— Почему?
— Они ничего о нас не знали. Мы брали что хотели. Не дожидаясь, пока нам дадут. Они думают, что это их мир, Талисман. Думают, что им принадлежит все. Они всему дают имена, все себе присваивают. Знаешь, что я подумал, когда увидел его: вот Человек в человеческом доме, занятый человеческими делами. Что он может понять в номах? Как он может понять, что крошечные человечки — вполне реальные существа со своими мыслями! Я не могу допустить, чтобы человек надо мной властвовал. Да еще так грубо.
Масклину показалось, что Талисман подмигнул ему.
— Мы проделали слишком далекий путь, чтобы не справиться самим, — пробормотал Масклин, глядя на Гердера. — Как бы там ни было, ты почему-то не кинулся пожать его толстый палец.
— Я был ошеломлен. При встрече с божеством я всегда теряюсь, — сказал Гердер.
Все кругом было так сыро, что они не смогли разжечь костер. Не то чтобы им нужен был огонь, просто с огнем было бы как-то поуютнее. Но, судя по тому, что тут валялась сырая кучка золы, другие были более удачливы.
— Интересно, как там дела дома? — помолчав, спросил Ангало.
— Должно быть, в порядке, — сказал Масклин.
— Ты так думаешь?
— Если говорить начистоту, скорее надеюсь.
— Твоя Гримма всех там организует, — ухмыльнулся Ангало.
— Она не моя Гримма, — огрызнулся Масклин.
— Не твоя? Чья же тогда?
— Она… — Масклин заколебался. — Наверно, своя собственная, — неуклюже вывернулся он.
— А я думал, вы собираетесь… — начал Ангало.
— Ничего мы не собираемся. Я предложил ей пожениться, а вместо ответа она долго рассказывала мне о лягушках, — сказал Масклин.
— Женщина есть женщина. Что с нее взять? — сказал Гердер. — А ведь говорил: не надо их учить читать. У них от чтения перегреваются мозги.
— Она сказала, что на свете нет ничего важнее, чем маленькие лягушки, живущие в чаше цветка, — продолжал Масклин.
Тогда, во время того разговора, он был слишком сердит и теперь сам удивился, что запомнил слова Гриммы.
— Похоже, ее мозги так перегрелись, что на них можно вскипятить чайник, — съязвил Ангало.
— Она сказала, что вычитала это в книге.
— Вот-вот, — сказал Гердер, — поэтому-то я и возражаю, чтобы всех поголовно учили читать. Не каждому это на пользу.
Масклин, насупившись, смотрел на дождь.
— Впрочем, теперь я вспоминаю, — сказал он. — Гримма говорила не просто о лягушках. Она имела в виду нечто большее. Она рассказала, что где-то далеко есть горы, где всегда жарко и почти все время идет дождь; на этих горах растут очень высокие деревья, на верхних ветвях которых цветут большие цветы — бромелиады. В чашах этих цветов маленькими лужицами стоит вода. И есть такие крошечные лягушки, которые откладывают в эти лужицы свои икринки; из икринок вырастают головастики; головастики превращаются во взрослых лягушек… Вот так всю свою жизнь лягушки живут в цветах на верхушках деревьев, ничего не зная о простирающейся внизу земле. Когда ты поймешь, что мир полон таких чудес, ты уже никогда не сможешь жить по-прежнему. — Он перевел дух и закончил: — Вот что, по-моему, она хотела сказать.
Гердер посмотрел на Ангало.
— Ничего не понял, — сказал он, — совершенно ничего.
— Это метафора, — пояснил Талисман. Но никто не обратил внимания на его слова.
Масклин почесал в затылке.
— Гримма считала, что все это очень важно, — сказал он.
— Это метафора, — повторил Талисман.
— Женщины всегда хотят чего-нибудь, — вставил Ангало. — Моя жена, например, только и думает, что о нарядах.
— Я уверен, что Внук Ричард непременно помог бы нам, — вернулся к недавно происшедшему Гердер. — Если бы только мы решились с ним потолковать. Возможно, он накормил бы нас вкусным ужином…
— А затем посадил бы в коробку из-под обуви, — договорил Масклин.
— И посадил бы в коробку из-под обуви, — машинально повторил Гердер. — Может быть. Да, пожалуй, это было бы и не так плохо. Поспали бы часок, отдохнули. А затем…
— А затем он засунул бы нас к себе в карман.
— Не обязательно. Не обязательно…
— Обязательно. Потому что мы слишком малы, чтобы помешать ему это сделать.
— Запуск через три часа пятьдесят семь минут, — напомнил Талисман.
Их лагерь находился возле канавы. Во Флориде, по-видимому, не бывает зимы, ибо берега канавы густо поросли зеленью.
Мимо них проплыло что-то похожее на плоское блюдо с ложкой впереди. Ложка поднялась над водой, посмотрела на номов и вновь опустилась.
— Что это такое, Талисман? — спросил Масклин.
Талисман выдвинул один из своих сенсоров.
— Длинношеяя черепаха.
— О!
Черепаха мирно поплыла дальше.
— Этой твари сильно повезло, — сказал Гердер.
— Почему? — полюбопытствовал Ангало.
— Потому что ее имя соответствует ее облику, ведь у нее и впрямь длинная шея. А вот будь у нее короткая шея, это имя звучало бы просто издевательски.
— Запуск через три часа пятьдесят шесть минут.
Масклин встал.
— А вы знаете, — сказал Ангало, — я очень жалею, что так мало успел прочитать из той книги, «Шпион без штанов». Там как раз началось самое интересное…
— Пошли, — сказал Масклин. — Может быть, мы еще успеем добраться до космодрома.
Ангало, который в задумчивости подпирал подбородок руками, посмотрел на него каким-то странным взглядом.
— Что же ты предлагаешь?
— Мы проделали слишком длинный путь, чтобы останавливаться, не так ли?
Протиснувшись через зелень, они пересекли канаву по бревну, лежавшему чуть поодаль.
— Здесь куда больше зелени, чем у нас дома, — сказал Ангало.
Масклин преодолел высокую груду листьев.
— К тому же здесь теплее, — добавил Гердер. — У них тут установлено отопление.[5]
— Никто не отапливает Снаружный мир, это происходит само по себе, — сказал Ангало.
— Если уж придется до конца дней своих жить в Снаружном мире, — продолжал Гердер, не обращая никакого внимания на его слова, — старость свою я хотел бы провести именно в таком вот уголке.
— Это заповедник для диких животных, — сказал Талисман.
— Проповедник для диких животных? — ошеломленно произнес Гердер, плохо его расслышавший.
— Я сказал — заповедник, — повторил Талисман.
— А что это значит?
— Это значит, что дикие животные могут здесь жить, как на воле, — пояснил Талисман.
