– Я все сделаю сам. Вы только скажите мне, где взять бокалы и все остальное. Вы расслабьтесь и оцените мой выбор вина. А я тем временем все приготовлю.
– Посуда и приборы в шкафу над раковиной… Только я боюсь, что не совсем готова к такому торжественному ужину. – Она посмотрела на свою кофту и длинную шерстяную юбку и поправила выбившуюся прядь волос. – Для «Чез Плаца де Ритц» следовало бы одеться по-другому.
– Но управляющие «Чез Плаца де Ритц» заметили, что у них в гостях находится супруга известного американского писателя, обладателя престижных литературных премий. Поэтому они бы выпроводили всех своих гостей, даже известных толстосумов, только лишь для того, что бы мы смогли сполна насладиться атмосферой роскошного заведения вдвоем, – произнес Пол и подал Мэри бокал с вином. – А официанты здесь так хорошо вышколены, что их абсолютно незаметно.
– Это прекрасно, – сказала Мэри, усаживаясь перед камином и выпрямляя уставшую спину. Она сделала глоток вина. – Это просто чудесно, – добавила она. Последнее замечание относилось к вину.
– Я знал, что оно вам понравится. Это вино из Айовы… «Аманас», – донесся из кухни голос Пола. Через открытую дверь Мэри видела, как он суетится там, возится с микроволновкой, звенит приборами и посудой.
– Вы, наверное, устали, ведь у вас сегодня были занятия, – сказала Мэри. Ей было приятно наблюдать за Полом. Он был высок и хорошо сложен. Он без труда дотянулся до вазы из черного стекла, которая стояла на самом верху высокого буфета. Они здесь вдвоем – мужчина и женщина. Эта мысль блуждала вокруг нее электрическими искорками, словно праздничные детские огоньки… Глупая женщина. Глупая сорокавосьмилетняя женщина. Она притворялась изо всех сил, что не замечает этих лукавых, щекочущих нервы маленьких огоньков…
– Одна лекция. Да еще заседание комитета, которое потом вылилось в еще одно заседание другого комитета. Это похоже на деление микроорганизмов: когда один делится на два, потом каждый из двух еще на два, и так далее. Эти заседания могут быть абсолютно незначительными, с крохотной микроскопической повесткой дня, но, как правило, их всегда объединяет одно – все они ужасно «плодотворны». – Он рассмеялся и спросил: – Где вы держите прохладительные напитки?
– Посмотрите в морозильной камере.
Пол достал бутылку «севен-ап», потом налил в вазу воды и добавил туда немного сладкого напитка.
– Цветы любят ее, – сказал он.
– Да? – удивилась Мэри.
Пол поставил цветы в вазу, поворачивая их и переставляя, пока они не приняли форму такого букета, какой ему был нужен. Потом он наполнил себе бокал вина и подошел к Мэри. Приглушенный свет в гостиной оставлял в тени половину его симпатичного лица, но Мэри заметила внимательный взгляд его голубых глаз, которые он тут же отвел, когда она посмотрела на него.
– Я так много разговариваю, потому что нервничаю, – сказал он и сделал глоток вина из своего бокала. – Мне кажется, что я несу какую-то чушь. Разговор с женщиной, которая знала Рэндела Элиота и работала вместе с ним над его книгами, каждый раз приводит меня в смущение. Иногда я чувствую себя просто идиотом.
Мэри рассмеялась.
– Успокойтесь и сядьте. Наоборот, беседы с вами очень помогают мне в работе. – Она откинулась назад и закрыла глаза.
Она слышала, как стул слегка скрипнул, когда он сел. Она чувствовала, что их разговор меняется; что бы ни происходило между ними, они становятся ближе друг другу. Во всяком случае, пока его ботинки не высохли и она не допила своего вина, веселые искорки продолжали плясать вокруг нее.
– Опять весь день все те же дела? – спросил Пол.
– Да. Приезжал профессор из Йельского университета. Интересовался личными бумагами Рэндела: записками, документами, черновиками, корреспонденцией. Говорил, что собирается стать его биографом и ему нужны все первоисточники. Он был здесь почти весь день.
– Из Йельского университета? И вы разрешили ему воспользоваться бумагами Рэндела?
– Какими бумагами? Рэндел делал заметки на обертках. Никто, кроме меня, не мог разобрать его почерк, а большинство из них он сразу выбрасывал. В основном он диктовал мне, и я делала записи, а потом готовила черновики, перепечатывала набело. А его корреспонденция абсолютно ничего не значит. Он никогда не переписывался с другими писателями и вообще никому ничего не писал, разве что одну строчку своим агентам – «Сколько денег?». Но каждый месяц кто-то откуда-то прилетает, просит о встрече со мной, рассказывает, как много значит для него биография Рэндела.
Мэри вздохнула. Пол молча потягивал вино. Наконец он словно пришел в себя:
– Лучший в мире ужин готов. Сидите спокойно, я все сейчас принесу.
– Поверните маленькую черную ручку от себя налево, – сказала Мэри, показывая на камин.
Пол открыл дверцу и повернул ручку. Тут же вспыхнули языки пламени и стали лизать искусственные поленья.
– Этот камин похож на вымысел писателя. Только пламя здесь реально.
– Это надо записать, – сказал Пол, появляясь в дверях кухни. – Отлично сказано. После нашего обеда в прошлую пятницу у меня появилась масса новых мыслей по поводу книг Рэндела Элиота.
– Я просто болтаю… И пью вино на голодный желудок, – улыбнулась Мэри.
Пол приподнял стол и поставил его ближе к камину. Потом пошел на кухню, чтобы поставить на поднос тарелки и бокалы.
Настоящий огонь в искусственном камине освещал большую гостиную, его отблески носились по всей комнате. Мэри вытянула перед собой ноги и с удовольствием зевнула, чувствуя, как вино живительной влагой разливается по ее усталому телу.
Пол осторожно внес поднос и поставил его на стол. Когда Мэри садилась за накрытый стол с цветами и
