Живое дыхание. И пацаны, которых они убивали — тоже люди. Ты хочешь, чтобы на твоих друзей, Сурков, продолжалась охота?
— Нет!
— Ну так перестань жевать сопли и помоги мне.
— Нет! — Ран ускорил ход, потом побежал. При попытке догнать его Исия налетел в темноте на незамеченный угол и крепко треснулся головой. Пока он пытался проморгаться и перевести дыхание, шаги паренька затихли вдали.
— Итак, что мы имеем? — пробормотал Дамон, придя наконец в себя. — Одну старую задницу и шестерых морлоков как группу поддержки. Негусто. Ладно, будем крутиться с тем, что у нас есть.
Пуля один был в своем карте — главари банды Нешер ездили без охраны, был у них такой шик. Закрыв карт и услышав позади себя шорох, Пуля развернулся, выхватывая ствол, но, увидев перед собой мальчишку, так удивился, что опустил оружие. Это был позорный ляп — и через мгновение Пуля снова поднял ствол, показывая, кто тут хозяин положения.
— Какого хрена? — грозно спросил он. — Как ты сюда попал?
— Дверь взломал, — спокойно сказал мальчик, и что-то в этом спокойствии напугало Пулю.
— Зачем?
— Вы убили Элала, — это был не вопрос. — Почему вы мне не сказали?
— А зачем тебе знать? — Пуля спрятал оружие. — Господи, ну, сглупил я. Этот придурок приперся ко мне, размахивая твоим Розарием, думая, что за это мы его примем…
— Вы же обещали ему.
— Черт, это было последнее испытание! Ну как бы ты поступил на его месте?
Дик промолчал, только глаза презрительно сузились.
— Правильно, и я бы послал меня подальше. А он согласился, понимаешь? Согласился пойти избить своего, чтобы вступить в шайку посильнее и покруче. Ну как можно такого принимать? А когда он понял, что ему не светит, он начал тебя продавать. Рассказывать, кто ты есть. Ну, я вывез его за город, и…
Глаза мальчишки сузились еще сильнее, и Пуля понял, что презрение адресовано не к покойному Элалу, а к нему самому.
— Ну что ты выщурился, как святой Брайан на А-Шаира? — разозлился Габо. — Он продать тебя хотел, понимаешь? Продать, за место в банде. И то — если бы он, дурак, сказал, что уже успел разболтать о тебе, остался бы жив. Я тебя спасал, понимаешь, ты? Я был в лагере. Это ад. Я там выжил. Меня подстрелили в последний день, в последние часы — и стояли, смотрели, как я истекаю кровью, и делали ставки, выживу я или сдохну. А я им назло решил выжить. И выжил. И когда я узнал, что кто-то еще натянул этим сукам нос и выжил… — он проглотил застрявший в горле комок. — Это все, чем я мог тебе помочь. Если бы узнал тебя раньше… а, к чему теперь болтать. Еще неделя — слухи доберутся до всех, и тогда на тебя откроют охоту. Это пещеры Диса, здесь жуть как не любят доносить, зато очень любят решать дела самостоятельно. Из чего я заключаю, что дела твои плохи. Нешер не даст тебе места в банде, зачем ей живая мишень… Все, что я могу — деньги, пушка… — он протянул Дику денежную карту и пулевичок.
Мальчишка не протянул за ними руки, продолжая стоять и смотреть. Да будь ты проклят! — подумал Габо, изводясь под его взглядом.
— Ладно, чего тебе еще? Добрый совет от человека, за которым тоже охотились? Не доверяй никому.
— И вам?
— И мне. Потому что я буду стоять за Нешер, что бы не случилось Она меня вынула из дерьма, и я делаю, что она скажет. А убийца цукино-сёгун — это крутовато даже для Итивакай. Хотя лично я тебе за это готов руку пожать.
Он вынул из внутреннего кармана плаща сигариллу и закурил.
— Послушай, а зачем ты вообще пришел? Я сначала подумал — проситься в банду.
— Не знаю, сэр… трудно объяснить. Я хотел… узнать, сколько в вас еще осталось от… имперца. Наверное.
— Совсем немного. Считай, что и ничего.
