Можно найти человека, который выглядит почти так, как другой человек, — сходные черты, тот же рост и сложение. Но совершенно точный портрет другого? Лицо, которое я видел вчера вечером, навеки выжжено в моей памяти. Только седые волосы и черные усики выпадали из этого портрета. Но их легко было наклеить и снять. Эверетт был вылитый Жюль Гарбен, даже голос у них был одинаковый. Это и был Жюль.
Но ведь я видел, как Гарбен покончил с собой. Мне не рассказывали об этом, и я не читал об этом в газетах, хотя в газетах было полно отчетов о происшедшем. Я сам присутствовал при этом.
Разумеется, возможно, я слишком часто получал по голове, а может быть, я вообще сумасшедший.
— Ладно, — сказал я себе, — пусть я сумасшедший, пусть. Но на одну минуту представим себе, что Гарбен жив и находится здесь, на ранчо. Это, безусловно, может объяснить множество вещей: убийство Джинни, попытки убить меня, даже приказ расправиться с Эйприл, которая как-то раз проводила время вместе с Хэлом и Жюлем. Эйприл, которая в Голливуде делила номер с Джинни и знала, что в ту субботнюю ночь Джинни ушла вместе с Хэлом…
Внезапно я вскочил — мысли, как сумасшедшие, теснились в моей голове. Если Жюль был жив, можно было объяснить не только загадки, которые меня мучали, но даже такие вещи, о которых у меня прежде не хватало ума задуматься до самого сегодняшнего дня. Все более возбуждаясь, я стал нетерпеливо мерить шагами пол своего номера. Внутри нарастало знакомое напряжение. Черт побери, вот было бы здорово, если бы Жюль в самом деле оказался жив. И это мысленно вновь вернуло меня к той минуте, когда я видел, как Жюль Гарбен выбрасывается из окна «Голливудской короны». Я налил себе еще виски и, продолжая расхаживать по номеру, вновь стал прокручивать в уме каждую секунду того вечера, с момента, как мы вышли из ворот тюрьмы и до того, как вошли в спальню Жюля в отеле. Я видел, как Жюль разбивает стекло, выбрасывает руки над головой и кричит… Я видел, как его тело стремительно несется вниз и ударяется о тротуар… а я бегу на Голливудский бульвар…
И опять я вспомнил Хэла, сидящего в вестибюле отеля и улыбающегося своей особой улыбкой.
Я перестал шагать по комнате и застыл. В ушах у меня звучала фраза Хэла: «…или резинка заставляет паяца дергаться?»
А потом вдруг из глубин памяти выплыла другая любопытная мысль. Где-то я читал, что в некоторых областях Африки, где туземцы никогда не видели ружья, увидев, как охотник целится и стреляет в какое- нибудь животное, а оно падает, уверены, что животное падает от звука выстрела — ведь о пулях они ничего не знают. Они считают, что дичь убивает гром выстрела.
Я повернулся и подошел к телефону, повторяя как заклинание: «Резинка заставляет паяца дергаться, а гром выстрела убивает дичь».
Я заказал телефонный разговор с Лос-Анджелесом, попросив соединить меня с полицейским управлением, отделом по расследованию убийств и продолжал бегать по номеру, волоча за собой длинный шнур. Когда мне дали управление, я попросил соединить меня с капитаном Филом Сэмсоном. Было воскресенье, но Фил оказался в своем офисе.
Я услышал в трубке его недовольный голос. Он, должно быть, пожевывал во рту черную сигару, и его массивная челюсть ходила вверх-вниз, как у аллигатора, размалывавшего кости своей жертве. Дело было не только в том, что в тот вечер Сэм тоже присутствовал в «Голливудской короне», он, кроме всего прочего, был моим самым близким другом в Лос-Анджелесе, чрезвычайно способным полицейским офицером и вообще настоящим мужиком. Я не стал сразу говорить ему о цели своего звонка, а постарался постепенно подвести его к этому разговору.
