— Не стоит нам обоим появляться там одновременно. По крайней мере до тех пор, пока я не узнаю о ней побольше. Годится? Кстати, револьвер при тебе?

Он кивнул, похлопав себя по карману, и сказал:

— Тогда я буду ждать тебя здесь, ладно?

Я кивнул и вышел из лачуги.

Поднимаясь по склону холма, что находился в нескольких сотнях ярдов от меня и закрывал северную часть острова, я чувствовал себя прекрасно, наслаждаясь ярким солнцем и насыщенным кислородом воздухом. На вершине были установлены два огромных деревянных бассейна, которые, как я догадался, служили резервуарами, — Джим упоминал об этом, — здесь скапливалась дождевая вода и грунтовые воды, выкачиваемые из буровых скважин где-то неподалеку. Вода самотеком стекала к фабрике.

С гребня холма я увидел внизу несколько акров культивированной земли, зеленеющей низкими саженцами, а рядом — длинное деревянное строение, по всей видимости укрытие для рабочих, место, где они могли отдохнуть и поспать. У берега океана расположилась сама фабрика. Вид ее поразил меня.

Я ожидал увидеть нечто кустарное типа лачуги, которую только что покинул, но это было огромное, вытянутое в длину здание, занимавшее добрый акр, если не больше, свежевыкрашенное, с двойным рядом чистых стеклянных окон, смотрящих на море и материк — туда, откуда прибыли мы с Джимом. Две огромные трубы выпускали темно-фиолетовый пар, доносился глухой лязг машинного оборудования.

У входа в здание находилось четверо охранников, и все они смотрели в мою сторону. Когда я приблизился к ним, они продолжали молча таращиться на меня, не шевельнув и пальцем. Почему-то у всех были совершенно тупые лица, и при виде незваного гостя их физиономии не смягчились. Все они были одеты в белые комбинезоны с серыми полосками и матерчатые кепи с козырьком.

— Добрый день, джентльмены, — поздоровался я. — Ваш босс на месте?

— Кто? — спросил высокий, худой, кощееобразный, с подбитым глазом и тощими усами.

— Босс, менеджер. Или хозяин, кто заведует этой… Я заметил на двери табличку с надписью: «Хэнди-фуд инкорпорейшн», а под названием — торговую марку с изображением скрещенных ложек на фоне белого треугольника. Костлявый спросил:

— Что тебе нужно от него?

От того, каким тоном он это произнес, мне стало несколько не по себе.

— Хотел бы сказать ему сам, лично, — любезно пояснил я.

Он поскреб свои тощие усы и дернул узкими плечами.

— Входи.

Он провел меня в просторный, симпатично обставленный офис. Там никого не оказалось, а мой провожатый вышел через другую дверь, оставив меня наедине с самим собой. У стены стояла кожаная кушетка, напротив двери — широкий коричневый стол, за ним — мягкий вращающийся стул. На столе красовалась треугольная пластинка с выгравированным на ней именем «Луис Н. Греческий» и несколько цветных брошюр.

Я взял одну из брошюр. Это был рекламный проспект, и с нарастающим чувством недоумения я заметил, что в нем красочно воспевались достоинства детского питания с ужасно претенциозным названием «Па Па, еда для малышей». Это «Па Па» имело несколько вариаций — протертый шпинат, зеленый горошек, маисовая каша и другая фруктовая стряпня. Бр-р… Я представил себе рекламную кампанию, вообразил дюжину здоровых мужиков, собравшихся за столом в конференц-зале и внимательно слушающих, пока один из них декламирует: «Па Па. Па? Па Ла?» Но эта вдохновляющая картинка вмиг исчезла, когда я услышал за спиной шаги и повернулся.

Это оказался грузный, с покатыми плечами верзила, полностью закрывший своей волосатой особой дверной проем. Волосы торчали из расстегнутого ворота рубашки, кустились на голове, густо покрывали руки. У него даже уши были волосатые, торчали волосы и в носу. Он был очень волосатый парень, этот Луис Н. Греческий.

