но настоящих солончаков избегает. Растет дырисун отдельными кустами и достигает от 5 до б, иногда даже от 7 до 9 футов вышины. Каждый такой куст у своего основания представляет кочкообразную массу от 1 до 3 футов в диаметре. Отсюда весною выходят новые побеги; старые же стебли, обыкновенно объеденные скотом, торчат подолгу. Пространство между отдельными кустами дырисуна — почти всегда голая глина. Собственно зелени такой куст показывает немного, так что площадь, поросшая дырисуном, имеет даже летом зелено-серый цвет.
Человеку, забравшемуся в высокий дырисун, ничего не видно, кроме неба да ближайших кустов самого растения; если заросль обширна, то легко заблудиться.
В дырисуне находят для себя приют фазаны, куропатки, перепела, жаворонки, а также зайцы, лисицы, волки и барсуки. Для домашнего скота описываемое растение составляет превосходный корм. Кроме того, из чрезвычайно крепких, почти как проволока, стебельков дырисуна китайцы делают летние шляпы и метелки; киргизы же плетут прочные циновки, которыми обставляют бока своих войлочных юрт или кибиток.
Животное царство Чжунгарской пустыни так же бедно, как и его флора. Правда, фауна этой местности мало исследована. В оба раза, которые нам привелось здесь проходить, мы шли быстро и притом не могли посвящать себя, как вообще в путешествии, исключительно зоологическим занятиям. Тем не менее при однообразии физических условий пустыни, даже при сравнительно быстрых караванных передвижениях, можно сделать достаточно наблюдений над флорой и фауною, по крайней мере для общей характеристики страны.
Всего в Чжунгарии нами найдено 27 видов млекопитающих, кроме домашних. Но если исключить из этого числа виды, свойственные горам западной и северной частей той же страны, равно как долину реки Урунгу, то собственно для пустыни останется только 13 видов.
Теперь о дикой лошади и диком верблюде.
Дикая лошадь, единственный экземпляр которой находится в музее С.-Петербургской Академии наук, недавно описана нашим зоологом И. С. Поляковым и названа моим именем. Она хотя и представляет некоторые, даже значительные, признаки (отсутствие длинных волос на верхней половине хвоста, отсутствие челки, короткая, прямостоячая грива), свойственные ослам, но по общности других, более важных зоологических отличий (по форме черепа и копыт, присутствию мозолей на задних ногах, чего не бывает у ослов, неимению спинного ремня, наконец по общему складу весьма приближается к домашней лошади и в зоологической системе должна быть поставлена рядом с этою последнею. Таким образом, новооткрытый вид представляет, по исследованию Полякова, промежуточную форму между ослом и лошадью домашней; быть может, и весьма даже вероятно, составляет уцелевшего еще родоначальника некоторых пород домашней лошади, много уклонившейся от первоначального типа под влиянием давнишнего приручения человеком.
По своей наружности лошадь Пржевальского роста небольшого. Голова сравнительно велика, с ушами, более короткими, нежели у ослов; грива короткая, прямостоячая, темно-бурого цвета, без челки; спинного ремня нет. Хвост на верхней половине мохнатый, но без длинных волос и только в нижней своей половине покрыт черными, длинными, как у лошадей, волосами. Цвет туловища чалый, на нижних частях тела почти белый; голова рыжеватая; конец морды белый. Шерсть (зимняя) довольно длинная, слегка волнистая. Ноги сравнило толстые; передние — снаружи, в верхней половине, беловатые, над коленями рыжеватые, далее вниз черноватые и возле копыт черные; задние — беловатые, возле копыт также черные; копыта круглые и довольно широкие.
Новооткрытая лошадь, называемая киргизами «кэртаг», а монголами также «тахи», обитает лишь в самых диких частях Чжунгарской пустыни. Здесь куртаги держатся небольшими (5-15 экземпляров) стадами, пасущимися под присмотром опытного старого жеребца. Вероятно, такие стада состоят исключительно из самок, принадлежащих предводительствующему самцу. При безопасности звери эти, как говорят, игривы. Кэртаги вообще чрезвычайно осторожны, притом одарены превосходным обонянием, слухом и зрением. Встречаются довольно редко; да притом, как сказано выше, держатся в самых диких частях пустыни, откуда посещают водопои.
Впрочем, описываемые животные, как и другие звери пустыни, вероятно, надолго могут оставаться без воды, довольствуясь сочными солончаковыми растениями.
