не обременят.
Между тем у стола появился Харченко. Постучав гипсовым пресс-папье о столешницу, преддомкома призвал жильцов к тишине.
– Внимание, граждане! Делов у нас немного, давайте-ка побыстрее начнем и скоренько кончим, – строго проговорил Харченко. – Савельева! Угомони своего постреленка; сколько раз повторять, чтобы не носили мальцов на собрания!
– А мне его нынче оставить не с кем. Темка во «вторую» ушел, – крикнула в ответ молодка с грудным ребенком на руках.
Преддомкома оставил ее в покое и приступил к делу:
– На повестке дня, граждане, два вопроса: «Об утверждении сметы на материалы для строительства детской площадки» и «О дисциплине в наших сараях». Как вы помните, вопрос о необходимости строительства площадки для детей мы уже обсуждали в конце апреля. Так вот, у меня в руках смета, составленная техноруком артели «Умелец», гражданином Селезневым. Всех материалов для устройства песочницы, горок, качелей и турников потребуется на восемьдесят шесть рублей семнадцать копеек. Соберем и вкопаем все сооружения мы, граждане, сами, а заплатим, слышите вы меня, только за доски, трубы и краску. Денег у нас в домовой кассе – семнадцать рублей и семнадцать копеек, посему каждой комнате надлежит внести по девяносто пять копеек. Всем ясно? – Харченко внимательно оглядел собрание.
– Понятно, дальше, – замахали руками жильцы.
– А раз ясно, так и внесите деньги в домком до четверга! Следующий вопрос: «О дисциплине в сараях», – преддомкома вздохнул и поманил кого-то пальцем. – Плужников, иди-ка сюда!
К столу неторопливо вышел паренек лет восемнадцати.
– Ну чего еще? – хмуро спросил он.
– Все мы, граждане, знаем Юру Плужникова, – не глядя на паренька, продолжал Харченко, – он хороший слесарь, трезвого поведения, комсомолец. Мать его – женщина уважаемая, солдатка, вдова.
А вот только как купил Юрка себе мотоциклет и поставил в сарае, так и пошли на него жалобы! – преддомкома покачал головой и вытер мокрый лоб клетчатым платком. – М-да, жалобы… Чирков даже в милицию написал, – поднял палец вверх Харченко.
– А че стряслось-то? – пожал плечами Плужников.
– А то и стряслось, что жалуются соседи на бензиновую вонь и грохот, сам знаешь – многие в сараях животных держат.
– Правильно, у меня вот свиньи! – крикнул, подымаясь с места, суровый мужик. – Они от бензину болеют.
– Сядь, Чирков! – махнул на него рукой Харченко. – Потом выскажешься.
Люди зашумели. Пользуясь паузой, Андрей тронул за плечо дядю Антона:
– И много, простите, вы держите в сараях животных?
– А кто как. Куры да кролики, почитай, у всех имеются. Чирков вон поросей разводит. А в голодное-то время и коров держали, да. Куда ж без скотины-то?
Харченко подождал, когда соседи успокоятся, и обратился к Плужникову:
– Видишь, Юрка, сколько жалоб?
– Так ведь машина у меня! – развел руками Плужников. – Она ломается, ее чинить и обкатывать надо.
– Не машина, а рухлядь! – вновь крикнул Чирков. – Неча было брать развалину. От нее больше треску, чем езды.
Собрание засмеялось.
– Ладно вам, дядя Коля, напраслину возводить, – обиженно бросил Чиркову Плужников.
– Напраслина аль нет, а только люди жалуются, – назидательно сказал Харченко и обратился к жильцам. – Предлагаю, граждане, обязать Плужникова соблюдать в сарае тишину и порядок, а мотоциклет свой чинить и пробовать в дальнем углу двора. Все согласны?
Соседи одобрительно загудели.
– Кстати, – вспомнил преддомкома, – Лаврентьев, освободи-ка, брат, резервный сарай. У нас в «пятой» новый жилец поселился, товарищ Рябинин; передай ему ключи.
Харченко поискал глазами Андрея:
– Товарищ Рябинин! Обратитесь к Лаврентьеву, в квартиру номер девять, – преддомкома надел шляпу. – Все, граждане, собрание закончено, можете расходиться.
Андрей поднялся в квартиру и с удивлением обнаружил в комнате Виракову.
– Ну здравствуй, – улыбнулась Надежда. – Не чаял увидеть? Ты забыл дверь запереть, я и вошла, не стала на лестнице дожидаться.
– Привет, Надя, – подал ей руку Рябинин. – Ты не голодна?
– Нет… Ты не рад?
– Отчего же, я привык к твоим неожиданным появлениям, – засмеялся Андрей.
– Не понравилось, что я пришла на премьеру Наума? – Виракова потупила глаза.
Андрей развел руками:
– Я не вправе запрещать тебе или разрешать. Что скажешь о картине?
– Интересная. И твоя девушка тоже, – Надежда поднялась со стула, подошла к окну и стала спиной к свету. – Она тебе пара, Андрей Николаич! Образованная, с положением. Не то что мы, фабричные, – Виракова ехидно хихикнула.
– Послушай, помнится, мы не давали друг другу никаких обещаний, – вздохнул Андрей.
– Ну конечно, Андрюша, – усмехнулась Надежда и подошла ближе. – Загорелись мы с тобой, так и что же нас осуждать? – Она погладила Андрея по голове. – Мне было хорошо с тобой. Об одном прошу: не говори никому о… – Надежда замялась и покраснела.
– Не беспокойся, Надя, – заверил Рябинин.
Виракова нашла его глаза:
– Очень ее любишь, Андрюша?
Глядя в голубые глаза Надежды, он вспомнил ее горячие губы и упругое тело, но тут же стремительно отмахнулся от напасти и твердо ответил:
– Да, люблю. – Андрею было немного жаль ее.
Виракова кивнула и пошла к двери.
– Мне уж пора, – сказала она, останавливаясь на пороге. – Не забудь, завтра вечером – генеральная репетиция культпохода!
Андрей подошел попрощаться.
– Мы все же останемся друзьями, правда? – робко спросила Надежда и непринужденно улыбнулась.
– Ну конечно, Надя! – легко согласился Рябинин.
– Тогда до завтра, Андрей Николаич.
Глава XXX
Пригородный поезд отправлялся в восемь утра. Участники культпохода собрались на перроне к семи. Последним явился Меллер. Два дюжих носильщика тащили его реквизит – проектор, штативы и коробки с пленкой. Наум был зелен лицом – впервые за последние годы ему пришлось подняться в такую рань. Он даже не обратил внимания на Виракову, крутившуюся вокруг него. Прибежал Самыгин с билетами и распоряжениями. Секретарь ячейки назидательно пояснил, что «бойцы культпохода» поедут вместе, в одном вагоне, что выходить на станциях, горлопанить и пить водку строго воспрещается и, главное, надлежит внимательно приглядывать за «культинвентарем», а особенно за реквизитом товарища Меллера. При упоминании его имени Наум встрепенулся, важно кивнул, и его взгляд вновь остекленел.
Подали пригородный поезд из пяти веселых вагончиков. Спереди к паровозу была прицеплена открытая платформа, плотно уложенная вдоль бортов мешками с песком. Из-за мешочного бруствера торчало дуло «максима», у которого покуривали двое красноармейцев.
– Почему при составе вооруженная охрана? – удивленно спросил Самыгина Андрей.
