Еще не поздно догнать их. Стрелки часов двигались слишком медленно, чтобы замечать их движение. Бет и Джей все еще шагают по Кенсингтон-Черч-стрит. Еще не поздно встать, распахнуть платяной шкаф, вытащить сумку, побросать туда свои вещи; затем взять свой билет до Афин, билет на поезд до Италии и авиабилет до Люксембурга, а оттуда уже домой. Да, еще совсем не поздно. Она вполне может успеть. Ее всю затрясло от непреодолимого желания вскочить и бежать за детьми, сию же минуту.
Ей показалось, что стрелки ее часов замерли на месте. Тиканье будильника ушло из гостиной вместе с детьми. Ее тело сжалось на стуле, словно пружина, готовая распрямиться. Мэри готова была бежать.
Но время шло, а она продолжала сидеть на стуле. Сейчас дети уже в аэропорте… Но все равно еще не поздно. Она успеет взять такси и догнать их. Они вместе увидят Парфенон, Акрополь, Рим, Флоренцию! Она еще может успеть. Еще не высохла капелька молока на краю стакана, из которого пил Джей.
По Кенсингтон-Черч-стрит прогромыхал грузовик.
Стрелки ее часов продолжали свой неумолимый бег. Мэри продолжала неподвижно сидеть на стуле, чувствуя, как незримая нить натянулась до предела, готовая лопнуть. Иногда ей казалось, что она раздваивается. Одна Мэри продолжает оставаться на стуле, а другая – мечется по квартире, собирая вещи, приводя себя в порядок, упаковывая сумку. Вот она перекидывает сумку через плечо, бросает прощальный взгляд на двери и выбегает на пустынную улицу. Ее ждут Бет, Джей, Рим, Флоренция, Афины…
Мэри перестала смотреть на часы.
Он не знала, сколько прошло времени. Ей показалось – целая вечность. В комнату стал проникать бледный свет рассвета. В его тусклом сиянии стали видны аккуратно заправленные кровати мальчиков. За исключением посуды на столе, оставшейся после Бет и Джей, все выглядело, как в день, когда они впервые вошли в эту гостиную. В холле тоже все было по-прежнему: только небольшая стопка бумаг, карты Лондона и журналы, оставшиеся после Бет, напоминали о ней.
Войдя в ванную комнату, Мэри даже не включила свет. Она бросила взгляд на выбитое стекло, на месте которого была теперь газета. Она опять почувствовала сильное натяжение нити, ее мышцы напряглись: «Поторопись! Ты еще можешь успеть!» – говорил ей внутренний голос.
Еле передвигая ноги, она доплелась до кровати Рэндела и села на нее. Рэндел повернулся во сне, что-то пробормотал и снова заснул, продолжая храпеть.
Первые солнечные лучи заглянули в комнату и светлыми пятнами покрыли стену спальни.
Мэри взглянула на часы: судя по всему, Бет и Джей должны уже лететь. На Кенсингтон-Черч-стрит загорался рассвет, проезжали машины, сотрясая стены спальни. А дети поднимались все выше в воздухе, направляясь на восток, навстречу солнцу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 7
Пребывая где-то в собственном выдуманном мире, Рэндел съел завтрак и оделся. Казалось, он вполне понял Мэри, когда она объясняла ему, что они идут к врачу, который поможет Рэнделу преодолеть бессонницу. Отросшая с проседью щетина покрывала щеки и подбородок Рэндела.
– К врачу мы поедем на такси, – сказала Мэри. – Дай мне немного денег, чтобы я смогла заплатить за такси.
Рэндел достал бумажник. Он оказался пустым.
– Где все наши деньги? Они еще вчера были у тебя? – воскликнула Мэри.
– Я отправил их домой, – сказал Рэндел.
– Когда? – вскрикнула Мэри. – Откуда ты их отправлял?
– Я не помню, – нахмурился Рэндел. – Где-то в аэропорте.
– Тогда нам не хватит денег на такси. – Мэри опустила руки. – Того, что у меня осталось, хватит лишь на метро.
– Я отправил их через один из этих красных почтовых ящиков, – сказал Рэндел.
– Нам надо торопиться, а то опоздаем на прием, – сказала Мэри.
Они вышли из дома и, минуя толпу покупателей на Ноттинг-Хилл-Гейте, направились к метро.
Все время, пока они ждали нужный им поезд, делали переходы, поднимались и спускались по лестнице и на эскалаторе, Рэндел хранил молчание.
В тоннеле перехода на Оксфордской площади гитарист пел «Миссис Робинсон». У его ног лежал полосатый красный чехол от гитары, куда прохожие иногда кидали монеты. Проходя мимо гитариста, Рэндел бросил в чехол свой проездной билет. Толпа понесла их дальше.
– Эй, ваш билет, – крикнул им вслед гитарист. Мэри, схватив Рэндела за руку и прижимаясь к стене, обложенной белым кафелем и увешанной плакатами, стала пробиваться через толпу обратно, к тому месту, где находился гитарист. На стене она заметила огромный плакат, на котором был изображен мужчина, с изумлением глядящий на акушерку с двумя розовощекими младенцами на руках. Шестидюймовыми буквами на плакате было написано: «Просто удивительные вещи происходят!»
Когда они наконец достигли замусоренного угла, где устроился гитарист с длинной козлиной бородой, он пел о том, что небеса любили миссис Робинсон, но ей не суждено было знать об этом.
– У меня нет мелочи! – сказал Рэндел. Если бы Мэри не держала его за руку, его наверняка унесло бы течением толпы. «Мы опоздаем», – подумала Мэри. Она наклонилась, не выпуская руки Рэндела, и выудила из кучи монет билет в метро.
Толпа понесла их дальше по тоннелю к подъехавшему поезду.
Мэри нашла в вагоне свободные места, усадила Рэндела и села рядом, переводя дыхание.
Темный тоннель, по которому мчался поезд, превратил оконные стекла в зеркала, в которых Мэри увидела их с Рэнделом отражения. «Обыкновенная пара, ничего особенного», – подумала Мэри.
