повторять то, что я считал абсолютно ясным, вот тогда-то я и узнавал больше всего». И еще Конрад сказал мне: «Берегите Грегори. Он ведь один из биологов-теоретиков, которых в мире можно пересчитать по пальцам. И его работа крайне важна». (Мы свыклись с представлением о физиках-теоретиках, но эта мысль была для меня новой и полезной.)
Лоренц любезно заглянул в мою книгу о грудном вскармливании младенцев, написанную за несколько лет до нашей встречи, и сразу же выделил проблему, из-за которой я в свое время и взялась за нее.
– Мне кажется, вы совершенно правы, что помехой тут стало разрушение преемственности. В современной семье отсутствует тесное сосуществование разных поколений, и потому преемственность нарушается.
Я объяснила, что, по моим ощущениям, женщина «инстинктивно» стремится перенять эту традицию, кормление грудью, у другой женщины и отказывается от него из-за попыток передавать традиционное поведение через врачей-мужчин.
– Ну, конечно, конечно, – сказал Лоренц почти с нетерпением. – Другой женщине она доверяет.
Идея доверия как врожденного, а не только приобретенного ощущения удивила меня и в то же время показалась поразительно верной.
Встречи с Конрадом помогли нам взглянуть на наших животных и их странные повадки более непредвзятым взглядом: по-прежнему избегая ложных предпосылок, по-прежнему пытаясь не подменять человеческими мыслями реакции животных, но хотя бы без смущения избегая обратного греха – того, что Джозеф Вуд Крач называет «механоморфизмом», который безжалостно сводит всякое поведение любых животных к машиноподобному автоматизму и отбрасывает все, что не поддается измерению. Заблуждение вредное, но, безусловно, модное.
В последний день своего пребывания на Гавайях Конрад пригласил меня на Кокосовый остров посмотреть рыб, которых он собрал, чтобы увезти домой. Я захватила для него подарок: несколько рыбок, которые ему особенно понравились в нашем Аквариуме. Их изловил для меня сачком один из наших аквалангистов. Мы отправились на ловлю к рифу – Конрад и я, хотя от меня было больше вреда, чем пользы; я взбаламучивала ластами ил и вода затекала мне под маску в самые неподходящие моменты. Но Конрад был сама доброта. У него есть удивительный дар заставлять человека чувствовать, что он нужен. А также дар заставлять стыдиться глупых или необдуманных слов. И еще у него есть дар учить – всему и всегда.
Лестер, занимающийся ловлей рыб на Кокосовом острове, отвез меня назад в своей лодке, и я смогла отплатить ему за эту любезность, пересказав все похвалы Лоренца по его адресу. В ответ он с чувством сказал, что очень многому научился у Лоренца: «Я же всю жизнь этих рыб вижу. Вижу, что они там делают, но до сих пор мне и в голову не приходило: а что они, собственно, делают? Из-за Конрада я теперь весь океан по-новому вижу».
Приезд Лоренца принес мне еще одну, уже личную и нежданную радость. Мой отец, Филипп Уайли, как раз опубликовал книгу «Волшебное животное», которая во многом опиралась на труды Лоренца, и я послала ее Конраду, познакомив их, так сказать, по почте. Фил, тронутый ответом Конрада, стал приглашать его к себе – обязательно, когда он в следующий раз приедет в Штаты. Фил не ждал, что это приглашение будет принято. Однако в конце концов Конрад и его жена Гретль провели чудесные две недели в гостях у Фила и Рики Уайли в Морской лаборатории Лернера на Бимини (Багамские острова), наблюдая рыб и обмениваясь всякими историями. Эта дружба, поддерживавшаяся затем перепиской, принесла моему отцу в недолгие остававшиеся ему годы огромную радость, за что я всегда буду благодарна судьбе. Таков был еще один подарок, который я получила от моих дельфинов, хотя и окольным путем.
8. Работа в открытом море

В 1963 и 1964 годах военно-морское ведомство занималось выяснением того, с какой скоростью способны плыть дельфины. Рассчитав, какую мощность они способны развивать и сопротивление воды, которое испытывает предмет, имеющий форму дельфина, инженеры получили теоретическую предельную скорость от 15 до 18 узлов, то есть чуть меньше 33 километров в час. Однако было немало сообщений о том, что дельфины в океане подолгу плыли гораздо быстрее, чем позволяют законы природы. Так, дельфины неоднократно сопровождали эсминцы, шедшие со скоростью 30—35 узлов. Они не отставали от корабля, а офицеры и матросы клялись, что много раз видели, как дельфины проплывали мимо борта от кормы к носу и обгоняли эсминец, развивший полный ход.
Если дельфины действительно способны плыть со скоростью до 35 узлов, значит, им известно о законах гидродинамики что-то такое, чего не знают военно-морские инженеры и что было бы очень полезно узнать. Прежде всего следовало ответить на вопрос, с какой скоростью способен в действительности плыть отдельно взятый дельфин.
Сотрудники военно-морской станции по испытанию оружия (НОТС) в Калифорнии провели под руководством доктора Томаса Лэнга, специалиста по гидродинамике, ряд экспериментов с дрессированными дельфинами в маленьких и больших бассейнах, но ничего сенсационного не обнаружили. Кен Норрис, к которому обратился доктор Лэнг, решил летом 1964 года провести с каким-нибудь животным нашего Парка специальные исследования скорости дельфинов. Жорж 24 марта поймал дельфина, который, как мы затем убедились, представлял собой почти идеальный объект для дрессировки, – полувзрослого самца афалины. Афалина-подросток – это общительное, любопытное и практически бесстрашное существо. Он не склонен к истерикам, как глупенькая маленькая Леи, наша юная кико, и в отличие от взрослых самцов, вроде Макуа, его не занимают вопросы, связанные с престижем. Наш новый дельфиненок, которого назвали Кеики («детка» по-гавайски), прямо-таки без памяти влюбился в дрессировочный отдел и во все, что там происходило, а мы все без памяти влюбились в Кеики. Я помню, как заглянувший к нам дрессировщик из «Маринленда» просто позеленел от завести, когда Кеики чуть ли не влез к нему на колени, чтобы исследовать его карманы – и все из чисто дельфиньего дружелюбия.
– Идеальное животное! – сказал этот дрессировщик. – Он будет делать все, что вы от него потребуете.
А нам пришлось потребовать от Кеики очень многого.
Кен выбрал Кеики для экспериментов по изучению скорости дельфинов. Предполагалось, что животные НОТС плыли не в полную силу, так как им было тесно в бассейнах. У Гавайского университета была лаборатория примерно в пятнадцати километрах к северу от Парка, в бухте Канеохе на Кокосовом острове. Там вдоль берега была отгорожена узкая длинная полоса моря, представлявшая собой отличную «беговую дорожку». Узкий вход в эту искусственную лагуну перегораживался сетями, чтобы животное не могло ускользнуть в бухту. Длиной полоса была в несколько сотен метров, шириной не меньше 15 метров, а глубиной около трех метров – уж, конечно, достаточное пространство, чтобы дельфин чувствовал себя привольно. Кен объяснил, как нам следует дрессировать Кеики для его целей, и мы принялись готовить нашего малыша к командировке на Кокосовый остров.