толстухе. – Все равно оно тебе не по размеру».
«Мне его совсем снимать?»
«А как же иначе?» – удивился Калинин.
Шивцов с усмешкой наблюдал за суетой. Головная боль отпустила.
«Как тебя зовут?»
«Венера...»
«Как?»
«Венера...»
«Так тебя родители назвали?»
«Ну да».
«Они греки, что ли?»
«Нет, учителя средней школы».
«А по отцу ты кто будешь?»
«Марсовна...»
«Во, блин! А дед у тебя тоже учитель?»
«Да».
«А фамилия?»
«Моя?»
«Ну не деда же».
«Денежкина...»
«Ну вот, Витя, – обрадовался Калинин. – Ты же видишь, какой редкостный
«Меня? Застрелить?» – вдруг дошло до толстухи.
«Тебя, тебя, именно застрелить, – радовался Калинин. Страх заложников его возбуждал. – Именно тебя. Гордись. Твое рыхлое противное тело видят сейчас миллионы телезрителей».
«И муж видит?» – потрясенно прошептала Денежкина.
«Конечно. Он напрягся. Он, наверное, принял вес. Тоже гордится».
«Он меня убьет», – безнадежно сказала Венера, пытаясь прикрыть огромные груди ладонями.
«У тебя есть шанс не дожить до этого».
«Что вы такое говорите? Как это не дожить?»
«Не все произведения искусства проходят проверку временем».
«Нет, погодите, погодите... – быстро и страстно зашептала толстуха. – Это что же получается?... Это я умру, что ли?»
«
«Но я не хочу!»
40
ПЕТУНИН
20,53. Пятница
– Товарищ капитан!
– Что там у тебя?
– Снова пошла картинка.
– Как разрешение?
– Высокое.
– Ну давай...
Он помолчал, но не выдержал:
– Давай, Жора, давай. Лови пулю.
Капитан Петунин и Жора Арутюнян разместились в штабной машине возле стойки с телемониторами. Подполковник уехал. На правом мониторе прокручивалась запись, перехваченная с мобильника Калинина, на другом мелькали кадры европейской программы «Мир сегодня».
– Вы позволите? – заглянул в машину Цеменко.
– А, экстрасенс...
Петунин указал на откидное сиденье.
Цеменко сразу весь подался к монитору.
«...концепт в действии...»
Калинин на экране широко улыбался.
«...трэш-реалист Шивцов впервые предлагает зрителям перформанс с поэтическим названием...»
Широкая улыбка.
Объектив находит лицо Шицова.
«
– Он очень завелся, – покачал головой Цеменко.
– Вы о Шивцове?
– Да нет. Я о журналисте.
– Больной, глаза так и посверкивают.
«
«...поправка принимается...»
На экране Щивцов. Он хмуро кивает.
«...итак...
«Не спрашивай лишнего...» – Шивцов медленно повел пистолетом перед объективом.
«...но сперва вопросы... Сперва мы ответим на вопросы, их много... – Калинин торжествовал. Все шло так, как ему хотелось. – Олег Сурцев из Комсомольска-на-Амуре спрашивает: всех ли ты убьешь, Витя? – Сделав паузу, Калинин назидательно и строго поднял палец: – О чем это вы там, господин комсомольский обыватель Олег Сурцев? Художник не убивает. Художник творит! Обсудите это в кругу друзей, если вы интересуетесь не только футболом. Следующий... Фарид Хайрутдинов... Сорок шесть лет... Он спрашивает, Витя, не хочешь ли ты примкнуть к истинным патриотам Татарии? Они готовы ввести тебя в Совет. И еще он интересуется, чем ты займешься, когда выйдешь из этого подвала?»
«Пусть катится!»
«Вы слышали, Фарид Хайрутдинов?»
Калинин весело, но невежливо помахал рукой.
«Некто Зиновий Верецкий из Ужгорода. Не могу сказать про него – господин, потому что Зиновий всего лишь бухгалтер. Он и по основному образованию бухгалтер, и по нынешней профессии. Да, видимо, и по образу мышления. Так вот, Витя, коренной бухгалтер Зиновий Верецкий из Ужгорода интересуется тем, какой смысл ты вкладываешь в название своей композиции?»
«
«Что ты сказал? Повтори в камеру»
«Пусть катится!»
Шивцов устало потер виски.
Калинин мгновенно перевел объектив на заложников.
Перемазанные темной кровью, мокрые, оборванные, разного роста, разной комплекции, они выстроились вдоль темной стены в тени кривых разлохмаченных мумий, как несчастливая футбольная команда после разгромного матча смерти. Красивые груди Ксюши и огромные груди толстухи не облагораживали ужасный общий фон. Жидкий блеск бассейна наводил на мысль о грязных свальных водоемах, в которых утопленников больше, чем рыб.
«...трэш-реализм в действии...»
Калинин видел, что глаза Шивцова снова мутнеют.
«...Вопрос господина Петрухин из Клина. Господин Петрухин нетерпеливый человек. Он уже сейчас желает знать, чем все это кончится...»
«Пусть катится!»
«Это начало отсчета?»
Калинин вдруг заговорил иначе – жестко и коротко.