Стража! Стража! (пер. С. Бен-Лев)

когда казалось он должен был попасть куда угодно, он высказывал свое мнение или говорил не то. Обычно и то, и другое.

Было еще кое-что, делавшее для него пребывание рядом с Обычным неуютным. Это было четкое тиканье часового механизма честолюбия.

Бодряк никогда не страдал избытком честолюбия. Подобные чувства испытывали другие.

– А, Бодряк.

– Сэр, – сказал Бодряк.

Он не пытался отдать честь в случае, если выходил из строя. Он полагал, что должен иметь время съесть обед.

Обычный порылся в бумагах на столе.

– Странные дела затеваются, Бодряк. Боюсь, что на вас серьезная жалоба, – сказал он.

Обычный не одел очки. Если бы он одел очки, то ему пришлось бы смотреть на Бодряка поверх них.

– Сэр?

– Один из ваших людей из Ночного Дозора. Кажется, он арестовал Главу Гильдии Воров.

Бодряк немного заколебался и с трудом попытался сосредоточиться. Он не был готов к подобному.

– Простите, сэр, – сказал он. – Кажется, вы что-то упустили.

– Я сказал, Бодряк, что один из ваших людей арестовал Главу Гильдии Воров.

– Один из моих людей?

– Да.

Разбегавшиеся нервные клетки мозга Бодряка с трудом попытались сгруппироваться.

– Член Дозора? – сказал он.

Обычный невесело улыбнулся.

– Связал его и оставил перед Дворцом. Боюсь, что вони будет предостаточно. Да, там была записка… э… вот она… «Этот человек обвиняется в Заговоре с целью совершения Преступления, согласно Раздела 14 (iii) Общего Акта об Уголовных Преступлениях, 1678, мною, Морковкой Чугунолитейным».

Бодряк покосился на него.

– Четырнадцать и-и-и?

– Как видите, – сказал Обычный.

– И что это значит?

– Не имею малейшего понятия, – сухо сказал Обычный. – А как насчет имени… Морковка?

– Но мы не занимаемся подобными вещами! – сказал Бодряк. – Мы не должны совершать обходы, чтобы арестовать Гильдию Воров. Полагаю, что на это уйдет целый день!

– По-видимому этот Морковка думает иначе.

Капитан покачал головой и поморщился.

– Морковка?

Колокольчик не звякнет. Малоубедительность сказанного была понятна даже для Обычного, который моментально сбавил тон.

– Он был совершенно… – Секретарь заколебался. – Морковка, Морковка, – сказал он. – Мне уже доводилось слышать это имя. Кажется где-то записано. – Он побледнел. – Новобранец, вот оно как! Помнится, что вы мне показывали его?

Бодряк уставился на него.

– А не было ли там некоего письма от, не припоминаю точно, некоего гнома…?

– О служении обществу и поддержании порядка на улицах, верно. Присягал, что его сын окажется пригодным для Дозора. – Секретарь рылся в своих папках.

– Что он сделал? – сказал Бодряк.

– Ничего. Только это. Ничего исключительного.

Брови у Бодряка выгнулись дугой, как будто его мысли пытались воссоздать образ, перевернувший их новыми соображениями.

– Новобранец? – сказал он.

– Да.

– Он не должен был вступать?

– Он хотел вступить. А вы еще сказали, что это, должно быть, шутка, а я сказал, что мы могли бы попробовать и принять кое-кого из этнических меньшинств в Дозор. Помните?

Бодряк попытался. Это было нелегко. Он не был уверен, что он не напился до бесчувствия, что, впрочем, делало бессмысленным пытаться вспомнить то, что невозможно было забыть еще сильнее. В конце он просто надрался, чтобы забыть о выпивке.

Попытка выловить из хаотических воспоминаний, которым он даже не пытался придать достойный вид, не привела ни к чему, что могло послужить путеводной нитью.

– Помню ли я? – беспомощно сказал он.

Обычный сложил руки на столе и наклонился вперед.

– А сейчас послушайте, капитан, – сказал он. – Лорд требует объяснений. Я не имею ни малейшего желания докладывать ему, что капитан из Ночного дозора совершенно не представляет, что творится среди людей, точнее выражаясь, ему подчиненных. Подобные явления всегда ведут только к неприятностям, задаются вопросы, и тому подобное. Мы не желаем этого, не так ли. Не так ли?

– Да, сэр, – пробормотал Бодряк.

Смутное воспоминание о ком-то, разговаривавшем с ним в «Грозди Винограда», толчком отозвалось у него в памяти, вызвав запоздалое чувство вины. Сомнительно, что он мог быть гномом? Во всяком случае вряд ли, если только его размеры не были радикально изменены.

– Разумеется, не желаем, – сказал Обычный. – Не будем ворошить прошлое. И тому подобное. А потому я подумаю, что сказать ему, а вы, капитан, отыщите способ узнать, что творится, и положите этому конец. Преподайте этому гному маленький урок о том, что такое быть стражником, хорошо?

– Ха-ха, – сказал Бодряк.

– Простите? – сказал Обычный.

– Да-да. Подумал, что вы отпустили этническую шутку, сэр.

– Послушайте, Бодряк. Я бываю весьма понятлив. В определенных обстоятельствах. Сейчас, я желаю, чтобы вы убрались отсюда и во всем разобрались. Вы понимаете?

Бодряк отдал честь. Глубокое уныние, постоянно таившееся и готовое воспользоваться преимуществом его трезвости, охватило его, пытаясь высказаться.

– Вы правы, господин секретарь, – сказал он. – Я присмотрю за тем, чтобы он выучил, что арестовывать воров – это противозаконно.

Он подумал, что не стоило говорить это. Если бы он не говорил подобные вещи, то был бы сейчас на более выгодной должности, Капитаном Дворцовой Стражи, большим человеком. Дать ему Дозор было со стороны Патриция небольшой шуткой. Но Обычный всегда читал новые документы, лежавшие на его столе. Если бы он заметил сарказм, то не показал этого.

– Прекрасно, – сказал он.

Дражайшая Мамочка! – писал Морковка. – Это был прекрасный день, когда я вошел в Гильдию Воров, арестовал главного Злодея и притащил его во Дворец Патриция. Надеюсь, что с ним больше не будет неприятностей. А миссис Пальма сказала, что я могу оставаться на чердаке, потому что всегда полезно иметь мужчину под рукой. А все потому, что ночью тут были мужчины, страждущие выпить, и подняли скандал у девушек в комнате, а я должен был поговорить с ними, а они затеяли драку, и один из них попытался ударить меня коленом, но я был в Защитном Устройстве и миссис Пальма сказала, что он сломал свою коленную чашечку, но мне не нужно платить за новую.

Я не понимаю некоторых обязанностей Дозора. У меня есть напарник, его зовут Валет. Он говорит, что я слишком увлекаюсь. Он говорит, что мне надо многому научиться. Я думаю, что это правда, потому что я добрался только до 326-й страницы «Законов и Указов Городов Анка и Морпорка». Любящий всех, ваш сын, Морковка.

P.S. Моя любовь Мяте.

Это было не просто одиночество, это был способ жить шиворот-навыворот. Именно так и