, и выяснили, что он после ее чугунной кочергой по голове стукнул. Да так, что кочерга погнулась, а череп
