переезде во Флоренцию. Она согласилась. На следующее утро я связался с агентством недвижимости и начал подыскивать квартиру, а спустя два дня уже снял верхний этаж палаццо пятнадцатого века и внес задаток. Писать можно где угодно — так почему бы не во Флоренции.
В ту холодную февральскую неделю, гуляя по Флоренции, я начал обдумывать сюжет романа с убийством, который напишу, когда мы переедем сюда. Его действие должно происходить во Флоренции, и в нем будет фигурировать пропавшая картина Мазаччо.
Мы переехали в Италию. Мы с Кристиной и двое наших детей, Айзек и Алетея, пяти и шести лет, прибыли 1 августа 2000 года. Вначале мы поселились в снятой мною квартире с видом на площадь Санто- Спирито, а позже перебрались за город, в крошечное селение Джоголи в холмах к югу от Флоренции. Там, на склоне в окружении оливковых рощ, мы арендовали каменный крестьянский дом, к которому вела грунтовая проселочная дорога.
Я начал собирать материалы для романа. Поскольку в сюжете предполагалось убийство, мне нужно было по возможности познакомиться с буднями итальянской полиции и процессом расследования убийств. Кто-то из друзей итальянцев назвал мне имя легендарного тосканского криминального репортера Марио Специ, который больше двадцати лет вел колонку «черных сюжетов» полицейской хроники в ежедневной газете «Ла Нацьоне», которую читали в Тоскане и центральной Италии. «О полиции он знает больше, чем сама полиция», — сказали мне. Так и получилось, что я оказался в дальней комнатке без окон, в кафе «Рикки» на площади Санто-Спирито, а напротив меня сидел сам Марио Специ.
Специ был журналистом старой школы: сухой, остроумный и циничный, с особенным чутьем на все абсурдное. Абсолютно никакое человеческое деяние, сколь бы извращенным оно ни было, не могло его удивить. Копна густых седых волос нависала над суховатым лицом с тонкими и жесткими чертами, темные брови прятались за золотой оправой очков. Он расхаживал по городу в тренче и мягкой шляпе «богарт», словно персонаж из романов Рэймонда Чандлера, и был страстным поклонником американского блюза, «черного кинематографа» и Филиппа Марло.
Официантка принесла поднос с двумя эспрессо и стаканами минеральной воды. Специ выдохнул струйку дыма, вынул сигарету, одним коротким глотком выпил кофе, заказал следующую порцию и снова сунул сигарету в рот.
Мы начали разговор. Специ, снисходя к моему кошмарному итальянскому, говорил медленно. Я пересказал ему сюжет задуманной книги. Среди главных героев был офицер карабинеров, и я попросил его объяснить, чем занимаются карабинеры. Специ описал структуру организации, чем карабинеры отличаются от полиции, и как они ведут расследования. Я делал заметки. Он обещал представить меня полковнику карабинеров, своему старому другу. Наконец разговор перешел на Италию, и он спросил, где я живу.
В деревушке Джоголи.
Специ вздернул бровь.
— Джоголи? Знакомое место. Где именно?
Я назвал адрес.
— Джоголи — красивый городок со своей историей. В нем три известные достопримечательности. Вы, вероятно, уже знаете?
Я не знал.
С чуть насмешливой улыбкой он начал рассказ. Первой достопримечательностью была вилла Сфаччата, принадлежавшая дальнему предку рассказчика, флорентийскому мореплавателю, картографу и первопроходцу Америго Веспуччи. Он первым осознал, что его друг Христофор Колумб открыл совершенно новый континент, а не какое-то неизвестное побережье Индии, и одарил этот континент своим именем (по латыни «Америкус»), Вторая достопримечательность, продолжал Специ, — другая вилла, под названием И Коллацци. Считается, что ее фасад проектировал Микеланджело, здесь принц Чарльз останавливался с Дианой и нарисовал многие из своих известных тосканских акварелей.
— А третья?
Специ улыбнулся шире.
— Самая интересная из всех. Она прямо у вас перед дверью.
— У нас перед дверью ничего нет, кроме оливковой рощи.
