— Спасибо, я в курсе, что это очень плохо. Но что мне делать?
— Ну… ты можешь им просто запретить.
Бет закатила глаза.
— Это я тоже знаю, представь себе. Но тогда они просто потупят глазки, скажут: «Да, сеу Элисабет», а потом решат всё дело за моей спиной.
— Тогда их ждет арест, суд и бичевание. Сейчас военное время, дуэли без санкции запрещены.
— Во-первых, запрещены только смертные бои, а они собираются драться до первой крови. Но одна из этих дур может порезать другую насмерть нечаянно, а как раз это мне нужно как алмазная пыль в глазу. Одна из них — племянница лорда Кимера. Вторая — дочь леди Сога. Они с первого дня как самцы бойцовых рыбок.
— Из-за чего дуэль?
— Ты себе не представляешь, — Бет фыркнула и снизила голос… — Из-за Дика.
— Что?!!
— То есть, не из-за него самого, конечно — просто Дэйла обозвала матушку Эли дурой. И знаешь… я с ней согласна. Я случайно подслушала их разговор — Господи Иисусе, как хорошо, что меня понесло на колоннаду, а то ведь эти балды прямо там, на месте и исполосовали бы друг дружку, не дожидаясь меня… В общем, эта Эли пела со слов своей матушки, что Дик… ты сидишь? Лучше сядь, я чуть не упала — что он имперский синоби!
Началось все с того, что дядя расширил свиту Элисабет.
— Может, лучше просто купить попугая? — Бет с невинным видом посмотрела на дядю исподлобья. — Или даже двух. Я их говорить научу…
— Эльза, прошу тебя, отнесись к делу серьезно, — сказала бабушка Альберта.
— А я и стараюсь, — огрызнулась Бет. — Я нашла себе дело. Важное и нужное, — бабушка… нет, не фыркнула — это было ниже ее достоинства — только обозначила выдох, чуть более интенсивный, чем обычно. Бет в поисках поддержки повернулась к Рихарду. — Ты сам сказал, что Салим — это важно!
— Благотворительность — это, конечно, важно, — по еле заметному жесту дядиного пальца паж- ординарец долил вина в его бокал. — Но политика важней.
— Да при чем тут политика? — Бет с досады звякнула вилкой о тарелку громче, нежели предписывал этикет — во всяком случае, косой взгляд бабушки она истолковала именно так. — Я и без того не знаю, куда их девать и чем занять. Я не могу целыми днями сидеть и крутить из бумаги кусудамы, как… — «эта глупая курица, моя будущая свекровь…» — государыня Иннана. Или сочинять стишки на языке, которого я все равно не знаю!
— Фарси — прекрасный язык, — как бы в пространство сказала бабушка. Бет в ответ выдала длинную тираду на гэлике — весьма цветистое речитативное проклятие из «Руки Нуаду».
— Эльза, — произнес Рихард в регистре «холодная сталь». Потом смягчился. — То, что ты не знаешь, как обращаться со своей свитой и зачем вообще она нужна — не твоя вина; я просто был очень занят и не объяснил тебе, зачем это нужно.
— Она должна была понять сама, — сказала бабушка Альберта. — Прошло довольно много времени, в конце концов…
— Нет, — возразил Рихард. — Она получила не то воспитание.
— Нормальное воспитание я получила, — пробормотала Бет.
— Нормальное, но не то. Эльза, твоя свита — это молодые люди из разных кланов, которые должны будут прийти нам на смену. Здесь, во дворце, они собраны для того, чтобы познакомиться с атмосферой столицы, узнать поближе друг друга; возможно — даже подружиться или заключить брачные союзы, которые я готов, кстати, всячески поддержать. Мы еще очень неоднородное общество, Эльза. Нам нужен цементирующий фактор, который покончил бы с клановой системой и клановой враждой в течение двух-трех поколений. Наша задача — выступить на Инаре перед шедайин как единый организм. При любом варианте развития отношений. Карл, пойди узнай, ждет ли меня господин Руис.
— Слушаюсь, — паж чеканно поклонился и вышел. Рихард, откинувшись на спинку кресла, поиграл вилкой.
