Война на границах Альта-Планы навсегда покончила с порядком и миром, царившими в прибрежных владениях: там исчезло самое понятие о чести. Марина, ставшая теперь гнездом преступников, кишела чужеземными агентами и шпионами, явившимися туда из тёмных северных лесов. Из-за войны командующий армией Биденгорн приобрёл значительное влияние. В гуще беспорядков и смуты его расположения искали как предводители кланов, так и всякий сброд, с которым он пошёл на компромисс, уступив им власть в некоторых областях. Дурная кровь хлынула из лесов в жилы мира, и слабые восстали против закона, который господствовал над ними ради их же блага. Сопротивление мятежной ярости охотников и ещё более грубых и диких лесных жителей олицетворял собой гордый Беловар, главный пастух Кампании. Этого Беловара часто видели в монастыре. Ферма его была домом для многих сынов земли, не желавших смириться перед силами тьмы.
Однажды Бракмарт, член братства Мавританцев, одержимый мечтой о возрождении солнечных храмов старой расы богов, явился к отшельникам в сопровождении молчаливого юного принца и заговорил о своём плане. Бракмарт поведал принявшим его отшельникам о своём намерении попытать счастья на севере, где он воплотит в жизнь свою теорию, и в новом людском муравейнике хозяева будут отделены от рабов, и никогда больше не будет им позволено смешиваться между собой.
По совету таинственного священнослужителя, главы матриархальной церкви, маячившей на заднем плане сцены, Бракмарт и принц, вместе с присоединившимися к ним братьями, двинулись на завоевание демонического леса. Их поддержали в этом предприятии Беловар и Сомбор, дородный сын Беловара, которые натравили на мастифов Смотрителя две своры своих рычащих псов, возбуждённых кровью, которую они слизали с флагов своих хозяев.
Собаки Беловара — гордость старика — храбро дрались в ужасных нечестивых зарослях, но красные собаки Смотрителя, леденящий хохот которых был слышен издалёка, одолели их числом. Красная Тряпка, огромный колосс, ведущий за собой красную свору, с такой невиданной яростью набросился на Беловара и его собак, что вскоре ряды пастухов дрогнули. Они были подавлены превосходящей силой: один за другим они погибали, безжалостно убитые врагами. Отступая, братья увидели на опушке Рощи Живодёра отрубленные и насаженные на пики головы Бракмарта и принца. Когда они вернулись в Марину, было уже поздно: взору рассказчика открылась картина страшного разрушения, он долго не мог отвести взгляд от руин городов, которые превратились в дымящиеся развалины, среди золы которых, словно рубины, пылали огни пожарищ.
В сумрачном финале фантазии Юнгера Красная Тряпка ведет свои полчища в последнюю атаку на убежище отшельников в мраморных скалах, но когда собаки ада врываются в ущелье, на них набрасываются свящённые змеи и душат собак одну за другой
Между тем крестьяне сбиваются в толпы и на перегружённых кораблях устремляются из поверженной и разрушенной Марины в Бургундию и Альта-Илану. Братья садятся на один из таких кораблей и достигают на нём ледяного поля, окружающего видимый остров, где их — в уютной усадьбе — принимают гостеприимные друзья, — друзья, бывшие некогда рыцарями, с которыми сражались братья в той давней войне. При виде этого убежища рассказчик заключает: «Мы почувствовали, что вернулись домой».
Рассказчиком был сам Эрнст Юнгер, а братом Одо его младший брат Фридрих Георг, оба они — в унтер- офицерском чине — ревностно сражались на Западном фронте в Первую мировую войну, в той «давней» войне с Британией — ледяным Альбионом, выведенным в романе под названием Альта-Плана, находившаяся напротив Бургундии, то есть Франции. Марина — это Германия, а прибежище отшельников — это что-то вроде ложи Туле: место обитания элиты, оккультистов, наивысшее достижение духа созидателей Новой Германии — протонацистов типа Юнгера, который с самого начала был причастен великой сети власти. Орден Мавританцев — это антипод Туле, братство франкмасонов, порождающее тиранию во всех её формах; отсюда реальная возможность увидеть в коридорах этого ордена националистов разный сброд — большевиков и профессиональных революционеров, — таких людей, как, скажем, Парвус или Требич.