Дверь зашипела и стукнула, открылась и закрылась. Пуля раздавил сигариллу о стену и прицельно защелкнул в утилизатор. На душе было пакостно как никогда. Он поднялся из гаража в квартиру, заказал поесть через сантор, включил новости, потом какую-то чепуху с песнями и плясками… Чепуха не радовала, принесенная еда была как картон. Габо выключил интерфейс и спустил жрачку в унитаз.
Потом Габо долго сидел в кресле, то замирая, словно в каталепсии, то поигрывая своим пулевиком, маленькой шестнадцатизарядной «Тиганой». Он подносил ее к виску, приставлял к подбородку, касался губами полиметаллического композитного ствола… А затем вдруг резко сунул пулевик обратно в кобуру, повернулся к зеркалу и сказал:
— Дерьмо ты, братец.
Встал, выхватил из стенного шкафа ящичек, швырнул и вывернул его на постель и из груды всяких мелочей вытащил еще шесть обойм к «Тигане». Рассовал их по карманам, прицепил к поясу флорд, выскочил в лифтовую шахту, придав себе руками дополнительное ускорение.
Суна, видимо, добирался до мастерской общественным транспортом — пешком он не успел бы, а если бы кто-то подбросил его на снайке или карте, все бы закончилось гораздо раньше, и Габо успел уже после полицейского патруля. А так ему повезло прибыть на место первым. Или не повезло. Смотря с какой точки зрения рассуждать.
Потому что хозяин мастерской, Таур Даллан, лежал в луже собственной крови, раскинув коротенькие ножки ровно посередине каморки. Исходя из того, что в руке мастер-мутант держал самопальный, собранный из разноименных деталей плазменник, а бок о бок с убитым (мастерская-то была тесная) валялся какой-то амбал с дыркой в анатомии — не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что здесь произошло. Потому что амбал, кроме дыры на том месте, где у нормальных людей правое легкое, имел на себе глухую ветрозащитную маску, примету «батальонов страха», а перед мастерской метрах в четырех друг от друга, лежали еще пятеро таких же молодцов: четверо в аналогичных масках, а пятый — неизвестно в чем. Ибо голова его, видимо, отлетела и скатилась куда-то на нижние ярусы. Несмотря на поздний час, десятка полтора зевак уже выползли из своих ночных прибежищ — пивнушек, курилен и полудохлых магазинчиков, которые они сами же и сторожили, экономя на охране — и топтались возле трупов, остерегаясь наступать в лужи крови.
— Кто-нибудь видел, что здесь было? — спросил Габо.
— А то! — отозвалась какая-то девица. Пуля помахал перед ее носом купюрой и она с охотой рассказала все, что знала — весьма немного. Шлюха из самых дешевых, она обслуживала клиента здесь же, в простеночке, и из-за его широкой задницы не видела, кто именно прошагал к Даллану. Но крик «беги, дурень!» и выстрел из игольника она услышала отчетливо. Это и впрямь ни с чем нельзя спутать: игольник при выстреле воет, как кот с отдавленными яйцами. А потом завыл уже мужик. Клиент с перепугу кончил мимо кассы и хотел смыться. Но со спущенными штанами убегать неудобно — она поймала его за пояс, и минута ушла на выяснение — должен ли он платить, несмотря на форс-мажорные обстоятельства. На галерее яруса в это время топали и орали, потом орать престали, и топот стих. Клиент хотел ретироваться побыстрее и заплатил. Напоследок девица услышала уже его крик — один из зарубленных был еще жив и ухватил его за ногу. Она решила пока не выходить (Пуля поразился этакому самообладанию у шлюхи), дождаться, чтобы все стихло. Но когда она все же решилась, тот, последний, еще дышал. Наклонившись посмотреть — нельзя ли чем помочь (Дельгадо подразумевал и менее альтруистичный мотив, но придираться к словам не стал), она успела услышать последний бред умирающего: «Не касался ногами земли…»
Пуля заметил на этом же ярусе, позади всех зевак, еще одну интересную фигуру — бродягу неопределенного возраста, с грязно-серыми волосами. Подойдя к нему, Дельгадо наклонился и спросил:
— А ты что-нибудь видел? Даю пять сотен, если скажешь.
Бродяга повел остекленелыми глазами, приоткрыл рот — капелька слюны выкатилась на небритый подбородок. Пуля понял, что тут толку не будет: бродяга весь трясся, от него несло немытым телом и мочой,
