же, как рыбаки выучиваются видеть рыбу, гладя вниз сквозь ту же самую поверхность. В сущности, это очень трудная задача, и просто поразительно, как хорошо справляются с ней животные.
Так вот: я установила прут над самой поверхностью, где Хоку и Кико могли иногда его видеть. По- видимому, они решили, что способны справиться с такой трудностью: во всяком случае, они несколько раз прыгнули, хотя и довольно неуклюже.
Тут мне пришлось отбросить все уже закрепленные критерии – прыгайте изящно, бок о бок, в нужном месте, и отрабатывать новый – прыгайте через прут, даже если он висит в воздухе. Когда этот новый аспект задачи был твердо усвоен, я опять начала настаивать на выполнении всех прежних требований и за гораздо более короткое время, чем ушло на первоначальную дрессировку, вновь добилась красивого совместного прыжка, но уже над барьером в воздухе.
Я назвала этот прием «возвращением в детский сад», и он прочно вошел в систему нашей дрессировки. При возникновении каких-то новых трудностей, например при начале работы в незнакомом бассейне, все прежние закрепленные требования совершенства на время отбрасывались (иногда на день-два, иногда всего лишь на часть одного сеанса дрессировки), пока животное не осваивалось с непривычными условиями.
Строгий дрессировщик, который отвергает «возвращение в детский сад», попусту тратит время и вызывает лишние стрессы, пытаясь с самого начала добиться совершенства, тогда как оно без труда вернется, едва животное свыкнется с нововведением. Я десятки раз наблюдала то же самое и у людей. Например, в репетиционном зале певцы и музыканты добились полной безупречности исполнения, а во время первой репетиции на сцене их то и дело одергивают за грубые ошибки. Но ведь они занимают другие места, стоят на лестницах, облачены в тяжелые костюмы, в лицо им светят мощные прожекторы. И люди, и дельфины сталкиваются тут с одной и той же проблемой. Это «синдром нового бассейна», и справиться с ним можно, смягчив на первых порах требования и «вернувшись в детский сад». В конечном счете это только экономит время.
Когда прут поднялся над водой, а Хоку и Кико начали прыгать как следует и по нескольку раз за каждое поощрение (все тот же спасительный варьируемый режим!), я ввела новый критерий: прыгайте через прут в любом месте бассейна, где бы я его ни установила. А затем еще один: прыгайте через прут, даже если он поднят над водой на четверть метра, на полметра, на метр. Теперь нужно было добиться, чтобы они брали несколько барьеров. Но прежде, согласно инструкциям Рона, мне предстояло научить их перепрыгивать через единственный прут только по команде. И вновь пришлось вернуться к инструкциям, чтобы выяснить, как этого добиться.
Гэри и Крис тем временем работали с афалинами для второго отделения программы в Театре Океанической Науки. Оба дельфина учились играть с мячом и высовываться из воды, чтобы брать протянутую рыбу, хотя бедняга Кане из-за своего изогнутого хвоста не мог высунуться достаточно высоко. Макуа обучался нажимать носом на рычаг: простой поведенческий элемент, который, однако, можно использовать для самых разнообразных номеров – игры на барабане, зажигания света и так далее. Мы хотели, чтобы Макуа «бил рынду», то есть звонил в корабельный колокол, подвешенный у верхнего конца рычага в довольно несуразном сооружении на борту бассейна, которое сконструировала я и, надо признаться, не слишком удачно.
Бассейны были прекрасно приспособлены для дрессировки. В отличие от плавательных бассейнов они были подняты выше уровня пола, так что их борт находился примерно на высоте живота дрессировщика. В результате мы могли опускать руки в воду не нагибаясь – в полной мере я оценила это удобство, когда увидела, как в других океанариумах, где бассейны полностью углублены в пол, дрессировщикам приходилось работать, по часу не вставая с колен.
