Тем временем я отыскал Лусиллу Мендес. У нее было около часа свободного времени до начала сцены, где ее должны были изнасиловать двое бандитов. Съемки этого эпизода, наверное, займут все утро и часть дня. А пока она сидела за длинным столом под парусиновым тентом и пила кофе.
Лусилла оказалась миловидной мексиканкой с нежным ртом, горящими как угли глазами и черными волосами. Я представился и сказал, что меня направила к ней Хейзл.
— А, Хейзл! Она много о вас рассказывала, мистер Скотт.
— Много? Тогда зовите меня просто Шелл, идет? — Она сверкнула белыми зубами и кивнула. — Я хочу узнать, что произошло между Джелликоу и Уорреном Барром. Хейзл говорила, что после разговора с ним Барр вроде был расстроен.
— Еще как! Они поговорили в сторонке, и мистер Джелликоу ушел. А мистер Барр, когда вернулся на площадку, все хмурился, подавал реплики невпопад, забывал текст. Казалось, его одолевают какие-то неприятные мысли. Так продолжалось с полчаса. Все заметили, что он был не в себе.
— А вы не знаете, о чем они говорили?
Лусилла покачала головой:
— Они далеко стояли.
— Барр ничего не говорил?
— Нет.
— Они не скандалили?
— Нет, просто разговаривали. Мистер Барр, вы знаете, человек несдержанный. Один раз он сжал кулаки и готов был броситься на мистера Джелликоу. Но все обошлось. — Лусилла замолчала, а потом добавила: — Правда, как-то он ему все-таки влепил.
— Барр влепил Джелликоу?
— Ой, да еще как! Тот полчаса не мог очухаться. Пластом лежал.
— Это было в пятницу?
Лусилла удивленно раскрыла глаза:
— Нет, давно. Года три, может, тому назад.
— И вы видели, как это произошло?
— И я, и еще добрая сотня людей. Это случилось, когда на студии «Премьер» снимали фильм «Любовницы Джесса Джеймса». Мистер Чейм тогда был еще там боссом. Мистер Барр исполнял роль главного героя — Джесса Джеймса. И вот в присутствии всех участвовавших в съемках мистер Джелликоу стал отчитывать Барра.
— Что, наорал на него?
— Ну да. Мистер Барр… ведь он иногда выпивает. Несколько раз приходил на съемки навеселе. Мистер Джелликоу сказал, что больше этого не потерпит, потому что картина обходится слишком дорого. Говорил он резко. А мистер Барр все больше и больше злился и вдруг как ударит его! И ушел с площадки.
— А Джелликоу что?
— Он просто лежал пластом.
— А когда пришел в себя?
— Встал, подержался руками за лицо, потом оглядел всех и ушел.
Забавная девчонка была эта крошка Лусилла Мендес! Но меня ждала работа. И работы этой было невпроворот. Надо было вкалывать. И прежде всего, ехать к Сильвии Ардент.
Я встал:
— Спасибо, Лусилла. Вы мне здорово помогли.
Она улыбнулась. А я пошел тянуть свою лямку.
Как мне доложила Хейзл, Сильвия Ардент была сегодня свободна и предположительно находилась дома.
Жила она в одном из шестикомнатных вигвамов, сдаваемых за полторы тысячи долларов в месяц, на территории всемирно известного «Индейского ранчо», в сотне ярдов от улочки с поэтическим названием Лесная тропа. Место это находилось к северу от границы, разделявшей Беверли-Хиллз и Бель-Эйр. Каждый вигвам имел свое название: «Ирокез», «Могаук», «Апач», «Сиу» и другие столь же выразительные. В основном здании отеля помещения именовались еще более экзотично: «Столовая буйвола», бар «Последнее прибежище Кастера».[1]
Вскоре после полудня я уже стоял перед вигвамом «Кри» и нажимал на черный железный наконечник стрелы, который выполнял роль кнопки звонка, о чем я не сразу догадался.
В ожидании дальнейших волнующих событий я мысленно перебрал в памяти все, что мне было известно о мисс Ардент. Она, кажется, начинала свою карьеру как модель. Я хорошо помнил то время, когда она впервые предстала перед восторженными взорами публики преимущественно мужского пола.
Она снялась для шестистраничной гармошки-вклейки одного престижного журнала для мужчин, который молниеносно приобрел еще большую популярность. Позировала она в тени яблонь. На ней были лишь облегающие светло-голубые, закатанные до колен джинсы, открывавшие стройные ноги. Она стояла на цыпочках и тянулась за сочным красным яблоком. Солнечные блики играли на ее юном цветущем лице и полунагой фигуре. И только на одну ослепительно белую обнаженную грудь падал яркий сноп солнечного света.
Сравнение с Евой напрашивалось само собой. Его постоянно приводили с экранов телевизора и со страниц журналов, и конечно же оно жило в воспаленном воображении мужчин, в душах которых этот снимок пробудил старину Адама. Вскоре она была приглашена в Голливуд, где снялась в нескольких фильмах. В последнем, принесшем киностудии огромные прибыли и благосклонно встреченном даже критикой, Сильвия сыграла главную роль. Затем последовал телесериал «Девичья спальня» и слава телезвезды.
Дверь неожиданно отворилась, хотя изнутри приземистого здания до меня не донеслось ни жужжания зуммера, ни треньканья колокольчика, и я увидел Сильвию. Тут же все зажужжало и зазвенело у меня в голове. А может, мне это только показалось. Передо мной стояла знаменитая звезда телеэкрана, женщина, которую природа щедро одарила красотой, сама Сильвия Ардент во плоти.
Впрочем, не совсем во плоти.
На ней был светло-желтый вязаный свитер и — в более ярких тонах желтого — юбка, шифоновый шарф вокруг шеи и домашние туфли на высоком каблуке. Пушистый свитер был перехвачен узким пояском. Талия, казавшаяся на снимках неестественно тонкой, и на самом деле оказалась именно такой.
Она стояла в проеме двери и улыбалась.
— Привет! — произнесла она.
— Привет! — ответил я, пожалуй, с чрезмерной пылкостью.
Но ведь не каждый день выпадает счастье лицезреть такую красотку, как Сильвия Ардент. Она выглядела даже привлекательнее, чем на цветном телеэкране: светло-кремовая кожа, глаза словно из расплавленного изумруда, золотисто-рыжие волосы, яркие губы. На гладком лбу появилась едва заметная складочка.
— Я… мы с вами знакомы?
— Нет… пока. — Я улыбнулся. — Но вас я, конечно, знаю. Вы — мисс Ардент.
«Кто же может ее не знать», — подумал я.
Она облизнула губы, напоминавшие цветом плащ матадора, и снова улыбнулась:
— Вы ко мне по делу?
— Конечно по делу.
Я вспомнил две фотографии, которые нашел в номере Джелликоу. На одной Сильвия с откровенным сладострастием во взоре смотрела влево, на другой — с тем же сладострастием смотрела вправо. Сейчас ее взор был устремлен прямо на меня, но сладострастия в нем не было.
— По какому делу вы хотели меня видеть?
Я чувствовал, как моя вначале дружеская улыбка превращается в дружескую ухмылку старого знакомого, хотя срок для такой метаморфозы был явно мал. Но трудно было не вспомнить ту давнюю шестистраничную вклейку, которая как бы положила начало моему с ней знакомству. В моей памяти вновь
