спать.
Джейн покормила Вэнни супом, положила ей снова холодный компресс и присела на постель, поглаживая ее волосы, пока та не заснула.
В доме было тихо. Джейн пробралась на цыпочках в свою комнату. Мать оставила ее без изменений со времени учебы Джейн в школе. Ее куклы сидели рядком на кровати, глядя на нее своими глазками и обнимая друг друга своими ручками.
За раму зеркала были заткнуты снимки мальчиков, которых она знала, призы за участие в викторинах и все остальное, что должно быть в комнате старшеклассницы.
Джейн решила не беспокоить кукол. Она накинула ночную рубашку, сполоснула лицо и осторожно открыла дверь в комнату Вэнни. Она знала, в каком положении дверь может заскрипеть.
В комнате для гостей спали только родственники, которые время от времени их посещали. Эта комната как бы не была частью дома. Цветы были пыльные.Пыль покрывала большую Библию на столике возле окна и аккуратную стопку полотенец, лежавших там же. «Надо быть готовым принять гостей в любое время, — говаривала ее мать. — Гостеприимство. Гости должны чувствовать себя как дома».
Та, что гуляла сама по себе, спала вместе с котятами в коробке под столом.
Вэнни слегка похрапывала. Она плохо дышала носом после всех событий. Джейн забралась под одеяло рядом с ней. Осторожно она просунула руку под голову Вэнни, голова Вэнни оказалась у нее на плече, а ее теплое тело согрело Джейн. Они безмолвно, как куклы, лежали в комнате для гостей, одна с закрытыми, другая с открытыми глазами.
27
Он совершенно не контролировал себя. Машина шла быстро, холодный сентябрьский ветер врывался в опущенное окно. Совершенно ненормальная погода для начала сентября. Теперь кровавый туман схлынул, и он понял, что он натворил.
Конечно, эта сука позвонит в полицию. Она стояла там под своими ненормальными мешками и вопила, прикрывая лицо руками — такая обязательно заявит в полицию.
Но время на то, чтобы заскочить домой, взять кое-что из одежды и уехать, у него было.
Он оставил машину в квартале от дома и вошел с заднего крыльца. Побросав одежду в чемодан, он вытащил из ящика «магнум» сорок четвертого калибра. Это было оружие — настоящая пушка. Но нужна ему была его маленькая беретта двадцать пятого калибра с орлом на рукоятке. Он нашел беретту и обойму для нее, выбил оба донца у банки из-под апельсинового сока, затолкал туда металлическую мочалку для чистки посуды и оставил дом. По дороге из города он остановился у автоматического банковского терминала, запасся наличностью и двинулся в сторону океана.
— Дурак чертов, — сказал Мартин вслух, свернув на шоссе, ведущее к Манхассету. Эта сука из супермаркета не хотела ничего ему рассказывать, вот он и ударил ее.
Дурак чертов. Сейра. Она сделала из него дурака, а теперь спит с кем-то другим, а ее прекрасное тело…
Она научилась плавать. Эта маленькая испуганная крольчиха Сейра говорила ему, что у нее по понедельникам занятия в Бостонском университете и по средам и пятницам тоже, а сама ходила в бассейн или целовалась с каким-то мужиком, лежа под ним и смеясь над Мартином Берни.
Когда та сука в супермаркете сказала ему о Сейре, он как будто застыл. Он был не в состоянии думать логично, и до сих пор у него не было ответов на многие вопросы. Сейра лгала ему и украдкой бегала брать уроки по плаванию. Это ясно. Но что еще она проделывала у него за спиной? Тут наверняка был мужчина.
Примерно через час он будет в Манхассете. Стивенсон никогда не сдавал свои домики на пляже после начала сентября. Какое-то время он сможет отсидеться там. Машину можно будет оставлять каждый раз на новом месте в одном из городков и вечером добираться до пляжа пешком. Ему надо отсидеться. Ему надо подумать.
Значит, Сейра больше не боялась воды. Если она упала за борт или нырнула в ту ночь в заливе Манхассет, то существует вероятность, что ей удалось добраться до берега, а потом исчезнуть, пока он мотался по бухте с Джоном Флейшманом, звал ее и плакал. Тогда у него не было и тени сомнения в том, что она умерла и ее вынесло в океан.