Научить дельфина нажимать на рычаг как будто бы очень простая задача на формирование. Достаточно поощрять движения головой в нужную сторону, отбирая наиболее энергичные из них до тех пор, пока животное не начнет нажимать носом на рычаг с необходимой силой. Гэри, однако, уже три недели тщетно пытался научить Макуа звонить в колокол. Дельфин укрепился в ошибке, которая выводила Гэри из себя. Он подплывал все ближе и ближе к панели, на которую ему полагалось нажать, так что уже почти невозможно было различить просвет между его носом и панелью, и тем не менее он к ней не прикасался! Гэри не выдерживал и поддавался естественному соблазну ухватить Макуа за нос и подтолкнуть его к панели. В таких случаях Макуа обычно с надеждой поворачивал голову к толкающей руке. Если же Гэри пытался подтолкнуть его туловище, Макуа, весьма ревниво относившийся к своим правам и достоинству, сам его толкал, отодвигаясь назад. Он был гораздо сильнее человека и, повиснув в воде, казался неподвижным и неподатливым как скала.
Как-то утром я следила за Гэри во время дрессировки и ломала голову над этой загадкой, пока наконец не наткнулась на ее решение. Гэри в увлечении свистел, поощряя Макуа в ту секунду, когда ему казалось, что дельфин вот-вот нажмет на панель. Таким образом Гэри раз за разом закреплял у Макуа элемент поведения, который можно описать так: «Пусть Гэри думает, будто я намерен нажать на панель». Вдвоем они создали настоящий шедевр на тему «чуть-чуть не считается».
Чтобы исправить это, потребовалось около десяти минут. При всей неподвижности Макуа, когда он повисал в миллиметре от панели, течение в бассейне порой увлекало его вперед на этот миллиметр. Я посоветовала Гэри прикрыть панель ладонью, чтобы ощущать даже самое слабое прикосновение к ней. Теперь он получил возможность поощрять только прикосновения. Почти сразу же Макуа принялся нарочно тыкаться в ладонь Гэри – поведенческий элемент, который очень быстро перешел в нажимы на панель независимо от того, прикрывала ее ладонь или нет.
Теперь Гэри мог перейти к поощрению каждого второго нажима, потом третьего, и вскоре Макуа уже нажимал на панель по нескольку раз за каждое поощрение. Так как он был теперь на варьируемом режиме и толкал панель часто и энергично, дрессировщик мог отбирать только те толчки, которые были достаточно сильными, чтобы приводить в действие механизм, заставляющий звонить колокол. К обеду звон колокола Макуа разносился по всему Парку.
Однажды Тэп, плавая с Жоржем на его судне, увидел, как дикий кико несколько раз взмыл в воздух, переворачиваясь на лету. Это были изумительно красивые прыжки, и Тэп тут же представил себе, как они будут выглядеть на обширном пространстве Бухты Китобойца. Поскольку Хоку и Кико предназначались для представлений в Театре Океанической Науки, я согласилась на поимку еще одного-двух кико для Бухты Китобойца. Их можно будет дрессировать Вместе с вертунами в ожидании, чтобы они продемонстрировали прыжок, который видел Тэп.
Первой была поймана неполовозрелая самка, которую Жорж назвал Леи («цветочная гирлянда»). Леи была очень милой кико, еще маленькой, хотя и с полным набором зубов. По-видимому, она только-только перестала сосать мать. Пятен у нее на коже почти не было – только цепочка вокруг шеи, чем и объяснялась ее кличка. Но с возрастом она получила полный узор.
Леи была типичным сорванцом-подростком. Вертуны сразу ее пригрели, хотя она их весьма допекала. Вдруг помчится к Хаоле, вожаку стада, и случайно толкнет его как неуклюжий ребенок. А за Меле она плавала как пришитая, мешая ей вести обычную светскую жизнь. Очень быстро она стала удивительно ручной – только она из всех наших кико спокойно позволяла себя гладить. Ела она хорошо и почти сразу же