Поздоровавшись и сообщив ему о том, что я нахожусь на ранчо «Солнце и полынь» в Аризоне, я сказал:
— Сэм, я знаю, как ты занят…
— Еще бы, черт возьми. Какой-то псих ухандохал двух служащих на автозаправочной станции…
— Понимаю, Сэм. Я знаю, что работы у тебя выше крыши, платят тебе мало, а характер у тебя золотой. Но я хочу, чтобы ты меня выслушал. Хорошо? Это очень важно.
— Ну, ясное дело. Давай, выкладывай. — Он был явно заинтересован.
— Ты помнишь дело Жюля Гарбена?..
— Этого сукина сына? Конечно, продолжай.
— Так вот… — я замолчал. Как бы осторожно и деликатно я не изложил свою просьбу, Сэм все равно подумает, что у меня крыша окончательно поехала. Он уже и раньше много раз грозился, что отправит меня в психушку. Шутя, как я надеюсь. Но мне ведь все равно придется сказать ему то, что я подумал. Поэтому я решил не ходить вокруг да около. — Я видел… то есть мне показалось, что я видел… Жюля Гарбена вчера вечером здесь на ранчо.
Он не стал ехидничать, а лишь спокойно заметил:
— Ты что-то перепутал, Шелл. Эта тварь выбросилась из окна «Голливудской короны». Черт побери, ты же сам присутствовал при этом. Наверное, ты имеешь в виду кого-то другого…
— Нет, Сэм, — прервал я его. — Я говорю именно о Гарбене, том самом, который «сиганул» вниз. И тем не менее, я почти на все сто уверен, что видел его здесь вчера вечером. Я хочу сказать, что он жив и находится здесь.
Я остановился. Молчание.
— Итак, — продолжал я, — скажи мне, возможно ли вскрыть его могилу и идентифицировать труп. По отпечаткам пальцев, что ли… либо по костям, или по зубам…
И тут он мне выдал. Молчание было просто затишьем перед бурей. Примерно с минуту ни один из нас не мог сказать ничего членораздельного, наконец, я чуть ли не взвизгнул:
— Черт побери, Сэм! Да перестань ты, наконец, челюстями щелкать и выслушай меня. Это вовсе не розыгрыш. Я серьезен, как никогда.
— Быть того не может.
— Честное слово.
— Ты пьян?
— Выпил пару рюмок и все. Ничего…
— Может, тебя вчера камнями побили перед тем, как ты увидел это привидение?
— Никто меня не бил. И сейчас я в порядке. Прошу тебя, выслушай меня спокойно. Только минуту, ладно?
— Хорошо, — неохотно согласился он. За эту минуту мне удалось убедить его по крайней мере в том, что я его не разыгрываю. Он понял также, что еще немного — и я совсем шизанусь. По крайней мере, он дал мне договорить до конца.
— О'кей, Шелл. Я тебя понял. Ты, значит, считаешь, что мы похоронили не Гарбена.
— Да, но…
— А теперь дай сказать мне. Я же тебя выслушал.
Я покорился, и он продолжал:
— Позволь напомнить тебе несколько несущественных деталей. Во-первых, именно Гарбен выпрыгнул из окна. Это видели восемь свидетелей, в том числе я и ты. Во-вторых, на асфальт тоже упал Гарбен. По крайней мере, — в голосе его послышался сарказм, — у него было лицо Гарбена, его рост, сложение, ноги, его рубашка, запонки. А ты, значит, считаешь, что это был не Жюль Гарбен, а хорек Моу?
— Но, Сэм, вы же не сняли отпечатки пальцев с покойного?
— Нет, а зачем это было нужно? — я услышал, как Сэм вздохнул. — Так ты считаешь, что это не Гарбен выпрыгнул из окна?
— Нет, это был Жюль. Это должен был быть он. Тут и спорить не о чем.
— Не о чем?.. Так какого же дьявола… Ты что, думаешь, он не свалился вниз? Думаешь, он просто улетел восвояси?
— Сэм, не заводись…
— Кто за…
— Послушай меня, Сэм. Конечно же, он выпрыгнул. И, ясное дело, он мог либо упасть вниз, либо подняться вверх.
— Вниз… или… вверх… — голос его звучал так, будто он повторял бред сумасшедшего. — Вниз… или…
