спящего. – Он мир построил, теперь больше отдыхает, спит. Думает: в остальном люди и звери сами разберутся. А разбираются не они, а Билюкай. Билюкаю власти под землей мало, он сговаривается с Детьми мертвецов. Томит сладкими снами надежды, пугает страшными снами страха. А Дети мертвецов и рады. Билюкаю помогают, учат гамул глупостям, обещают всем просторный и жаркий мир счастья, в котором Билюкаю будет хорошо, а Кутху глупого старого просто снабдят горшочком с крепким давёжным вином и отправят на ледяной остров. И ты тоже, Киш, – упрекнула, – не видишь и не слышишь! А в тебе голая поселилась». – «Как голая? Как поселилась?» – «Ты теперь мужчина и женщина вместе». – «Мужчина и женщина – всегда вместе, мама Ильхум». – «В мыслях – это да. Но у тебя-то не в мыслях. Голая в тебе растворена – в твоем теле. Билюкай любит такое выдумывать. Вас теперь двое в одном теле, – так Билюкай придумал, чтобы обоим помочь. День – ты в теле, а ночь – голая. Из-за того это, что не оставил мышонка на хранение. Билюкай этому удивился. Он думал, что ты такого друга поганого, маленького бросишь, выйдешь в тундру с девушкой. Сказал гамулам: «Киш – сумасшедший!» А на деле получается, что ты и сердиться ни на кого не можешь, потому что Билюкай даже больше сделал, чем обещал. Сразу троих на свет выпустил! Правда, двоих в одном теле». – «Почему в одном?» – «Чтобы друг друга не видели». – «Если так, почему звери на меня смотрят?»
«Глупый Киш, они не на тебя смотрят. Они ждут, когда ты уснешь, и тогда появится в мире красивая самка. Чудесная, как Билюкай любит. Как луна, такая красивая. Голая, сядет у костра, будет долго беседовать с гамулами. Они ластятся к ней: «Сестра Утилита!» А потом старый Кутха проснется, будет кричать: «Вот каких красивых делаю!» Выпьет полгоршочка вина и снова уснет. Гаеча для брата никаких снов не жалеет».
Посоветовала: «Уходи».
Добавила: «Здесь и без тебя беспокойно».
IX
X
XI
А еще приснилось такое.
Будто вырос в Большой норе.
Упражнялся в беге, в метании копья, в стрельбе из лука, в ношении тяжестей. Сделался такой легкий и быстрый, что на высоту птичьего полета прыгал. Народ Аху обеспокоился: «Мышь Маллуха это кого выкормила? Приемыш из вражеского племени, он что делает?» Тайно пришли на поляну. Спрятавшись за кусты, смотрели. Киш так легко размахивал тяжелым копьем, будто лоскутом мокрой оленьей шкуры. Так легко прыгал через широкое озеро, будто птица вспархивала. Так громко вскрикивал, что приседали старые, всё видавшие олешки. Посмотрев, сказали: «Это ужас, что он делает! Это ужас, как опасно для нас!» Пошли к Учителю, сказали: «Ты старый. Ты скоро совсем умрешь, некому будет унять приемыша. Ну, понял нас? Теперь всё сам сделай».
Так сказав, пошли собирать людей, а Учитель позвал Киша.
«Надень чистую одежду. Чистую и сухую надень». – «Зачем чистую? Я эту на себе высушу». – «Как говорю, так делай!»
Киш послушно надел чистую рубаху.
Мех светлый, нежный. Присел на шкуре медведя, прикрыл мохнатым краем колени.
«Вот теперь правильно, – одобрил Учитель. – Ты этого не знаешь. Я ничего раньше не говорил. Ты не родной мне, как думаешь. Ты не существо народа Аху. Мышь Маллуха выкормила чужого».
«А кто я?» – «К Детям мертвецов иди». – «Они ужасны. Они смерть сеют». – «Тебя не убьют. Я тебя в снегу подобрал. Дочь для тебя вырастил. Думал, ты станешь Учителем. Вот вырос сильный. Очень сильный. А на мою дочь не смотришь. Народ Аху считает опасным такое твое положение. Хотят тебя убить. Не сразу ударят в сердце, а мучить будут. Давай лучше сам убью».
