самолет. Гениальный Виктор Шивцов выбрал
«Что вы имеете в виду?»
«Как что? – Обаятельная улыбка. – Виктор Шивцов выбирал не
«Вы имеете в виду выставку господина фон Хагенса?»
На экране:
...рыхлые наклонившиеся мумии...
...вспоротые животы, голые мышцы вздыбившейся лошади...
...открытый бассейн, почти до краев наполненный кровью...
«Не очень-то веселое зрелище».
«Вы боитесь мертвых?» – удивился Домский.
«В таком виде – да. Впрочем, и в другом виде тоже».
«Но ведь смерть заводит! Как вы можете так говорить? – укоризненно всплеснул руками искусствовед. – Как можно бояться мертвых? Это несовременно! Это дико, я бы так это определил. Только смерть делает наше будущее определенным, только смерть придает остойчивость вечно мятущемуся живому, сметает пыльцу неопределенности с окружающего нас мира. Прогнившая мумия с зелеными складками слезающей с шеи кожей, с пустыми страшными глазницами – это вовсе не мумия. Не будьте пошляком. Это великая идея! Еще один, всего один шаг, но господин фон Хагенс его не сделал. К нашему удовольствию. Он пропустил вперед Виктора Шивцова, русского гения! И знаете, в чем беда господина фон Хагенса? Этот бесспорно талантливый немец точно угадал будущее направление развития современного искусства, но при этом остался консервативным, даже старомодным. А это никогда не приветствовалось молодежью. Господин фон Хагенс не смог вжиться в мир собственных моделей. Он не дошел до той ослепительно простой и яркой мысли, что для создания
«На всеобщее обозрение? Что вы имеете в виду?»
«Конечно же, прежде всего, человеческие чувства. Восторг, ужас, зависть. Но и страх, но и отчаяние тоже».
«Зависть? И отчаяние? Я правильно вас понял?»
«Совершенно правильно, – широко улыбнулся Домский. – Глядя на то, что делается в галерее „У Фабиана Григорьевича“, телезрители испытывают страшную, гложущую их зависть. Они испытывают убивающее их отчаяние: почему до всего этого додумались не они? Вечные зависть и отчаяние обывателей, не способных на творчество... – Улыбка. – По-настоящему оценить гений Виктора Шивцова неподготовленному человеку трудно, но если говорить правду, только правду,
«Вы считаете Виктора Шивцова настоящим художником?»
«Он не просто художник. Он – великий художник! Просто краски и кисти он заменил оружием».
«Великий художник? Охранник какого-то ведомства?»
«Эйнштейн тоже был всего лишь служащим незаметного патентного бюро».
«Но Эйнштейн не поднимал руку на человека».
«А разве Виктор Шивцов убивает?»
«Простите. Я не понимаю».
«Это плохо, что вы не понимаете. Виктор Шивцов не убивает. Он всего лишь работает доступными ему средствами с доступным ему материалом!»
«С вами не многие согласятся».
«А кому сейчас нужно чье-либо согласие? – Обаятельная улыбка. – Виктору Шивцову? Вряд ли. Мне? Да нисколько. Пришло время понять, что в руках гения даже смерть может стать
«Я правильно вас понял? Смерть – как художественный метод?»
«Правильно, правильно. Успокойтесь. – Обаятельная улыбка. – Смерть всегда волновала человека. Смерть возбуждает, притягивает. Леонардо часто рисовал мертвое тело, Рембрандт всю жизнь интересовался анатомическим театром. Почему их деяния не вызывают у вас протеста? Господин фон Хагенс всего лишь показывает искусно препарированные человеческие тела – и в каждой стране его выставки сопровождаются скандалами. Не правда ли, странно? Почему никто не скандалит и не протестует при виде распятия, или пронзенного стрелами святого Себастьяна? Распятие – это, по сути, то же самое, художественно выполненное в камне, в дереве, в металле мертвое тело, к тому же, обезображенное пытками. А? Мало вам этого? Однако же вы не требуете запрета на изготовление и распространение распятий!»
Ведущий ошеломленно молчал.
«И раз уж речь зашла о чистоте искусства...»
Домский весело и лукаво уставился на ведущего:
«Вы разве не знаете о том, что Шивцов не требует ни денег, ни наркотиков, ни вертолета с деньгами, он ничего не требует, кроме встречи с Христом? Он просит об одном:
Домский странно взглянул на ведущего:
«Вот скажите, что обычно делает человек, желающий обратиться к Сыну Божьему?
«Как что? Готовится к молитве, очищается, приводится себя в особенное настроение, затем идет в храм».
«Вот видите! В храм! – закричал Домский. – Верующий человек отправляется в храм! Вы сами сказали!
«А вы знаете, что Виктор Шивцов принимал участие в боевых действиях на Северном Кавказе?»
«Меня это не интересует».
«А вы знаете, что Виктор Шивцов был тяжело контужен?»
«И это для меня не имеет никакого значения».
«А вы знаете, что после тяжелой контузии Виктор Шивцов был напрочь списан из армии? А, подлечившись, он не один раз обращался в военно-медицинскую комиссию, жалуясь на мучительные головные боли? И до сих пор не получил инвалидности той категории, которая соответствовала бы его ранению?»
«Не знаю и знать не хочу. Все это не имеет к искусству никакого отношения. К тому же, как вы могли убедиться, Виктор Шивцов и сейчас требует не жалких льгот, а встречи с Христом!»
«А вдруг он заманивает его?»
Домский улыбнулся. Потом подмигнул ведущему:
«Хочет взять в заложники самого Христа? Согласитесь, не банальное желание».
И вдруг стер улыбку с лица, строго уставился с экрана на предполагаемых телезрителей:
«Наш ведущий, кажется, намекает на то, что Виктор Шивцов человек не совсем нормальный?»
