Нань-шане. В речках этого последнего водится рыба, хотя и не в обилии; между тем, в речках западного Нань-шаня, стремительно бегущих и иногда чрезвычайно грязных, рыбы нет вовсе.
Вообще, Нань-шань близ Са-чжеу и тот же Нань-шань к северу и северо-востоку от озера Куку-нора так различны по своему топографическому и отчасти минералогическому характеру, в особенности же по климату, флоре и фауне, как будто это горы двух совершенно различных систем, удаленных между собою на тысячи верст. С первого же шага в описываемый хребет со стороны Са-чжеу мы увидели, что сильно обманулись в своих ожиданиях. Взамен тенистых лесов, пахучих лужаек и светлых ручьев, густо обросших кустарниками; взамен неумолкаемого пения птиц, как то некогда было в горах Гань-су, мы встретили в Сачжеуском Нань-шане дикие каменные россыпи, голые глинистые горы и серые безжизненные долины. Не на чем было отдохнуть глазу, нечего послушать для уха… Только однообразный шум горных потоков нарушал гробовую тишину здешних местностей, а из живых звуков изредка слышалось клокотанье каменных куропаток, карканье ворона или пискливый крик клушиц; в альпийской же области раздавался громкий голос уларов и свист сурков(
НАШЕ ПРЕБЫВАНИЕ В НАНЬ-ШАНЕ
Забравшись в Нань-шань, мы расположили свой бивуак в прелестном ключевом оазисе, о котором было уже упомянуто в конце пятой главы. Место это, привольное во всех отношениях, окрещено было нами прозвищем 'Ключ благодатный', чего и действительно вполне заслуживало. Устроились мы здесь даже с известным комфортом. Обе палатки, наша и казачья, были поставлены на зеленой лужайке; постельные войлоки, насквозь пропитанные соленою пылью пустыни, были тщательно выколочены; вьючный багаж уложен в порядке, а кухня, как притон всякой нечистоты, отведена несколько поодаль. На противоположном берегу тут же протекавшей речки Куку-усу в глинистом обрыве казаки вырыли печку и в ней пекли довольно сносные булки из муки, купленной в Са-чжеу. Ели мы сытно, спали вдоволь и спокойно в прохладе ночи; далеких экскурсий по окрестным горам вначале не предпринимали; словом, отлично отдыхали и запасались новыми силами. Спустя несколько дней переводчик Абдул и двое казаков с семью верблюдами посланы были обратно в Са-чжеу забрать остальные запасы дзамбы, риса и пшеничной муки. Сразу мы не могли перетащить в горы всю эту кладь, имея ограниченное число верблюдов. Для нас же необходимо было запастись продовольствием, по крайней мере, на четыре месяца, т. е. на все время пребывания в Нань- шане и на весь путь через Северный Тибет.
Посланные возвратились через неделю и привезли все в исправности. Сачжеуские власти, уже знавшие о том, что мы прошли в Нань-шань, помирились с совершившимся фактом. Вместе с тем они объявили Абдулу, что по распоряжению главнокомандующего Цзо-цзун-тана нам не велено давать проводников в Тибет, но предлагается или совсем возвратиться, или направиться в страну далай-ламы через Са-чжеу и Синин, т. е. как раз тем путем, по которому выпровожен был незадолго перед нами граф Сечени с своими спутниками. Однако такая услуга для нас со стороны китайцев немного опоздала. Имея теперь под руками открытый путь в Цайдам, а в крайнем случае через верховье Дан-хэ-на Куку-нор, с запасом продовольствия на четыре месяца и даже более, мы могли располагать собою помимо желаний Цзо-цзун-тана. Для нас важно только было, чтобы китайцы заранее не запретили давать нам провожатых в самом Цайдаме. Поэтому Абдул опять уверил китайских начальников, что через месяц мы вернемся из гор в Са-чжеу. Для вящего же отвода глаз заказано было в одной из сачжеуских лавок приготовить к нашему возвращению на 5 лан дзамбы и деньги заплачены вперед.
Почти две недели провели мы на 'Ключе благодатном', и мирное течение нашей жизни ничем здесь не нарушалось. Вскоре мы совершенно свыклись с своим милым уголком и понемногу изучили его окрестности. Последние бедны были как флорою, так и фауною; экскурсии мало давали научной добычи. Только однажды казак Калмынин, хороший охотник, убил двух маралов, оказавшихся новым видом. Находка была прекрасная. Но так как маралы эти были убиты перед вечером и далеко от нашего стойбища, то их пришлось оставить на месте до следующего дня. Ночью волки испортили шкуру молодого экземпляра. Другой же, взрослый самец, уцелел и красуется ныне в музее нашей Академии наук(
Новый марал. Добытый марал характерно отличается от других своих собратий белым концом морды и всего подбородка до горла, почему может быть назван cervus albirostris, т. е. марал беломордый. Ростом он не из самых крупных: общая длина, меряя от конца носа до основания хвоста, около 7 футов; высота у загривка 4 фута 3 дюйма. Туловище в летней шерсти рыжевато-бурое; каждый отдельный волосок темнобурого цвета с рыжеватым кольцом близ своей вершины. По хребту, от загривка далее середины спины, шерсть растет в обратную сторону, так что здесь образуется как бы подобие седла[230]. Вокруг хвоста на крестце и ляжках большее округленное пятно светлоохристого цвета с малозаметною черноватою каймою; хвост длиною (без волос) 5 дюймов, покрыт также светлоохристыми волосами. Грудь и брюхо беловато-рыжеватые. Ноги, в верхней своей половине, снаружи одноцветные с туловищем, снутри — с брюхом; нижняя половина как передних, так и задних ног, цвета рыжеватого, более темного на передней стороне. Пучки волос на задних ногах небольшие, одноцветны с окраскою той же части ног. Голова сравнительно небольшая, рыжевато-бурого цвета, несколько темнее туловища. Нос, обе губы и весь подбородок до горла белые. По бокам переносья и вокруг глаз также рассыпаны белые волосы. Ниже (на 3
Подобные не вполне еще выросшие кровянистые рога всех азиатских маралов, называемые в нашей Сибири 'панты', имеют огромный сбыт в Китай. Там они идут на приготовление каких-то возбудительных лекарств, что, впрочем, тщательно скрывается китайцами от европейцев. Лучшими считаются не слишком старые, не начинающие еще твердеть, и не слишком молодые панты. Если они притом велики, имеют, например, по пяти или шести боковых отростков, то китайцы платят за пару таких пантов от 80 до 100, иногда даже до 150 рублей [232]. Такая приманка заставляет всех сибирских охотников, русских и инородцев, усердно преследовать маралов в пору назревания их молодых рогов, т. е. в мае и июне. Тысячи самцов убиваются в это время в громадных лесах Сибири и отчасти Туркестана. Тысячи пар пантов закупаются в различных местах нашей китайской границы и прямо отправляются внутрь Поднебесной империи [231] или свозятся, обыкновенно на почтовых в Кяхту и отсюда отсылаются в Пекин. В пределах Китая маралы также везде преследуются туземцами из-за тех же пантов.
Приготовляются эти панты следующим образом: у убитого марала тотчас же отрубают рога с частью черепа, наблюдая притом, чтобы кровь из рогов не вытекла; для этого их держат постоянно отрезанною частью кверху. Затем по возвращении с охоты обмазывают добытые рога известью и подвешивают в тени
