Она остановилась.

— Иди вперед! — прикрикнул Бруно. — Я не хочу, чтобы товарищи видели нас вместе. Сверни на набережную. Я буду ждать тебя у входа в парк Кашинэ.

Когда Элиза подошла к парку, Бруно стоял, опершись на велосипед, и курил. Несмотря на его раздраженный вид, он показался Элизе необычайно красивым в своей темной куртке, застегнутой до горла и вымазанной маслом и тавотом. Она почувствовала себя такой жалкой рядом с ним, но сердце у нее билось, и это придало ей мужества. Они прошли немного вдоль решетки. В стороне от парка тянулись луга; по аллее ехали рабочие на велосипедах, проносились автомобили и коляски с туристами.

— Что тебе надо? — снова повторил он.

Она посмотрела ему в лицо и сказала:

— Теперь и меня тоже мучит жажда!

Бруно, не ответив, повернул велосипед, вскочил в седло и нажал на педали. Элиза кинулась за ним.

— Бруно! — закричала она.

В ее голосе было такое отчаяние, что Бруно остановился.

Элиза поравнялась с ним.

— Почему ты так со мной обращаешься? — сказала она. — Я тебе никакого зла не сделала!

…Солнце садилось за парком Кашинэ, там, где Арно принимает в свое русло воды Муньоне, где по берегам тянутся огороды, сменяясь зарослями камыша. На луга и поля, на дубы и кустарники, на аллеи парка опускался сумрак. Застрекотала бессонная цикада, первые светлячки возвестили приближение ночи.

— Почему ты не захотел пойти в гостиницу?

— Слишком близко от депо.

— Но ведь и в первый раз было близко.

— Я тогда голову потерял.

— С тех пор прошло восемь месяцев.

— Считай, что прошел целый век!

— Ну не сердись!

— Поздно уж, вставай!

— Так хорошо лежать на траве!

— Сыро становится, тебе вредно. Да и мне надо идти.

— Ты все говоришь: надо идти, а сам с места не двигаешься!

— Зачем ты ко мне пришла? Пойми, ты теперь для меня ничего не значишь! Через два месяца я женюсь.

— Вот именно поэтому, — ответила она и вздохнула.

— Отчего ты не переменишь свою жизнь?

— Когда человек попал на дно, ему уж не подняться. Да и зачем? Все равно помирать, у меня одышка! — и Элиза засмеялась.

— Как у тебя сердце колотится!

— Я и не чувствую! — сказала Элиза. И добавила: — Найди мне трилистник, я загадаю желание.

А загадала Элиза, чтобы Бруно хоть иногда вспоминал о ней.

Глава двенадцатая

С появлением Марио на виа дель Корно возродилось то беззаботное веселье, которое еще месяц назад так щедро расточал Уго, та жизнерадостность, без которой улица показалась бы даже самим ее обитателям, особенно в непогожее, осеннее время, чересчур убогой и нищей. И вот доказательство всеобщей симпатии к Марио: корнокейцы наперебой приглашали его обедать. Марио никогда не питался так хорошо. Он не говорил новым знакомым о себе самом, не рассказывал о своей жизни, но, как ни была еще коротка его жизнь, каждый понимал, что путь его не был устлан розами. Маргарита накладывала ему такие же порции, как и Мачисте, а, как известно, кузнец любил поесть. Марио не мог пожаловаться и на другие дома, куда его приглашали обедать. На нашей улице мясо едят раз в неделю, по праздникам, но когда за столом гость, его стараются накормить «чем-нибудь получше». У землекопа Антонио, например, к обеду подали картофельные клецки, называемые «мышатами», Леонтина готовила их так же хорошо, как обметывала петли. Каррези выступили с фаршированной савойской капустой — произведением Беппино, у повара был свободный день, и ему захотелось показать, что он свое дело знает хорошо. Мать Бруно, Семира, поставила перед Марио блюдо с пирожками. Вообще кормили его на славу. Но самый забавный обед был в прошлое воскресенье, у Квальотти.

