Бродвее, недалеко от угла Шестой. По крайней мере мне кажется, что это класс живописи, туда входили типы с кисточками и мольбертами, как их там...
Я заинтересовался.
— Что за класс?
— А кто его знает. Что-то вроде студии какого-то типа по имени Филлсон.
Ага, снова Филлсон. Я извлек карточку, которую нашел в бумажнике Лоринга, посмотрел на нее и спросил:
— И давно Лоринг ходил к Филлсону?
— Не знаю, давно ли. — Он порылся в карманах брюк, перекинутых через спинку стула, вытащил дешевую записную книжку и полистал ее. — Сейчас посмотрим. Я начал следить за Лорингом в понедельник, три недели назад. Он был у Филлсона во вторник и четверг на прошлой неделе и во вторник на этой. В четверг, то есть вчера, его там не было. Он оставался там обычно около часа.
— Кто-нибудь сопровождал его или он был один?
— Всегда один. В то же время приходили и другие. Человек двенадцать. Всем лет под пятьдесят. Похоже, что они уже все сколотили деньги и занялись живописью — вроде хобби.
— А как насчет сегодня? — спросил я.
— Что насчет сегодня?
— Если вы следили за Лорингом, то, может быть, заметили, не шел ли кто за ним, когда он явился ко мне в контору?
— О, — он покачал головой, — сегодня нет. Я таскался за ним день за днем и просиживал полночи возле их особняка. Когда-нибудь надо и поспать. Кроме того, по вечерам он всегда дома. Сегодня я сплю с четырех часов дня. Когда я сюда пришел, он был дома. — Он нахмурился и поскреб затылок. — Может быть, лучше было мне поспать вчера?
— Может быть, — сказал я. — А что вы знаете о Филлсоне?
— Немного. Высокий, тощий. Никакого подбородка и черные усики из десяти волосков. Раньше держал магазин товаров для художников. Пожалуй, вы бы сказали, что теперь он образовался. Приобрел вкус к дорогостоящим рамам.
— То есть?
Эллис поднял два пальца, тесно переплетенные между собой.
— Он вот так с Вельмой Бейл, королевой стриптиза в Сейбр-клубе. Огненной и ужасающей. — Он вздохнул. — Ради такого персика я бы и сам научился любить картины с червячными яблоками.
Я вдавил сигарету в стеклянную пепельницу.
— Что-нибудь еще можете рассказать?
— Да пожалуй, это все. Жизнь этого парня не была богата событиями.
Я поблагодарил его и ушел.
У стола администратора я остановился и поговорил с дежурным клерком. Он сказал, что Эллис явился где-то среди дня и поднялся к себе в номер. Вот и все, что я знал.
Из телефонной будки в вестибюле я позвонил Масси. Единственный номер телефона, указанный под этим именем, принадлежал его магазину в центре города, но там мне никто не ответил. Никто не ответил и в студии Филлсона, и у него дома. Пустота. Я решил во что бы то ни стало проверить студию Филлсона.
У себя в конторе я захватил фонарик и связку ключей, которые я собрал в процессе своих похождений. Может быть, это и не совсем законно, но все же лучше, чем взламывать замки, гораздо спокойнее и тише.
Я поставил свою машину позади здания и пошел по Бродвею. Дом, куда я направлялся, находился как раз на другой стороне Шестой. Я прошел между конторой по займам и агентством по продаже недвижимости, поднялся на один пролет и обнаружил дверь с надписью простыми жирными буквами: «С.А. Филлсон».
Третий ключ сработал. Я тихо проскользнул внутрь, удостоверился, что шторы опущены, и стал обшаривать вокруг своим фонариком. Помещение было явно оборудовано с комфортом: одна огромная комната, которая выглядела бы скорее как гостиная миссис Лоринг, чем как студия, если бы не крепкий запах застарелой масляной краски и скипидара, ударивший мне в нос. Вдоль стен стояли мольберты и подрамники с полузаконченными холстами, а на стенах висели по четыре или пять полотен с сюрреалистскими кляксами из сбесившихся квадратов и кругов.
Я быстро осмотрел холсты. Большей частью обнаженные фигуры, весьма противные, и несколько пейзажей и натюрмортов. Мебель, за исключением нескольких стульев с прямыми спинками и трех кожаных пуфов, состояла из роскошных мягких диванов и кресел, обитых материей в темно-красных и серых тонах. Толстый ворсистый ковер простирался от стены до стены, и я почти приготовился увидеть свору ирландских сеттеров, свернувшихся клубочком перед несуществующим камином. Ни стола, ни шкафов, ничего, в чем можно было порыться, хотя я не имел ни малейшего представления о том, что я ожидал бы найти, если было бы где искать.
Полдюжины растений в горшках темнели в полумраке, как миниатюрные деревья. Я провел по ним лучом своего фонарика и среди листьев одного заметил что-то белое. Я подошел и извлек маленький треугольник материи, ничего не означавший. Он немного напоминал половину игрушечного парашюта — мальчишкой я часто мастерил их из старого носового платка, четырех отрезков нитки и куска породы. Только этот выглядел, как три нитки, половина носового платка и никакого камня. Я сунул находку в карман.
Пятнадцать минут спустя осмотр студии был закончен. Я не нашел ничего, кроме запертой двери в глубине комнаты: открыть ее я не сумел. Я уже собирался уйти, послав все ко всем чертям, как вдруг фонарь на миг высветил что-то, втиснутое в щель между дверью и притолокой. Я нагнулся и посмотрел. Это был обрывок целлулоидной полоски, похожей на кинопленку.
Я осторожно вытянул его из щели и осветил фонарем: на меня смотрела стройная девушка, поднявшая руки над головой, как при исполнении национального валийского танца. Картинка была слишком мала, но то, что я мог разглядеть, было приятно. Похоже, что на танцовщице ничего не было, кроме собственной кожи и полоски ленты, — в общем, восхитительный лакомый кусочек. Я опустил ее в нагрудный кармашек, нежно похлопал по нему рукой, вышел из студии и запер за собой входную дверь.
Из аптеки на углу я еще раз позвонил в резиденцию С. А. Филлсона. Послушав некоторое время тихие гудки, я удостоверился, что ответа не будет, и дал отбой.
Выйдя из аптеки, я снова закурил, сел в свою машину и двинулся по Бродвею. Доехав до Второй улицы, я свернул влево и выехал на бульвар Беверли.
Сейбр-клуб находился примерно на милю дальше, чем Уилширский клуб. Это одно из тех маленьких интимных местечек, где вы знаете всех или никого.
Метрдотель, слишком гладкий, в безукоризненно сшитом на заказ костюме, приблизился и оглядел мою спортивную куртку и широкие брюки с таким видом, будто на мне был купальный халат. Я смотрел через плечо на маленькую танцплощадку, где блондинка с гибкой фигурой вбивала звук за звуком в микрофон, свисающий из парящего под потолком мрака.
— Меня здесь ждут, — сказал я метрдотелю. — Я пришел повидаться с другом.
Он взирал на меня с каменным лицом. Через его плечо я наблюдал за извилистой блондинкой. Ее легко можно было узнать, благодаря афишам, украшавшим вход. Вельма Бейл. И поет, как безумная, низким горячим голосом высокому тощему типу, сидящему за столиком у края площадки.
Я остановился у этого столика и посмотрел на высокого тощего типа. У него было треугольное лицо, сужающееся книзу, выгнутые брови и совершенно отсутствовал подбородок. В усах, над тонкой верхней губой, может быть и было десять волосков.
Я подсел к столу.
— Филлсон? — спросил я.
Он оторвал взгляд от Вельмы и посмотрел на меня.
— Извините.
— Филлсон? — повторил я.
— Ну, да. Это мое имя.
— Я — Шелл Скотт.