Ричард С. Пратер
Больше, чем страх
Глава 1
Прислонившись нестерпимо болевшей головой к прохладной стальной двери камеры, я начал мысленно проклинать Мексику: ее столицу, тюрьмы, полицию Мехико. Досталось и этой старой заднице по имени Шелл Скотт, то есть мне. Местные полицейские, дубася меня по голове, казалось, вбили в мозги мои светлые, почти белые волосы, торчавшие до этого, как обычно, «ежиком». Я провел рукой по усеянному шишками темени. Как ни странно, волосы оказались на месте.
Вообще, вряд ли можно найти страну, о тюрьмах которой можно рассказать что-либо хорошее, но из всех каталажек мексиканские, по-моему, самые поганые. Так что единственным моим желанием на данный момент было как можно скорее выбраться на волю. Однако, судя по всему, эта тюремная камера на некоторое время должна была стать для меня вынужденным пристанищем. Ничего себе, отличное местечко для частного детектива, прибывшего из Лос-Анджелеса! Попав в тюрьму, я даже не смог объяснить этим мексиканцам, что мне необходимо пригласить адвоката, ознакомиться с ордером на арест или, на худой конец, получить револьвер, чтобы перестрелять их всех к чертовой матери. На английский язык здесь никто не реагировал, в ходу был только испанский.
Тюремная камера, в которую меня поместили, представляла собой квадратное помещение ровно три шага в длину и столько же в ширину. В углу, у цементной стены, стояла шаткая кровать, застеленная постельным бельем с традиционными для тюрем клопами. Можно сказать, что мне повезло: спать предстояло не на полу. В стене напротив двери, на высоте около шести футов, было маленькое круглое окно. Дверь камеры была выполнена не из решетки, а из сплошного стального листа с проделанным в нем квадратным оконцем размером фут на фут, через которое я мог просунуть голову. С улицы Лондрес до меня долетали звуки машин. Мальчишеский голос призывал купить газету «Эль Универсал». Я услышал, как какой-то мужчина засмеялся, а затем что-то неистово прокричал по-испански. Был субботний вечер, и на улицу высыпало много оживленных горожан.
Я начал проклинать полицейских, с которыми я дрался, а именно больше всего проклятий я адресовал тому, кто доставил меня в тюрьму. Тут, выглянув в дверное оконце, я увидел его идущим по коридору со стороны служебного помещения, к которому примыкал тюремный дворик. Полицейский остановился у моей камеры и, ухмыляясь, стал разглядывать меня. При тусклом свете электрической лампочки, висевшей в коридоре, я смог рассмотреть, что в его улыбающемся рту не хватает двух зубов, выбитых мною во время потасовки. Это ничуть не портило его вид. Будь у него зубов полон рот — этот малый все равно не вызвал бы у меня симпатий. Он был высокий, тощий, с впалыми щеками и глазами навыкате. На лице — ни тени интеллекта.
— Хэлло, ты, деревянная оглобля, — поприветствовал я его. — Что, проглотил свои зубы? Подожди, будешь еще срать кровью. Подойди-ка поближе, чтобы я смог тебе врезать еще. Страсть как люблю колотить полицейских.
В выражениях стесняться мне было нечего: английского он все равно не понимал.
— Гринго! — вдруг ответил он по-английски. — Если будешь продолжать, ублюдок, в том же духе — раздавлю, как гниду.
Удивленно заморгав, я уставился на него:
— Почему-то до сего момента английского никто не понимал. А где, кстати, тот мерзавец, который затеял драку? И кроме того, где здесь у вас телефон?
Полицейский, похлопывая себя по ладони длинной деревянной дубинкой, вытаращил на меня свои тупые глаза. После недавней драки на улице мне бы следовало быть с ним поосторожнее. Я заметил, как его взгляд скользнул по моим пальцам, просунутым в дверное оконце, но на секунду опоздал отдернуть руку, и его дубинка, быстро описав дугу, ударила меня по костяшкам.
Я чуть было не взревел от боли и, отпрянув от двери, злобно пригрозил:
— Ну, запомни, дружище, я здесь не навечно.
Продолжая ухмыляться, полицейский подошел ближе к разделяющей нас двери.