— Есть еще один некрасивый, но важный аспект — заложничество. Главы кланов, родители этих ребят, знают, что их дети здесь не только воспитанники и ученики дворцовой школы — но и заложники. Зная это, их родители, главы кланов и видные чины армии и флота, дважды подумают, прежде чем поднимать мятеж.
— А если кто-то все-таки поднимет мятеж? — у Бет встал в горле кислый комок.
— Мне придется принять тяжелое решение, — очень печально сказал Шнайдер.
«За тобой не заржавеет» — подумала Бет, а вслух сказала:
— Они, конечно же, все знают это, да?
— Да. Я сам был таким заложником. И Лорел. Именно тогда нас и заметил Бон…
— Понятно. Значит, и эта новенькая, Элинор…
— Я беспокоюсь о клане Сога. С ним не все ладно.
— С ним все неладно, — бабушка снова… интенсивно выдохнула. — Но, к сожалению, у меня никак не дойдут руки. И то, что я не получаю от Эльзы помощи…
— Да чем я могу помочь?! — Бет еле удержалась, чтобы не бросить вилку и нож на скатерть.
— Стать наконец тем, кем ты должна стать, — отчеканила бабушка. — Их лидером.
«Ну спасибочки. Не прошло и полгода, как бабушка пояснила, чего от меня хочет», — Бет готова была рычать и плеваться. И тут до нее дошло…
— Стоп-стоп… Элинор — как вы сказали? Огата?
— Сестра Ринальдо Огаты, — подтвердил Рихард.
— Но не твоя, — добавила бабушка. — Она законная и посмертная дочь своих родителей. Носительница пилотского комплекса, как и ты, но…
— Но неудачного варианта, да?
— Именно.
Бет поморщилась. У изящной барышни из метрополии от такого разговора наверняка испортился бы аппетит, но Бет не была изящной барышней из метрополии, а готовили на дворцовой кухне отменно. И как бы ни повернулся разговор, десерт стоил того, чтоб вытерпеть это занудство.
— Хорошо, — сказала она. — Пригреем крошку Элинор…
— Я хотела бы, чтоб ты отнеслась к этому делу серьезней, Эльза.
— Да куда серьезнее — я не знаю, как ей в глаза смотреть.
— Как раз к этому можно подойти не столь серьезно, — сказал Шнайдер. — Ты впадаешь в крайности, Эльза. То ты совсем не интересовалась своей свитой, то — я по глазам вижу — начинаешь вдруг чувствовать перед ней какую-то вину. Уверяю тебя, ничего страшного с юной Элинор не случится.
— И не такая уж она крошка, если хоть сколько-нибудь удалась в мать, — прибавила бабушка.
Бет расправилась с десертом, поцеловала сеу Альберте руку и удрала в библиотеку — переваривать съеденное и услышанное. До шести часов она была предоставлена самой себе — а дальше начиналось то, что тут называли «открытым вечером», а Бет про себя звала «посиделками»: юноши и девушки из ее свиты собирались в одном из залов и… как бы это попроще сказать… общались. Музицировали. Баловались сочинением буриме. Иногда выбирались на закрытую площадку — или на открытую, если погода позволяла — и предавались спортивным играм на свежем воздухе. А оказывается, это она должна была придумать им какое-то занятие. Очаровательно, просто очаровательно. Особенно с учетом того, что все они заложники, и если кто-то из их родителей взбрыкнет — вполне возможно, покатится голова.
— Чего не сделаешь для всеобщего бла-бла-блага… — пробормотала она, входя в библиотеку.
Ответный смех заставил ее вздрогнуть.
— Кто здесь? — резко, возвысив голос хоть и не до крика — но во всю силу голосовых связок спросила она.
— Я прошу прощения, — из глубокого кресла, повернутого спинкой к двери, поднялся юноша. Плато Мардукас, внук великого адмирала. Короткая стрижка, две белые пряди над лбом. Добрые глаза, но какое-то странно непроницаемое, почти суровое лицо. Очень широкие плечи. Плато был борец и боксер, и хотя он