Состояние упадка, в котором оказалась Марина после войны, — это прозрачный намёк на поражённую невиданной коррупцией Веймарскую республику, в течение всего одной ночи Германия превратилась в дом греха, где клятвопреступники смешались с рабами, охотниками и лесными бродягами. Охотники — это социалисты, с которыми Биденгорн, командующий рейхсвером (Гренер, Сект, Шлейхер…), заключил зловещий пакт от имени кланов (высших классов) ради подавления Советских республик. Эти советы, в свою очередь, были инфильтрированы лесными бродягами, то есть коммунистическими агентами, явившимися из лесов — кровавых лесов большевистской России — и заполонившими равнины Кампании (Центральной Европы).
Ополчением против этих дьявольских орд стали Беловар с сыном Сомбором и двумя сворами собак: явно подразумевались Гитлер, тучный Геринг, СС и СА, маршировавшие под знаменами, обагрёнными кровью мучеников 9 ноября 1923 года*,
«В воскресенье утром состоялась самая уникальная церемония Третьего рейха — освящение флагов. Перед фюрером ставили «знамя крови», то самоё знамя, которое несли повстанцы, убитые во время подавленного путча 1923 года перед Домом полководцев в Мюнхене… Одной рукой канцлер брал полотнище кровавого флага и полотнища флагов, которые подлежали освящению. Вероятно, фюрер считал, что является проводником каких-то флюидов и через него благословение павших мучеников передавалось на новые символы германской Отчизны. Чисто символическая церемония? Я так не думаю. В душе Гитлера, как и в душе каждого немца, неистребимо живёт идея о своего рода мистичёской трансфигурации, аналогичной той, что подразумевают под благословением воды католическим священником, если даже не евхаристии. Тот, кто не усматривает аналогии между освящением флага и освящением хлеба, тот ничего не понимает в нацизме. Я не знаю, какой была Германия в стародавние времена. Но сегодня это великое, странное государство, более чуждое нам, нежели даже Индия или Китай. Сам флаг подчёркивает это поразительное восточное впечатление…» (Робер Бразильяш. «Les sept couleurs». Paris: Plon, 1939. pp. 123-124)
намёк на ритуал освящения флагов, введённый Гитлером в 1926 году (178).
Сюжет строится вокруг начавшейся экспедиции Бракмарта и принца: это вторжение в Россию — операция «Барбаросса», которую возглавили руководители СС (Бракмарт и его одержимость археологией предков) и юнкеры вермахта, символизируемые немым принцем, молчание которого возвещает трагическое предчувствие неминуемого конца. Юнгер, считавший своим долгом служить в армии*,
* Он действительно вступил в армию во время Второй мировой войны и служил офицером — некоторое время в оккупированном Париже, а йотом короткое время на Восточном фронте.
был, однако, убеждён, что «пастухи» Германии будут пожраны Сталиным — Красной Тряпкой, — которого поддерживал сам сатана, Главный Смотритель. В конце романа большевики опустошают всю Европу, а посвящённые нацисты покидают мраморные скалы и «возвращаются домой», в дубовые рощи своих рыцарственных братьев в Британии. Пораженческое повествование о грядущей битве со Сталиным побудило некоторых нацистских цензоров, включая Геббельса, требовать запрещения книги и наказания автора, но Гитлер, лично вмешавшись в это дело, запретил кому бы то ни было трогать барда. Такая аллегория, написанная к тому же писателем, который искренне полагал себя одним из величайших литераторов двадцатого столетия, своим акцентом на (1) религиозной ненависти к красной империи на Востоке, (2) неизбежности духовной победы над врагом — змеи душат красных собак, и (3) руке, судорожно протянутой в сторону британских братьев по расе, стала поистине тем закодированным посланием, какое фюрер страстно хотел довести до людей, которых он искренне считал своими союзниками, — представителей британской партии мира. Нацисты, чувствуя, что почва, на которой им приходилось делать первые шаги на пути к воине, продолжает колебаться у них под ногами — а эти колебания были результатом непрекращавшейся британской симуляции, — изо всех сил старались укрепить это ускользавшее из рук партнёрство с Британской империей, в каковом они видели единственный залог возможности построить свой ацтекский муравейник на украинских равнинах.
Но даже метафоры Юнгера были бессильны повлиять на решения, принятые задолго до того, как Сталин дошёл до мраморных скал, принятые людьми, которые никогда не были и не будут друзьями немцев.