— Нет уж, — ответил он, — ты теперь здесь навсегда. Об этом я как-нибудь позабочусь.
Полицейский погрозил мне дубинкой, повернулся и зашагал по коридору в направлении служебного помещения.
Мне не понравилась та уверенность, с которой он произнес свою последнюю фразу. Но в эту минуту мне было противно все, даже я сам. Еще тогда, до начала драки, я должен был понять, что семерых полицейских и одного, одетого в гражданское, даже мне, отслужившему в военно-морском флоте, имеющему шесть футов и два дюйма роста и двести шесть фунтов веса, все равно не одолеть. Ну, если окажусь на свободе, тому, в гражданском, уже не жить, решил я. Голова просто разламывалась от боли, и соображать было трудно, но меня все время терзала одна мысль: почему так быстро появились полицейские? Здесь явно было что-то не так.
Я потер ушибленную руку и голову, сел на кровать и вспомнил об Амадоре Монтальбе. Интересно, знает ли он, что меня запрятали в кутузку? Амадор Монтальба — известный в городе гид-переводчик, отличный малый, приятный в общении, и пройдоха, каких свет не видывал. Он был способен устроить встречу с кем угодно: с мужчиной или женщиной, а то и с обоими сразу, найти казино, где играют в рулетку, отвести в какой-нибудь мрачный притон или кинотеатр, где крутят порнографические фильмы, помочь купить по дешевке серебряные украшения, порекомендовать ресторан с самой изысканной кухней и так далее и тому подобное.
Впервые мы встретились с ним в Мехико несколько месяцев назад, после того как я закончил в Акапулько одно дело. Приехав в столицу после трудов праведных, я решил задержаться в ней на несколько дней, чтобы немного расслабиться. Но вместо того, чтобы отдохнуть, я, повстречав Амадора, гудел с ним целую неделю. Он был на полфута ниже меня, на три года моложе, с очень моложавым лицом округлой формы, с черными усами, под которыми сияли ослепительно белые зубы. Его открытое, с легкой доброжелательной улыбкой лицо располагало к себе. С поднятым в руке высоким стаканом виски со льдом Амадор напоминал тогда херувима.
Потом я имел случай вновь встретиться с ним, когда Амадор приехал в Южную Калифорнию. Два дня назад, в четверг, он позвонил в «Шелдон Скотт. Расследования», мое частное сыскное бюро в Лос- Анджелесе, и попросил меня прилететь в Мехико и встретиться с ним в воскресенье после обеда. У него был для меня потенциальный клиент. Половину из того, что мне хотелось бы предварительно выяснить, из нашего разговора я так и не узнал. А из того, что гид сбивчиво сообщил мне по-английски, я понял, что какая-то очень богатая женщина, миссис Лопес, попала в неприятную историю, и Амадор хотел, чтобы я помог ей. По всей вероятности, он посоветовал миссис Лопес не обращаться к местным сыщикам и заверил ее, что лучше меня с ее проблемами никто не справится. В подробности этого дела меня собирались посвятить завтра, когда я и Амадор должны были встретиться с попавшей в беду женщиной.
В телефонном разговоре гид-переводчик почему-то упомянул коммунистов, и это слово прочно засело у меня в голове. Он знал, что в Штатах мне пришлось расследовать ряд дел, в которых были замешаны коммунисты. Отслужив войну в военно-морском флоте США, я занялся частными расследованиями и теперь, в мирное время, выявлял различного рода правонарушителей. Не удивительно, что мне пришлось столкнуться и с коммунистами. Это Амадору было известно, но по телефону он так и не сказал, каково их участие в деле миссис Лопес. Естественно, что по этому поводу меня мучило любопытство. Правда, в настоящий момент я мучился больше всего одним вопросом: смогу ли я когда-нибудь покинуть стены этой мексиканской Бастилии?
А шанс оказаться на свободе у меня был. Хотя и совсем маленький.
Из Лос-Анджелеса я прилетел в пятницу вечером, рассчитывая, прежде чем в воскресенье приступить к делу миссис Лопес, освежить свои воспоминания о мексиканской столице. Так что после регистрации в отеле «Дель Прадо» я спустился в красивый гостиничный бар «Никтеха». Там я познакомился с очень