Говоря, вложил в тетиву стрелу, согнул колено, как в молодости.
В самое последнее мгновение, когда щелкнула тетива, Киш подпрыгнул.
«Хэ! – довольно сказал Учитель. – Проворный стал. Быстрый стал. На близком расстоянии от стрелы уклоняешься. Всё равно уходи. Вот убить тебя не могу и защитить не в силах. Завтра придет бригадный комиссар Иччи, а с ним помощники из клана наусчич. Они убьют. Это их дело. Поэтому уходи. Доберешься до Столба, может, поймешь, что делать».
Всю ночь дочь Учителя не спала, шила новые одежды и плакала.
Так сильно плакала, что, не видя иглы, в кровь исколола пальцы.
Но Киш не взял ни лука, ни копья, только маленький поясной нож из китового уса.
Ехал, держась направления на Одинокую звезду. Понесло поземку, небо стало низким. Наверное, сбился с пути, увидел вблизи чужого юношу. Лазутчик Детей мертвецов, так подумал. Догнав, ухватил бегущего оленя за рог. Чужой юноша отвернул в другую сторону, а Киш опять догнал и опять ухватил за рог. Юноша остановил оленя, сбросил капюшон с белых волос, заплакал: «Ну, если стал для тебя, как желанная добыча, убей меня».
«Убью, – согласился Киш. – Но сначала скажи, кто ты?»
«Из Детей мертвецов, вот кто. Раньше нас было три брата. Один и сейчас на стойбище, а я – вот». – «А третий?» – «Потерялся». – «Как давно?» – «Я и не помню». – «Потерялся в снегах?» – «Ну, вижу, сам знаешь. Наверное, за другим братом пришел?» – «Такими словами меня не встречай. Другими словами меня встречай».
«Какими другими? – с надеждой спросил юноша. – Почему другими надо встречать?»
«Я – твой потерянный брат. Одежда на мне чужая, но тело рождено нашей матерью».
Юноша обрадовался. Они поздоровались, обнялись и перестали бояться друг друга.
«Где твое стойбище?» – «Вон за тем холмом». – «Там только две урасы?» – «Ну да, две. Но дальше – много».
«Перед этими горами?» – указал Киш.
«Это не горы, – ответил юноша. – Это тоже урасы. Только каменные».
«Не верю в такое, но едем, – сказал Киш. – Если врешь – убью. Если не врешь – обрадуюсь».
XII
Услышав такой сон, добрая Ильхум сильно огорчилась.
Сказала: «Это Билюкай тебя смущает, не отстает. Всех гонит в одну упряжку».
Даже не посмотрела вслед, но Киш чувствовал – старенькая Ильхум остро чувствует и видит его. Не издалека, как видят бредущие в стороне от него звери, а изнутри. Добрая Ильхум сама сейчас была Кишем. Он ею не был, а она им была.
Так затосковал, что в тундре остановился.
Увидел, за кочками опять прячутся разные звери.
Наверное, всем ужасно интересно увидеть чужую самку.
Позвал: «Икики!»
Мышонок откликнулся.
«Почему гамулы к Айе летают?» – ревниво спросил.
Икики ответил: «Умная». И объяснил: «Я теперь много знаю».
И ещё объяснил: он теперь прислушивается ко всему. Он и раньше ко всему прислушивался, а сейчас ещё больше. Даже переспрашивает, если что. В поиске знаний нельзя робким быть. И не гамул он, конечно, переспрашивает – они не ответят, только над тобой надсмеются, – а сестру Утилиту.
Так гамулы зовут Айю.
«Любовно зовут». – «Почему любовно?» – «Это я так сказал». – «Учти, Икики, у Донгу бывает второй завтрак».
«Да знаю я, знаю, – согласно кивал мышонок. – Я теперь много знаю. У сестры Утилиты такая память, что она с целым облаком гамул спорит».
Тут же пояснил на примере.