— Именно. А в этой роще произошло одно из самых чудовищных убийств за всю итальянскую историю. Двойное убийство, совершенное нашим местным Джеком Потрошителем.
Автор детективов во мне не столько ужаснулся, сколько заинтересовался.
— Я дал ему имя, — сказал Специ. — Я окрестил его «il Mostro di Firenze», Флорентийский Монстр. Я с самого начала освещал это дело. Другие репортеры в «Ла Нацьоне» прозвали меня газетным «монстрологом», — он коротко и резко хохотнул, выпуская сквозь зубы струйки дыма.
— Расскажите мне о Флорентийском Монстре.
— Вы ничего о нем не слышали?
— Ничего.
— Разве эта история не наделала шума в Америке?
— Она совершенно неизвестна.
— Мне это удивительно. Она такая… типично американская история. И в ней даже участвовало ваше ФБР — та группа, которую прославил Томас Харрис — отдел исследования человеческой личности. На одном заседании суда я видел самого Томаса Харриса, он делал заметки на желтых листочках для записей. Говорили, что прототипом Ганнибала Лектера был Флорентийский Монстр.
Тут я уже по-настоящему заинтересовался.
— Расскажите мне!
Специ проглотил второй эспрессо, закурил новую сигарету «Голуаз» и сквозь дым начал рассказ. По мере того как история развивалась, он извлек из кармана блокнот и золотой карандашик и принялся пояснять повествование схемами. Острие карандаша чертило кружки и стрелки, прямоугольники и пунктиры, указывая на запутанные связи между подозреваемыми, на убийства, аресты, суды и множество тупиковых ветвей расследования. История была долгая, он говорил негромко, а страницы его блокнота понемногу заполнялись.
Слушая его, я поначалу изумлялся и просто не верил своим ушам. Как автор детективов, я воображал себя знатоком темных историй. Я и в самом деле много знал. Но по мере того, как передо мной разворачивалась история Флорентийского Монстра, я осознавал, что это нечто незаурядное. История, не похожая на другие. Я, не преувеличивая, скажу, что дело о Флорентийском Монстре возможно — только возможно — наиболее выдающееся преступление и расследование, известное миру.
В промежутке от 1974 до 1985 года были убиты семь пар — общим счетом четырнадцать человек, — занимавшихся любовью в машинах в живописных холмах, окружающих Флоренцию. Расследование оказалось самым долгим и дорогостоящим в итальянской истории. В поле зрения следствия попало около ста тысяч человек, более дюжины подверглись аресту и зачастую были освобождены после того, как Монстр наносил новый удар. Клевета и ложные слухи погубили десятки судеб. Поколение флорентийцев, взрослевшее в годы убийств, говорило, что все это изменило и город, и их жизни. Самоубийства, эксгумации трупов, подозрения в отравлении, присланные по почти части мертвых тел, сеансы духовидения на кладбищах, судебные процессы, подложные улики и затянувшаяся жестокая вендетта. Следствие, как злокачественная опухоль, протягивало щупальца в настоящее и в прошлое, затрагивало другие города, давало метастазы новых расследований, вовлекало новых судей, полицейских и следователей, обнаруживало новых подозреваемых, порождало новые аресты и очередные погубленные судьбы.
Несмотря на то что ни за одним человеком во всей истории Италии не охотились так долго, Флорентийский Монстр так и не был найден. Когда я в 2000 году приехал в Италию, дело оставалось открытым и Монстр, по-видимому, пребывал на свободе.
Мы со Специ с первой встречи крепко подружились, и я скоро заразился его увлеченностью этим делом. Весной 2001 года вместе с ним мы решили выяснить истину и вычислить настоящего убийцу. Эта книга рассказывает о наших поисках и о нашей встрече с человеком, который, как мы предполагаем, был Флорентийским Монстром.
Попутно мы со Специ сами попали в историю. Меня обвинили в пособничестве убийце, изготовлении подложных улик, лжесвидетельстве и помехах правосудию и угрожали арестом, если я еще когда-нибудь ступлю на землю Италии. Специ пришлось хуже: в нем самом заподозрили Флорентийского Монстра.