Добравшись до Манхассета, Мартин не стал колесить по городу. Он оставил машину в конце улицы, выходившей на берег между пустыми складами, и направился к песчаной отмели.
Завидев огни приближавшихся машин, он спрятался в зарослях можжевельника. Он вспомнил, что так же они прятались с Сейрой и заливались смехом, занимаясь там любовью. Она и теперь смеется, это уж точно. Она смеется, в то время как тот, другой, раздевает ее. Она смеется с тем, в то время как он потерял работу в компании по продаже и обслуживанию компьютеров. Она разрушила его жизнь. И смеялась при этом.
Если, конечно, она тогда не дошла до крайности и не утопилась
В темноте за дюнами слышалось тяжкое дыхание океана. Можно ли вообще понять женщин? Совершенно не удивительно, если бы у них были хвосты, как у рыб — такие они загадочные, привлекательные и в то же время отталкивающие. Даже если у них и есть определенные «принципы», а они постоянно говорят о каких-то «принципах», то сами они постоянно лгут и обманывают.
Вода во мраке перед ним обрушивалась на берег. Может быть, Сейра и не смеется сейчас над ним. Может, она там и рыбы растаскивают ее плоть. Может, там остался один череп, ухмыляющийся сквозь путаницу светлых волос.
Волны глухо ударялись о берег и с шипением откатывались. Его городские туфли увязали в песке. Узкая лощина среди заросших травой дюн вела к вода Здесь они часами сидели с Сейрой. Чайки кричали над ними, и весь мир был у их ног. Когда темнело, Сейра готова была заниматься любовью на песке, сохранившем тепло солнца.
Ветер холодил залитое слезами лицо Мартина. Он целовал ее таинственное прекрасное тело, и они засыпали, пока их не пробуждало холодное прикосновение к локтю или лодыжке. Океан в приливе пытался достичь их. Тогда они одевались и, залитые лунным светом, рука об руку шли домой.
Ледяной сентябрьский ветер забирался ему в рукава и штанины.
Однажды, после того, как он сломал ей палец на ноге, он проследил ее до самой Небраски. Тогда она сбежала к матери. Но нельзя же позволить ей вот так сбежать, если ей это заблагорассудится. Нельзя взять и сказать просто так: «Хорошо, дорогая, можешь уйти. Ты дала торжественный обет, я купил тебе дом с красной кухней и всякими приспособлениями, а теперь ты можешь вести разговоры о независимости. Это ты-то, с твоей грошовой зарплатой?»
Он с силой топал по песку, набирая его полные туфли. Каждый божий день ему приходилось сражаться из последних сил под зорким оком Макмануса Когда он возвращался домой к Сейре, она не жаловалась, она ничего не говорила, но он знал, что ей нужно. Ей хотелось сбежать, завести шашни с кем- нибудь, и теперь она добилась своего.
Туфли его были полны песка. Он представил себе, как прибой переворачивает ее тело, теперь уже разлагающееся после трехнедельного пребывания в вода. Это было похоже на мертвых рыб, которых он видел в аквариуме, когда ему было десять лет.
Он мог найти дорогу даже в темноте. Фонари на пляже не горели. Дул холодный ветер. Мартин спрятался за кустами перед домом и прислушался. Машин не было, окна были темные. Он подождал еще немного и затем пошел вниз по склону. Теперь дом нависал над ним. Причал у соседнего дома был пуст. Слышался только беспрерывный шум прибоя.
Ступени и перила лестницы, ведущей на пляж, слегка поблескивали в темноте. Кровавый туман ненависти, а затем глухой стук, с которым тело Сейры ударялось о ступени, падая все ниже и ниже. Никто не видел этого. От холода у него закоченели руки. Никто не видел. Никто не знал. Никто не шантажировал. Просто в Компании у него есть стол мелкого клерка вместо кабинета с секретаршей. Остается следить, как продвигается по служебной лестнице Аль Сурино. А она веселится с кем-то другим. Сбежала. Одурачила