Приглашение исходило от Клоринды, Ривуар его одобрил, а Бьянка сделала вид, что ей это безразлично, скорее даже неприятно, и тогда мачеха загорелась огнем гостеприимства. В конце концов Клоринда заявила:

— Тебе надо брать пример с таких людей, как этот печатник. Парень трудолюбивый, веселый и богобоязненный.

Марио начал с того, что перекрестился, прежде чем приняться за тарелку с лапшой. Потом принялся рассуждать об аскетизме святого Франциска и говорил так долго, что Ривуар стал посматривать на него с некоторым подозрением, но оно рассеялось, как только Марио с большим знанием дела приступил к обсуждению вопроса о превосходстве флорентийских бисквитов над пьемонтскими. От бисквитов он перешел к пралинэ и к шоколаду «Пальмоне», а от него до миндальных пирожных только один шаг. На миндальных пирожных Ривуар поставил точку. Теперь он начал припоминать, что действительно не раз видел Марио еще мальчиком в городском саду: его водила туда гулять бабушка по отцу, и она всегда накупала для внучка сладости у Ривуара. С помощью Марио (который и знать не знал эту бабушку, так как она умерла еще до того, как он родился) Ривуар ясно вспомнил, что бабушка носила очки, шляпу с вуалью, а летом раскрывала над головой фиолетовый зонтик.

— Я как сейчас вижу ее перед собой, — сказал в заключение пирожник.

Бьянка не удержалась и фыркнула. Она сделала вид, что почувствовала себя плохо, и ушла в свою комнату. Через дверь ей был слышен весь разговор между Марио и Клориндой.

— Вы уж извините ее, — говорила мачеха. — У нее такое слабое здоровье! Малокровие.

— Надо делать уколы, — сказал Марио.

— Делают, да плохо помогает.

— Тогда внутривенные вливания, — сказал Марио. — Внутривенные!

Вот уже несколько дней, как Марио уговаривает ее делать эти вливания, но Бьянка отказывалась, боясь, что ей будет больно. Теперь, когда она услышала, как Марио наставительно говорит: «Внутривенные!» — ей стало так смешно, что она не могла удержаться от хохота. Клоринда, Марио и Ривуар бросились в ее комнату. Но, чем больше Бьянка старалась сдержаться, тем сильнее разбирал ее смех. Тщетно Марио делал ей знаки, умоляя успокоиться.

— Это нервный припадок, — сказал он. — Синьорине необходим отдых. — А потом добавил, тоже давясь от смеха: — И внутривенные вливания!

Бьянка так и закатилась. Не совладав с собой, она повалилась на кровать. Юбка вздернулась, стали видны ноги выше колен и голубые штанишки. Растерянная и смущенная Клоринда бросилась оправлять падчерице юбку, а Ривуар тем временем увел с собой Марио. Немного спустя к ним вышла Клоринда и сообщила, что Бьянке уже лучше и что она задремала.

— Если бы вы знали, как мне жаль нашу дочурку! — сказала Клоринда.

— Будем надеяться, что у нее нет ничего серьезного, — ответил Марио. А потом сокрушенно, почти укоризненно сказал: — Возможно, она просто влюблена!

Снова раздался взрыв хохота, и сквозь смех Бьянка сказала:

— Хватит, Марио! Ты меня уморишь!

К счастью, слова ее расслышал один Марио, он понял, что комедию пора кончать.

В воскресенье Марио был в гостях у Нези. После смерти отца Отелло почувствовал себя независимым. Он стал свободнее в обращении с людьми, общительнее и за короткое время завоевал расположение всей улицы. Женщины больше не бойкотировали его лавку, и даже Клоринда снова покупала уголь только у него. Такой перемене в значительной степени способствовало то, что Отелло женился на Ауроре, узаконив свою

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату