так и в общих, хотя родительские делегации долго обивали пороги евсекций, умоляя прекратить разгром. Но ликвидкомовцы твердо стояли на своем. Столь же непримиримый характер приняла борьба против общества «Тарбут».
В Одессе известны случаи, когда родители не отпускали детей в идишистские школы и объединялись, нанимая частных учителей иврита и устраивая обучение на дому. В городах и местечках еще действовали полуподпольные хедеры и йешивы. В Староконстантинове, например, в конце 1921 года иврит учили на двух вечерних курсах, а в школах – с первых классов. Действовал также драматический кружок на иврите.
Растерявшаяся евсекция созвала в Минске съезд, на котором было признано, что
Так что поначалу Евсекция испытывала определенные трудности в деле уничтожения иврита в России. И, тем не менее, ей удалось совершить это преступление, результаты которого невозможно переоценить. Диманштейну, Рафесу, Литвакову и другим ответственным деятелям Евсекции было, конечно, глубоко наплевать на сам иврит – в конечном счете, они боролись не с языком, а с сионизмом. Но при этом вместе с водой они выплеснули из корыта и ребенка. Пожалуй, трудно отыскать в истории более тяжкое преступление, чем преднамеренное уничтожение языка своего народа, объявление его вне закона!
Вспоминается рассказ Альфонса Додэ «Последний урок», написанный много лет тому назад. Во время революционных бурь по России прошли тысячи таких «последних уроков», по итогам которых массы еврейских детей лишились возможности учить язык и древнюю культуру своего народа, наследие отцов. Трудности евсеков в этой области были связаны с тем, что, несмотря на все их старания, многие семьи продолжали обучать ивриту своих детей. Никакие запреты и угрозы не могли заставить людей отказаться от соблюдения своих законов, от сохранения традиционного уклада жизни, в котором иврит был одним из главных составляющих.
В дополнение ко всему издательство Штибеля в предшествующие годы буквально завалило рынок книгами на иврите – как оригинальными, так и переводными. Но с точки зрения Евсекции это способствовало распространению реакционной литературы в революционной России! Да и кто он такой, этот Штибель? – Богач, который заработал кучу денег, снабжая армию худыми сапогами! Солдаты, между прочим, простужаются и болеют, а он богатеет. А теперь еще жертвует пять миллионов рублей на развитие литературы на иврите! Какая наглость! Получив такой подарок, ивритские писатели-реакционеры небось обалдели от радости, и теперь в злобе переводят на иврит Пушкина и Лермонтова, Толстого и Тургенева, Гете и Гейне, Байрона и Тагора, Гомера и Овидия… И все это за чей счет? Конечно же, за счет несчастных солдат!
Примерно так звучала пропаганда Евсекции. И, тем не менее, рафесам и диманштейнам не удалось уничтожить нашу культуру одним ударом. Борьба с ивритом была далеко не кончена. Оставалась еще одна проблема: как писать на идише? Главную трудность евсеки видели не столько в словах немецкого происхождения, сколько в наличии ивритских слов. Иврит коробил их даже в малых дозах. Вначале, скрепя сердце, решили оставить эти слова без изменений и в связи с этим продолжить в идишистских школах минимальные уроки иврита – всего шесть часов в неделю. Это постановление Евкома было опубликовано в августе 1918 года.
Но через три месяца ненависть вновь перевесила логику, и появилось другое постановление: с января 1919 года полностью исключить иврит из программы обучения. Более того – комиссары от идиша задумали ввести в России новую орфографию этого языка. Если в русском языке отменили «фиту» и «ять», то отчего бы не отчебучить что-то похожее в пролетарском идише? Разве ивритские буквы «хет» и «тав» важнее «ятя»? – Только не для революционеров и истинных защитников прогресса! И пусть реакция твердит про наследие поколений, про святость древнего алфавита, про моря слез, пролитых над каждой его буквой – это все глупые сантименты.
Ничего страшного не случится, если аристократические «хет» и «тав» уступят место демократическим «каф» и «са-мэх». А что «аристократическими» буквами написаны Десять заповедей и Танах, так для нас это не более чем вздор. Пришло время внести революционные изменения во все стороны жизни – в том числе и в орфографию! И специально учрежденный Комитет Евкома по орфографии сочиняет новые правила правописания. Часть ивритских букв признается контрреволюционными, и они ликвидируются! Вместо них в идише предлагается использовать другие буквы, а слова с ивритскими корнями писать согласно новым правилам правописания.
Плохо стало ивриту в России. Никто не встал на его защиту. Даже лучшие наши писатели и мыслители предпочли не вмешиваться. Хаим Нахман Бялик – гордость еврейского народа – в начале 1921 года хлопотал лишь о разрешении на выезд из Советской России. По ходатайству Горького оно было получено; Бялик, Черниховский, Равницкий и многие другие, с семьями и без них, покинули Россию легальным путем. Еще многие тысячи уехали без официального разрешения, разъехались по странам, где пока не было погромов и гонений, где евреям еще разрешали жить по своим законам и традициям.
Цвет еврейского народа покидал страну, но евсеков это только радовало. Вот, например, что писал тогда Литваков:
Война и погромы, продналог и крайняя бедность большинства местечковых жителей породили широко распространившиеся мессианские настроения. Гонения часто способствуют вере в самые разные небылицы. По местечкам ползли фантастические байки, передавались из дома в дом: Жаботинский и его армия идут к Одессе, чтобы помочь евреям! Этот слух распространился со скоростью степного пожара. Он абсолютно невероятен, но евреи верят, потому что хотят верить. И вот уже кто-то бежит записываться в подпольную сионистскую организацию, начинают составлять какие-то списки – столь же длинные, сколь и бессмысленные… Смешно и грустно.
Другие семьи – и их немало – срываются из дома и покидают местечко; в поисках спасения массы беженцев скапливаются на границах России. Они стремятся укрыться от волны погромов и произвола евсеков. Люди направляются и в Одессу, пытаясь уехать морем – здесь скапливается около двенадцати тысяч беженцев. Положение их ужасно: евсекция ликвидировала все общества по сбору пожертвований и помощи. Доходит до голодных демонстраций: женщины и дети несут лозунги: «Да здравствует советская власть!» «Хлеб беженцам!» Во главе шествия – инвалиды на костылях. Демонстранты доходят до здания евсекций. Нашли у кого просить хлеба!
– Бездельники! – кричат им из окон. – Попрошайки! Кто не работает, тот не ест!
Многие пытаются перебраться в Бессарабию, на румынский берег Днестра. Но румынам не нужны еврейские беженцы – пограничники стреляют без предупреждения, кто-то тонет, кому-то все же удается перебраться. Такая же картина и на границах с Польшей и Литвой, где массы беженцев ждут возможности ускользнуть.
Нет, нелегко евсекам, тревожно, беспокойно. Йешивы и хедеры все никак не сойдут со сцены. Что ж, не хотят подчиниться добром – найдутся и другие методы. В конце концов есть у советской власти и такие органы, как НКВД и ревтрибунал! Есть кому навести необходимый порядок на еврейской улице. Евсекция собирает в Минске съезд работников просвещения. Делегаты выступают, увещевают, доказывают, разъясняют, но в основном – сообщают скверные вести. Хедеры обнаглели – работают, не таясь. Снова подняли голову йешивы. В синагогах агитируют против советских школ. Еврейское население неспокойно – в особенности женщины, матери семейств, издавна определявшие многое в местечковом укладе. Люди боятся, ждут помощи от небес, верят в приход Мессии…
Что же делать? Каким образом раз и навсегда уничтожить хедеры и йешивы? Что за вопрос? – Там, где не помогли увещевания, следует действовать кнутом! Например, судить родителей, посылающих своих детей в хедеры. Привлечь к работе профсоюзы, провести собрания на заводах, на рабочих местах. Жестко реагировать на каждое проявление еврейского саботажа! Пусть каждый член профсоюза заберет своего сына из хедера!
Нужно заняться и меламедами. Исключить их из союза работников просвещения. Арестовать, направить