Охота за дикими лошадьми чрезвычайно затруднительна; притом на такую охоту можно пускаться лишь зимою, когда в безводной пустыне выпадает снег. Тогда, по крайней мере, нельзя погибнуть от жажды. Зато в это время охотников будут донимать день в день сильнейшие морозы. Чтобы укрыться от них хотя ночью, необходимо взять с собой войлочную юрту; затем следует запастись продовольствием и вообще снарядить небольшой караван, так как на подобной охоте придется выездить многие сотни верст и потратить месяц времени. Мне лично удалось встретить только два стада диких лошадей. К одному из этих стад можно было подкрасться на меткий выстрел, но звери почуяли по ветру, по крайней мере за версту, моего товарища и пустились на уход. Жеребец бежал впереди, оттопырив хвост и выгнув шею, вообще с посадкою совершенно лошадиною; за ним следовали семь, вероятно, самок. По временам звери останавливались, толпились, смотрели в мою сторону и иногда лягались друг с другом; затем опять бежали рысью и наконец скрылись в пустыне. Замечательно, что в упомянутом стаде два экземпляра были какие-то пегие — хорошенько нельзя было рассмотреть.
За исключением Чжунгарии кэртаг нигде более не водится. Таким образом, прежний обширный, как показывают палеонтологические изыскания, район распространения дикой лошади в Европе и Азии ныне ограничен лишь небольшим уголком Центральноазиатской пустыни. В других ее частях диких лошадей нет. Об этом я могу теперь утверждать положительно. Рассказы монголов, слышанные мною в Ала-шане еще во время первого (1870–1873 года) путешествия в Центральной Азии, о стадах диких лошадей на Лоб-норе оказались выдумкою.
Противоположно дикой лошади, о существовании которой в Центральной Азии до сих пор ничего не знали, дикий верблюд, обитающий в той же Центральноазиатской пустыне, известен был по слухам уже шесть веков тому назад, со времен Марко Поло, который первым из европейцев упоминает об этом животном. Еще ранее неоднократно говорится о нем в китайских летописях.
На мою долю выпало счастье отыскать дикого верблюда на его родине, в пустынях Лоб-нора, и наблюдать здесь это замечательное животное. Его нрав и образ жизней описаны были мною тогда же, в отчете о путешествии на Лоб-нор. Вместе с тем я высказался, что найденные мною верблюды суть дикие животные. Мнение это подтверждено И.С.Поляковым, сделавшим специальное зоологическое описание дикого верблюда по экземплярам и черепам, привезенным мною с Лоб-нора, а также добытым в 1878 году охотниками-киргизами в песках Южной Чжунгарии.
По исследованию Полякова, зоологические отличия дикого верблюда от домашнего (также двугорбого) невелики и заключаются главным образом в малых горбах диких экземпляров; затем в отсутствии у этих последних мозолей на коленях передних ног.
Черепа диких верблюдов при сравнении их с черепами прирученных двугорбых представляют различия лишь в мелочах. Но, с другой стороны, весьма также схожи черепа двугорбого и. одногорбого верблюдов и их ископаемого собрата, недавно найденного на Волге.
Подобное явление можно объяснить лишь одинаковостью пищи, климата, местности — словом, всех тех физико-географических условий, среди которых жили и живут как домашние верблюды, так и дикие. Понятно, что при отсутствии изменяющих причин не могло произойти каких-либо значительных изменений в типе животного, — изменений, которые, по законам «соотношения развития», отразились бы и на устройстве черепа.
Только спины верблюдов домашнего и дикого, как справедливо указывает Поляков, находятся уже много веков не в одинаковых условиях. Домашний верблюд целые тысячелетия таскает на себе кладь; дикий же его собрат не знает этого. Вот почему малые горбы диких верблюдов, находившиеся, быть может, в связи с меньшим развитием или даже несколько измененным положением тех отростков на спинных позвонках, которые образуют горб, составляют весьма важный зоологический признак.
К сожалению, скелета дикого верблюда еще нет в музеях.
Не буду повторять здесь уже сказанного мною в вышеупомянутом отчете о путешествии на Лоб-нор относительно образа жизни и привычек дикого верблюда. Во время нынешнего путешествия в Тибет мы не охотились (по недостатку времени) за этим животные, хотя и проходили районы, им обитаемые.
Теперь можно с точностью указать местности Центральной Азии, где еще доныне живет дикий