Мне, наверное, следовало бы сразу догадаться, когда я увидел выгравированное на пластинке имя, — а не тот ли это самый Луи Грек?

— Какого хрена вы здесь делаете? — Он казался искренне удивленным.

Помнится, Луи обладал своеобразной манерой говорить; у него, я бы сказал, ум вроде уборной во дворе и рот как плевательница. Человек, чье ремесло — преступления и насилие, зачастую разговаривает языком, выдающим богатство его пошлого воображения, уделяя особое внимание сексуальным и выделительным функциям организма. Луи не был исключением, примерно каждое четвертое сказанное им слово было матерным.

— Я как раз собирался спросить об этом вас, Луи, — сказал я со значением.

Он повторил вопрос, тряся головой, будто погремушкой. Понятно, я тоже немного нервничал, поэтому перешел в наступление:

— Ну, мне хотелось бы взглянуть на вашу Па… ух, на вашу фабрику детского питания, Луи.

Он обронил несколько нецензурных слов, смысл которых сводился к тому, что я смогу осмотреть фабрику, когда дьявол начнет бренчать на арфе. Из этого явствовало, что он не рад меня видеть.

Последний раз я столкнулся с Луи, когда полицейский надел ему наручники перед отправкой в увлекательное турне по Сан-Франциско, Сан-Рафаэлю и Сан-Квентину, где оно и закончилось. Я лично не охотился за ним, но оказался косвенно причастным к несчастью, постигшему его.

У меня нашлись улики на одного мелкого толкача — он распространял марихуану среди учащихся средней школы и героин — среди выпускников. Подростки начинали курить траву, а потом пересаживались на иглу.

Собственно, на том мое отношение к делу заканчивалось, но отделу по борьбе с наркотиками удалось вытащить из того мелкого толкача кое-какую информацию, в том числе и о том, что он получал пакетики героина от Луи Грека. Луи загремел, что и дало ему повод обвинять меня, по крайней мере, считать частично виновным в его неудачах. Вообще-то он обвинял всех — полицию, «крутых» горожан, общество, всех без исключения, и, разумеется, меня. Я знал, что в детстве его дразнили Жирный Луи, позже он стал Луи Греком, но довольно странно, что до настоящего времени я даже не подозревал, что его полное имя Луис Н. Греческий.

— Не знал, что тебя выпустили, Луи, — сказал я. — Ты по-прежнему толкаешь наркоту?

Тьфу, черт! Эти слова как-то вырвались сами по себе, и я сразу пожалел, что не могу запихнуть их обратно. От злости лицо Луи покрылось багровыми пятнами, он стиснул зубы и растянул резиновые губы так, что на щеках омерзительно вздулись мышцы и волосы, казалось, зашевелились по всему его телу. Влип, ничего не скажешь. Когда я ляпнул «толкаешь наркоту», то почувствовал неприятный холодок и дрожь, будто кто-то выковырял мой спинной мозг и превратил его в холодный пищевой жир. И мне жгуче захотелось только одного: поскорее выбраться отсюда и умчаться прочь. Как можно дальше.

Я, со своим нахальством, пребывал сейчас не в густонаселенной столице, не в Лос-Анджелесе или Голливуде. Мы, по своему легкомыслию, — на изолированном острове. И вполне могло статься, что именно Луис Н. Греческий направил своего давнего дружка Микки М, прошлой ночью в гости к Джиму Парадизу… И Джим теперь любезно явился на остров вместе со мной.

В моей голове роились и другие неприятные мысли, но, несмотря на усиленную мыслительную суету, некий маленький трезвый участок мозга работал в нужном направлении, подсказывая, что произойдет дальше.

А дальше должно было случиться следующее: один из производителей детского питания собирался меня прикончить.

Глава 9

Теперь Луи Грек показался мне еще внушительнее; он грозно застыл в дверном проеме с красным лицом и пульсирующими венами на лбу.

Он был довольно крупным, где-то под пять футов десять дюймов ростом, и весил сто восемьдесят фунтов, с длинными, как у гориллы, руками, тонкими кистями и узловатыми пальцами. Его голос напоминал

Вы читаете Джокер в колоде
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

2

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×